Цвет страха. Рассказы
Шрифт:
–– Для вас одно лекарство – дубина и «Черёмуха».
Есть при «крытке» какая-то специальная группа в зелёных пятнистых одеждах – тоже из тех, кто ходит сюда сам: они в масках – словно в чёрных колготках, натянутых на лица, с дырами для глаз и рта – то в той, то в другой «хате» бьют.
Весь «продол» тогда «ломится», за «продолом» – весь корпус:
–– Прекратите бить!
То же, поверь, и так же, поверь, будут кричать-«ломиться» и тогда, когда будут бить тебя, но тебе, поверишь, будет не до того: будут ведь бить тебя в кровь, лежащего, ногами, по всему телу, зло материться:
–– Лежать!
А потом поволокут куда-то по каким-то проходам,
Это будет в тот раз, когда ты случайно окажешься в «хате» с теми, кто вернётся с суда после приговора пьяный и раздерётся между собой.
На другой день, однако, придёт к тебе, по ходу твоего дела, один из тех, кто ходит сюда сам:
–– Мало тебе! Не пошёл в сознанку?!..
Ты ему скажешь так:
–– Убей меня!
Месяца через два вызовет, по твоей просьбе, тебя к себе в «больничку» врач:
–– Покажите побои…
Приспособишься ты не только ходить на «дольняк», выражаться по-тутошнему, но многому другому…
Вот однажды в твоей «хате» один вернулся со «слежки», лёг на «шконку»:
–– До свиданья, ребята! – И лезвием из «мойки» себя по горлу.
Ты и все и всё вокруг – в крови. Тебя за это – в карцер. На улице, по тому времени года, зима, мороз, в карцере на окошке решётка есть, а стекла – нет. Снимешь ты майку с себя, помочишься на неё, выжмешь, прижмёшь её, мокрую, к решётке, подержишь, чтоб она примёрзла, будешь потом дышать двое суток паром в каменном мешке, два шага на три, ходить в дыру, откуда лезут крысы; покормят тебя тут лишь раз; спать ты не сможешь сам, сидеть – тебе не дадут: рано утром «шконку» пристёгивают к стене… Двое суток и будут разбираться с той «мойкой».
А если в самом деле есть, за что бить, то бьют так: через каждые два часа врач только заглядывает: жив?..
Адвокат, защитник твой, придёт к тебе в «крытку» тоже сам: объяснит тебе, что ты тут находишься незаконно – и всё потому, что население наше, граждане все, даже и те, кто работает в разных, тут и там, органах, юридически неграмотны: есть такое понятие – «презумпция невиновности», то есть – «недоказанная виновность равнозначна доказанной невиновности», и ты, следовательно, если тебя в чём-то обвиняют, имеешь право, законное право говорить, что и как хочешь, или вообще ничего не говорить, попросту – молчать, и к любым твоим, по существу дела, словам и даже к твоему молчанию все, – то есть – все сотрудники, должны относиться так же уважительно и спокойно, как, например, к тому, пошёл ты на какие-нибудь выборы или не пошёл…
Но в «хате» твоей найдётся, может, такой, который тебя наставит; у адвокатов, мол, бытуют три заповеди: первое – получи с клиента деньги, второе – докажи ему, что прокурор дурак, и помни – сидеть не тебе…
Ты, голова кругом, будешь говорить и говорить себе и всем, мол, и в самом деле грешен и во многом виноват: жене изменял, с долгами тянул, на тёщу кричал, матери нагрубил за то, что она написала не такое завещание, – в этом сознаюсь, признался бы и подписался с трансляцией этого по телевиденью… Но вот в том – но в том, в чём меня теперь обвиняют, – нет, этого не делал, нет, не было, нет!.. Ну что же, раз нет?!.. И надо тебе это всё-таки доказывать! А поленишься – ну и сиди себе…
…Войдёт, будет такое, к тебе в «хату» один новенький – трое «пупкарей» впереди его тащат вещи: телевизор, матрац, мешок с продуктами, порножурналы. Сам он – в часах, какие и на свободе редко у кого. И на «общак» – гора мяса!..
«Вертухай» поминутно будет делать его имя уменьшительно-ласкательным:
––
Картошки надо?.. Водки надо?..Он угостит. Ты, отвыкший, выпьешь – задумаешься на целые сутки…
…Как всё строго-понятно и понятно-строго: «Не говори, что знаешь, но знай, что говоришь!» – написано на стене кем-то когда-то, известно лишь – почему…
Да, что же делать, надо признаться: раньше ты каменных огороженных зданий боялся – сидят, дескать, там этакие и этакие; теперь ты боишься – «ментов»; и ещё – приговора: если уж никто не застрахован от ошибки – по «ошибке «ментов» сидеть тебе месяцы, а суд ошибётся вдруг – там ведь тоже твои современники, кто ж ещё, и соотечественники работают… Неприятна, по опыту узнаешь, на слух эта лязгающая несправедливость!..
…Обнаружишь ты во всех, где будешь, «хатах» нечто общее странное: один крестится, другой крестит фото с детьми, и начертаны на стене – кресты, один или см надписями: «Господи, помяни царя Давида и всю кротость его!», видел ты и наколки – часто храм, икона, «Тайная вечеря»…
Просыпается тут вера в Бога.
Есть, узнаешь ты, тут, в «крытке», и помещение странное – для тех, кто молится, и для того, чтобы молиться – «молельная комната». Что и как в ней?.. Не узнаешь: ты ведь цивилизованный, да и просидишь – пусть и ни за что – всего с полгода…
Всё вроде бы, кроме твоего веса и твоего ближайшего будущего, наладится: в Новый год в твоей «хате» будет праздничный чай вечерний, в полночь эту – по всей «крытке» гром «шлёнок» об двери; обыгрывать ты будешь всех в шахматы, «общак» расчертите вместо доски; в день выборов на твоём «пролёте» поставят столы и кабинки для твоего тайного голосования; ещё – один, порадуешься, женится, так как на воле у него появился ребёнок, приедут из загса; бутылка – если захочешь, тебе её сунут в «кормушку», стоит, по нынешнему курсу, тут она пятьдесят тысяч; женщина – если захочешь, её приведут в «крытку», а тебя сведут к ней в отдельную «хату», стоить будет сто пятьдесят тысяч…
Те, кто ходит сюда сам, «менты», «вертухаи» – все, вернее, кто сам раньше сюда ходил, – эти сидят в отдельном корпусе, на том же «продоле», но только в «хате» в отдельной – и тут тоже, стало быть, порядок. Притом – порядок во всём: «хату» эту «малявы», с помощью «дорог» и «коней» объезжают…
А сколько твоих «сохатников» освободили прямо в суде!..
И будешь ты думать к этому, обжитому, времени, говорить себе, правда – молча, молча-серьёзно: впервые то – истерично. то – просветлённо.
Ты – вот ты, по прихоти биографии, тоже стал бы… тоже стал бы, заплати тебе… стал бы, много заплати тебе… стал бы, очень много заплати тебе?..
Ты – вот ты, тот вид биологический, в котором ты, – и в самом деле… не зверь… нет, не зверь… наверняка не зверь!..
Ты смотришь своими глазами – одними и теми же самыми, просто – в разных тысячелетиях, – и на гладиаторов, и на хоккеистов: тот же стадион, те же яркие одежды, те же вопли; лязг мечей, треск клюшек; брызжет кровь, брызжет пот…
Всё тебе равно: хоть бы как – лишь бы!..
Странно уж не то, что реально были концлагеря и атомные грибы. Странно, что сейчас, сегодня, сию минуту, – чего нет лишь по случаю – не сжигается одна планета и топчется другая.
И только бы не отыскали, только бы не отыскали и в Космосе чего-нибудь живое!
…Однажды тебя куда-то вызовут, вызовут с вещами; в «хате» жалостливо и привычно завоют на «пупкаршу»:
–– Куда ты его?
А та шепнёт:
–– Освобождают…
Заорёт тогда вся «хата»: