Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II

Крейсер и его князь

Свое донесение о бое кавторанг Блохин заключил словами: «Наконец, считаю не лишним отметить следующее случайное обстоятельство, которое осталось мной непроверенным: крейсер “Дмитрий Донской” окончил свою долгую службу и затонул 16 мая, в день, как говорят, смерти своего патрона — Великого Князя Дмитрия Донского».

Источники сообщают, что Великий Князь Дмитрий Донской умер 19 мая, а на 15 мая приходится память дня убиения Святого Царевича Дмитрия.

Таким образом, последний сражавшийся корабль Цусимы был смертельно ранен в день убиения Св. Царевича Дмитрия, а погиб за три дня до даты смерти пра-пра-…прадеда Царевича — Св. Великого Князя Дмитрия Донского. В 1905 году князь Дмитрий Донской еще не был причтен к лику святых. Произошло это уже в наши дни, и дата памяти его установлена 19 мая.

Так что капитан 2-го ранга Блохин, ощущая необычность, связанную с гибелью последнего крейсера Цусимы, не зря отметил это «случайное» обстоятельство [334] . 

334

В Троицесергиевой Лавре хранится храмовая икона крейсера — образ святого великомученика и воина Димитрия Солунского, написанный в рост. На иконе надпись: «Крейсер Дмитрий Донской 1901». По преданию, она всплыла на поверхность моря и была выловлена китайскими рыбаками. (Церковный вестник, № 10 [311]. Май 2005. История). Архимандрит Макарий (Веретенников) в статье «Святыни Троицесергие-вой Лавры. Памятники ратной славы» рассказывает, что после гибели крейсера икону прибило к берегу. Позднее, когда в 1948 году владыка Нестор (Анисимов) приехал из Китая в Москву, он вручил военную реликвию Святейшему Патриарху Алексию I, a тот передал ее в Троицесергиеву Лавру. Этот патриарший дар очень знаменателен для Троицесергиевой Лавры. Святой великомученик Дмитрий Солунский — небесный по-кровитель московского князя Дмитрия Донского (+1389; память 19 мая), и его ико-на попала в обитель, где князь в ХГУвеке брал благословение на битву с Мамаем, в обитель, где с тех пор установлена и поныне совершается Дмитровская родительская суббота, в обитель, где благоверный князь был канонизирован в год празднования 1000-летия Крещения Руси (Труды лаврских насельников. Пятые Макаровские чтения).

Присутствие мглы делало горизонт неясным

Ни в коем случае не собираясь вновь пересказывать ход сражения в Корейском проливе 14–15 мая 1905 года, покажем только несколько моментальных его снимков, снятых, так сказать, с мостика «Дмитрия Донского». При этом воспользуемся как донесением о бое^{277} старшего офицера крейсера капитана 2-го ранга Блохина, так и его показанием в Следственной Комиссии^{278}.

В начале своего донесения капитан Блохин отмечает, что 14 мая день был солнечный. Но присутствие мглы делало горизонт неясным.

«На телеграфной станции (радиостанции. — Б.Г.) нашего крейсера безостановочно получались знаки телеграфирования на непонятном языке. На судах нашей эскадры, по распоряжению Командующего, телеграф совершенно молчал».

В 11 часов дня «Донской» принял участие в короткой перестрелке с японскими крейсерами, что благотворно повлияло на дух команды. Настроение команды хорошее и до того после нее стало просто праздничным. Надо еще раз сказать, что эту праздничность настроения команд подчеркивают в своих донесениях о бое офицеры «Орла» и «Сисоя», «Адмирала Нахимова» и «Владимира Мономаха», «Авроры» и «Олега», «Светланы» и «Адмирала Ушакова». Эскадра вступала в бой на высочайшем подъеме боевого духа.

К.П. Блохин подчеркивает, что с появлением главных сил неприятеля 1-й броненосный отряд под флагом Командующего эскадрой увеличил ход, занял место во главе 2-го и 3-го отрядов и построил линию кильватера. После этого около 2 часов завязался бой между главными силами. 

Нравственная связь

В начале боя старый крейсер, по приказу адмирала Энквиста, остался охранять на пару с «Владимиром Мономахом» транспорты и был вдалеке от эпицентра боя. Большую часть сражения 14 мая старшему офицеру пришлось провести на заднем мостике крейсера:

«Рулевая машинка, служившая исправно за время перехода на Восток крейсера, в самом начале боя 14 мая почему-то отказала, пришлось править на ручном штурвале с заднего мостика, и командир поручил это дело мне, оставаясь сам на переднем мостике и управляя оттуда машиною.

Не знаю в точности, когда была исправлена рулевая машинка, но к управлению на паровом штурвале с переднего мостика перешли только в седьмом часу вечера, и до этого времени я безотлучно находился на заднем мостике. Могу с гордостью сказать, что Иван Николаевич, талантливо и смело управлявшийся, мне доверял…

^{Капитан 1-го ранга Иван Николаевич Лебедев}

Каждый раз, когда при маневрировании благополучно переживался какой-нибудь критический момент, а таких моментов было много, Иван Николаевич всегда бодрый и веселый, оборачиваясь ко мне, приветствовал меня жестом, я отвечал ему тем же, показывая, что и для меня не чужда морская оценка пережитого момента. Эти взаимные приветствия свидетельствовали о существовании непрерывной нравственной связи между мной и моим командиром, и мне приятно было это сознавать».

«Сражение продолжалось, и стали уже появляться его результаты. В начале 4-го часа мимо “Донского” прошел изящный крейсер “Светлана” с большим дифферентом на нос. Немного позже опрокинулся и затонул броненосец “Ослябя”.

Вышел из строя “Князь Суворов”, линия броненосцев стала уклоняться вправо…»

О передаче командования эскадрой

«В начале 6-го часа наши броненосцы шли в кильватерной колонне курсом близким к норду и вели бой правым бортом… Передовым в отряде броненосцев шел теперь “Бородино”, и японцы буквально засыпали его градом снарядов.

Около 6 часов вдоль линии наших судов пробежал миноносец “Буйный”, неся сигнал: “Командующий передает начальствование флотом адмиралу Небогатову”.

В Командующего верили, и потому сигнал этот, отрепетованный судами эскадры, произвел на всех тяжелое впечатление.

На броненосце “Император Николай I” (флаг контр-адмирала Небогатова) подняли ответ и скоро затем сигнал: “Броненосцам курс норд-ост 23°”».

В своем показании Следственной Комиссии капитан 2-го ранга Блохин к сказанному о передаче командования Небогатову прибавил следующие весьма важные сведения:

«Считаю нужным подробно остановиться на этом эпизоде. Сигнал этот о передаче командования был отрепетован большинством кораблей эскадры. Когда старший сигнальщик Зотов спросил меня:

— Можно ли спускать сигнал? Я ответил вопросом:

— Видят ли сигнал на “Николае I”?

Зотов доложил, что на “Николае I” поднят ответ. Мне это показалось странным, и я приказал сигнал держать [335] . На “Донском” сигнал этот был спущен по моему личному приказанию только тогда, когда сигнальщик Зотов доложил, что почти все корабли его спустили». 

Сигнал был разобран

«Через месяц после боя, уже в плену, в местечке Ниносима (карантинный пункт, чрез который в Японии пропустились все военнопленные) мне пришлось встретиться с флагманским сигнальным кондуктором с броненосца “Николай I”.

335

Поднятый на «Николае» ответ означал лишь то, что сигнал «Буйного» принят к сведению, тогда как должен был быть поднят сигнал: «Принимаю командование эскадрой». Именно это и показалось странным капитану 2-го ранга Блохину.