Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II
Шрифт:
Но важнее всего, что снаряды эти не случайные, а являлись результатом уверенного управления огнем и хорошей наводки. При каждом выстреле носовой башни мы все были убеждены, что снаряд попадет удачно, и только следили, не разобьет ли он совсем щит».
И вот такую вот стрельбу Адмирал называет «бесполезным выбрасыванием боевых запасов»?! Ему что шесть из шести надо было? Можно понять лейтенанта Владимирского, когда за пять из шести вместо ящика шампанского втык получаешь.
Правильно Рожественскому снарядов на «Иртыше» на эскадру не прислали! А то он и данными ему вместо снарядов муляжами бедного Того в первые десять
Приказ № 29 от 10 января 1905 года
Рассказ лейтенанта Вырубова о стрельбе эскадры стоит дополнить небольшим отрывком из статьи «Некоторые тактические уроки Цусимы. (К тридцатилетию Цусимского боя)»{191} капитана 1-го ранга русского флота, флагмана 2-го ранга, а затем вице-адмирала флота советского, доктора военно-морских наук, профессора Леонида Георгиевича Гончарова — в 1905 году старшего штурмана крейсера 2-го ранга «Рион» в составе 2-й эскадры флота Тихого океана, а потому не понаслышке знающего, что происходило в описывамое время в солнечном Носси-Бейске.
«Из изучения Цусимского боя можно сделать вывод о значении методов артиллерийской стрельбы и, в частности, о том, что они должны отвечать избранной дистанции боя. Как было сказано выше, перед русско-японской войной русские корабли не практиковались в стрельбах на больших дистанциях.
Адмирал Рожественский предвидел, однако, возможность боя именно на больших дистанциях. Вот что он писал в одном из своих приказов{192}:
“Наши семь броненосцев с «Нахимовым», семь крейсеров с «Алмазом», семь миноносцев и вооруженные транспорты — сила очень большая. Неприятель не отважится противопоставить ей флот свой иначе, как с дальних дистанций и с расчетом на преимущество в ходе; у него есть доки; он может чинить подводные части.
Значит с этим надо считаться: пусть ходит скорее, лишь бы мы сумели достичь его огнем на расстояниях, с которых он будет на нас нападать. Этому надо учиться не покладая рук. Мы не можем тратить много запасов для учебной стрельбы, тем с большим вниманием должны относиться к урокам наводки и прицеливания. Вся прислуга должна освоиться с оптическими прицелами…”»
Судя по результатам второй и третьей стрельб, отраженных в письме лейтенанта Вырубова, уроки наводки и прицеливания вскоре начали приносить плоды.
Охарактеризовав стрельбу, Вырубов добавляет: «Маневрировала эскадра тоже очень недурно, особенно первый броненосный отряд».
О прекрасном маневрировании 1-го отряда у нас есть свидетельство и иностранных специалистов. Его приводит в своих показаниях командир миноносца «Быстрый» лейтенант Рихтер:
«На Мадагаскар пришли 17 декабря, по маршруту же предполагалось прийти 20-го. На другой день ушел в Маюнгу (20 миль южнее Носси-Бе) для некоторых исправлений (лопнула крышка цилиндра двигателя динамо-машины).
В Маюнге дал возможность команде побывать на берегу; их примерное поведение, их внимательность к властям и офицерам чужой нации вызвали общий восторг местечка, и миноносец стал общим баловнем. Переход в Маюнгу 18-ти узловым ходом после перехода океаном считаю блестящим экзаменом как личному составу машинной команды, так и механизмам и котлам нашей русской постройки (миноносцы построены на Невском заводе в Петербурге).
В Маюнге находился начальник отряда французских крейсеров, который
дал в распоряжение нашей эскадры свои 4 миноносца; их служба состояла в том, чтобы перевозить телеграммы (в Маюнге телеграфный кабель). С этими миноносцами мы были в большой дружбе [191] .191
С французскими моряками, в отличие от французских чиновников, у нас зачастую складывались вполне товарищеские отношения. Дальше мы увидим это и на примере отношений адмиралов Рожественского и де Жонкьера в Аннаме. Все-таки морские офицеры. Элита нации. Да и вообще, отношения между странами и отдельными людьми — вещи разные.
В один из приходов французский командир восторженно рассказывал о входе адмирала Рожественского со своей эскадрой.
По его словам, это была величественная картина… стройность маневрирования, одновременность выполнения сигналов — вот чего добился Адмирал за время перехода».
Так что лейтенант Вырубов никак не преувеличивает достижения родной эскадры.
И вот такие крайне важные факты, свидетельствующие об адмирале Рожественском как о выдающемся Командующем эскадрой, прекрасном артиллеристе и флотоводце, никто из ссылающихся на Вырубова не приводит. Предпочитают тиражировать мнение обиженного выговором лейтенанта, что его Адмиралу как флотоводцу «грош цена». Это уже из следующего письма Вырубова — от 5 февраля, первого письма после прихода на Мадагаскар отряда Добротворского. Но письмо это интересно, естественно, не мнением этим, а следующими строками:
«Относительно его [Рожественского] предварительной деятельности могу сообщить, что мне доподлинно известно: только благодаря ему мы не приобрели эскадру ни более ни менее как из шести первоклассных броненосных крейсеров, в том числе “Ниссин” и “Кассуга”»{193}.
Как видим, число новейших броненосных крейсеров, которыми не захотел укрепить свою и без того мощную эскадру адмирал Рожественский, возросло с двух до шести. Не купленные зловредным адмиралом крейсера плодятся, как кролики. Но, что характерно, разговор об этом возник после прихода отряда Добротворского.
Не зря ждали!
Все любили и уважали…
И слухи эти пошли отнюдь не от рядовых моряков или молодых офицеров отряда. Есть много свидетельств, что и среди прибывших команд и офицеров Адмирал был в большом авторитете. У многих этот авторитет сохранился даже после Цусимы. Например, вахтенный офицер «Олега» мичман Борис Карлович Шуберт в своих воспоминаниях, посвященных им «с глубоким уважением» «Зиновию Петровичу Рождественскому, своему бывшему командиру и учителю», так описывает свои «мадагаскарские впечатления».
«1 февраля в 8 часов утра на горизонте показались туманные очертания гористого берега Мадагаскара — до островов было миль сорок. Около 10 часов со стороны острова появилась масса дымов, по приближении к которым мы обнаружили нашу эскадру, шедшую в строе фронта нам навстречу: адмирал делал эволюции. Еще несколько времени, и мы разобрали сигнал, поднятый на “Суворове”: “Олег”, вступить за “Алмазом”, остальным судам отряда также были указаны места в общем строе. Вслед за тем эволюции продолжались до часу дня.