Цвет надежды
Шрифт:
— Для них не проще. Это уклад не одного дня. Несколько веков эльфы служат людям. Они не видят для себя иного предназначения. Лиши его дома — и он погибнет.
— Но Добби-то не погиб!
— Нет. Но он, по сути дела, сменил себе хозяина. И все. Он остался в том же статусе. И вообще, с чего ты взяла, что он стал от этого счастливее?!
— Он доволен.
— С виду.
— Он так говорит.
— Вот именно, что говорит.
— Ты не понимаешь. Он получил возможность выбирать. Он получает деньги за свой труд.
— Да, и с пресловутой свободой он обрел неопределенность в будущем. Эльфам не нужны деньги. Они живут в доме хозяев, имея все, что им необходимо.
— Они
— Для них выход в большой мир часто представляет опасность. Их мир ограничен, но они могут спокойно и уверенно встречать в нем новый день.
— А если им это не нравится? Если…
— Твои родители медики? — поразил внезапным переходом, а, главное, осведомленностью Драко Малфой.
— Да.
— Они сами выбрали эту профессию?
— Да, конечно.
— Они служат людям.
— Это другое… Они получают деньги, и…
— Гермиона, отвлекись от денег, — в запале он назвал ее по имени. Это было… странно. — Деньги — это вторично. Лиши их работы, при этом обеспечив деньгами, — они будут счастливы?
— Не знаю, наверное, нет.
— У Блез Забини была няня в детстве, — снова смена темы, и на этот раз девушке она не понравилась. — Блез давно выросла, но няня продолжает жить в поместье Забини, хотя других детей там нет и вряд ли будут, а до детей Блез няня наверняка не дотянет.
Гермиона отметила, что детей Блез он обособляет от себя. Странно.
— Но она живет там, получает жалование. Хотя сейчас уже не знаю наверняка. Почему?
— Ей некуда идти? — предположила Гермиона.
— Точно! — он щелкнул пальцами — Вся ее жизнь вертелась вокруг Блез. Она больше нигде не сможет чувствовать себя нужной и по-настоящему живой.
Воцарилось молчание. Гермиона смотрела на этого странного человека. Кто бы мог предположить, что его интересует еще что-то, кроме собственной персоны!
— Но с эльфами ужасно обращаются, — не желала сдаваться девушка.
— Не всегда, — парировал он.
— Скажешь, ты не обижал эльфов?
— Ну, шутил в детстве.
— Безобидно?
— Не то чтобы… По-разному.
— Ты считаешь это нормальным?
— Не знаю. Этот порядок завел не я.
— Но ведь старые порядки можно разорвать! — запальчиво произнесла Гермиона.
Он посмотрел на нее со смесью восторженности и насмешки.
— Ты единственная на моей памяти, кто с таким рвением берется за безнадежное дело.
— Почему сразу безнадежное?
— Потому что прежде чем рушить, нужно предложить что-то взамен.
— Ладно. Мне надоело спорить, — капитулировала Гермиона.
Он легко кивнул, соглашаясь.
— А у тебя была няня?
— У меня? Нет, — просто ответил он.
Время летело незаметно. Гермиона смотрела на юношу напротив и удивлялась все больше. С ним было… интересно. Интересно рассуждать, интересно спорить. Он не соглашался с ней безоговорочно, лишь бы только сменить тему или вообще отвязаться. Он спорил задорно и аргументировано. Не заявлял «потому что, и все!», а виртуозно доказывал свою точку зрения. А еще Гермиона поймала себя на мысли, что ей… нравится с ним находиться. Вот так, когда рядом нет ни слизеринцев, ни гриффиндорцев, нет мыслей о разных факультетах, об обязательствах и трудностях. Его легкая усмешка, то, как он говорит, какие делает жесты… Гермиона улыбнулась. Она была из интеллигентной семьи и прекрасно знала, как вести себя за столом, что можно, а чего нельзя делать, и все же сейчас ловила себя на мысли, что она, должно быть, нелепо смотрится по сравнению с ним. Есть что-то, чему нельзя научиться, что-то, что дается от рождения. В нем это было. В небрежности жеста, которым
он отпустил официантку, в мимолетном взгляде на наручные часы, в том, как он в задумчивости теребил фамильный перстень. Все в этом человеке выдавало аристократа. Девушка поймала себя на мысли, что старается сидеть прямо и следит за своими жестами. Это было ново и интересно, хотя и доставляло неудобства.Темы разговора менялись одна за другой. Сейчас, например, спор шел о рунах.
— Малфой, ты что?! Это означает «верность», — азартно доказывала Гермиона.
— Грейнджер, какая «верность»? «Верность» выглядит вот так. А это — «вера».
Листок пергамента гуляет по столу, покрываясь руническими символами. Перо азартно переходит из одних рук в другие. В этот момент они даже не осознают, что делают дополнительное задание по рунам. Просто увлеклись обсуждением отрывка и наткнулись на спорный момент. Малфой тут же подозвал официантку и попросил принести пергамент и письменные принадлежности. И началось… Мало понятные простым смертным завитушки обсуждались взахлеб. Гермиона с некоторой завистью смотрела на юношу. Она изучала руны не первый год, но Малфой знал больше. Так, для одних и тех же символов он подбирал гораздо большее количество значений, нежели могла сама Гермиона. Наконец она не выдержала:
— Откуда ты разбираешься в рунах? Не в Хогвартсе же ты их так выучил!
— Нет! — он легко взмахнул рукой. — Я дома их лет с шести изучаю.
— С ума сойти, — прокомментировал девушка.
— Точно, — с готовностью подхватил Малфой, — а вообще-то они мне нравились гораздо больше вышивания.
— Ты вышивал? — Гермиона попыталась зажать рот ладонью, но все равно прыснула.
— Даже не вздумай кому-нибудь об этом рассказать, — предупредил он.
— Что ты! Что ты! Нема, как рыба, — замахала руками девушка. — А чему тебя еще учили?
Он внимательно посмотрел на нее.
— Вопрос без подвоха. Мне просто любопытно, чему учат юных волшебников.
— Да тому же, чему и всех, — удивился он такому любопытству. — Этикету, рисованию, верховой езде, музыке, владению оружием и прочей ерунде.
Гермиона сглотнула. Да уж. Ее художественная школа, к тому же неоконченная, выглядела как-то жалковато. Она взглянула на юношу, отчетливо ощущая пропасть между ними. Он прав. Законы этого мира придумал не он. Но тот, кто их придумал, мыслил верно: люди должны общаться с себе подобными. Вот, например, сегодня ей с ним интересно, а ему, наверное, скучно. Гермионе стало грустно.
— Слушай, я давно хотел спросить… — начал Малфой, и его взгляд застыл на чем-то за спиной Гермионы. Девушка резко обернулась, но не увидела ничего необычного. Никого из знакомых тоже не было.
— Что случи… — Гермиона не договорила, увидев, как нервно сглотнул слизеринец и его взгляд метнулся к наручным часам.
Девушка с замиранием сердца последовала примеру, посмотрев на его часы. Сердце ухнуло в пятки. Она, не веря своим глазам, схватила его запястье и развернула к себе. Часы безжалостно показывали без четверти одиннадцать.
— А на твоих сколько? — прошептал он.
Гермиона спохватилась и посмотрела на подаренные Гарри часики. Хоть что-то общее у них было: часы показывали одинаковое время…
Гермиона в панике вскочила на ноги. Что теперь будет?! Они должны были вернуться в Хогвартс до восьми. А уже… уже… Господи! Теперь начнутся разбирательства опоздания, но самое страшное не наказание. Самое страшное, что все узнают, с кем она была в Хогсмите! Нужно что-то придумать. Нужно… Девушка направилась к выходу, но столкнулась с проблемой: Драко Малфой сжал ее запястье подобно тискам.