Цветик

И видя, как покачнулся генерал, заорал часовому, подскакивая к Романову и поддерживая его:

– Скорую, немедленно!

Немного оклемавшийся после укола -'Скорая' приехала быстро - чуть порозовевший Евсееич велел везти его к Чертовым, предварительно позвонив врачу, и попросив его подъехать тоже. Едва зайдя, столкнулся с зареванным взглядом Галинки.

– Как Олюшка?

Та всхлипнула:

– Все так же.

– Не плачь, девочка, жив наш Ванька!

Та неверяще уставилась на дядьку, потом взвизгнув, подлетела к нему:

– Правда?

– Правда, правда.

Она вихрем метнулась в комнату:

– Мама, мамочка, наш Ванька живой, мамочка. Ты слышишь?
– тормошила её Галинка.
– Мамочка же!
– она и плакала, и смеялась одновременно, - мама!

Ольга Евсеевна медленно повернула голову к брату. Прозвенел дверной звонок.

– Галя, открой, это, наверное, врач.

И тут Олюшка, его милая, кроткая, вежливая девочка, называющая всех уменьшительно-ласкательными именами, вызверилась:

– Враач?Ах, ты, старый козёл!

– Олюшка?
– ахнул братец.

– Я пятьдесят девять лет Олюшка, а ты, генерал хренов, старый мудозвон, ты, скотина безрогая, втирал мне, что сын, единственный, в командировки мотается по Союзу!
– Она резко поднялась с кресла, в котором сидела почти все это время.
– И ты думаешь...
– тут Анатолий Евсеевич совсем ошалел - его Олюшка крыла площадной бранью, разгневанно наступая на него, он пятился к двери, а сестрица схватила любимую большую напольную вазу и грохнула ее об пол, брат закрыл голову руками.

– А... страшно тебе, старая сволочь, стало? А сына когда туда посылал, как я понимаю, третий год подряд, тебе страшно не было?
– Она ругалась и швыряла на пол все, что попадалось под руку, а брат стоял и оцепенело смотрел на неё.

Ловко вывернувшийся из-за него врач сумел схватить Ольгу Евсеевну за руки:

– Ну, голубушка, побуянили и хватит, пойдемте, вон, лучше по чайку?
– он как ребенка уговаривал сестричку.
– Пойдемте, милая, поговорим, посидим!

Ольга Евсеевна как-то враз сникла:

– Ой, стыдоба какая, это я при Вас так хулиганила?

И она зарыдала.

– Воот и славно, вот и хорошо, поплачьте, голубушка, Вам это просто необходимо!
– Он усадил её на диван, непрерывно разговаривая, ловко достал шприц с набранным лекарством и аккуратненько поставил ей укол.
– Вот и хорошо, сейчас мы пойдем на кухню, а дочка здесь все уберет, пойдемте.

– А тебя, сволочугу, видеть не могу!
– выдала сестричка Толюшке.

Тот кивнул:

– Я согласен, слава Богу, ты ожила!

– сел на диван и жалобно попросил: - Галинка, нацеди-ка мне корвалолу, что-то мне плоховато и укол не помог.

Галинка поспешила на кухню, оттуда тут же появился врач. Посмотрел на Романова, покачал головой:

– Я Вам сейчас тоже укольчик, а?

– Да вот, полчаса назад уже делали на Скорой.

– Тогда капли и лежать, никаких домой!

– А сестрица меня не выпнет?

– Нет, она сейчас скоро уснет, хорошо, что она прокричалась и проплакалась, хуже было бы, если б молчала.

– Ладно, я согласен, только вот по телефону мне бы поговорить?

– Можно, но никаких волнений.

– Да сейчас волнения-то радостные.

Едва открыв дверь, Авер увидел разговаривающую с кем-то по телефону Альку.

– Да, хорошо, вот, он сам подошел, да, спасибо, Анатолий Евсееевич, да, передаю уже.

У Авера замерло сердце... как был в шинели, он шагнул к телефону...

– Да?
– хрипло выговорил он.

– Сашка, Саш, Ванька нашелся, подробности завтра. Передали только, что вышли на отдаленный пост, совсем в другой стороне от места поисков.

– Как теть Оля?

Толюшка хмыкнул:

– Ругалась матом, от Ваньки что ли научилась, и била всякие вазы. Галинка, вон, черепки собирает, любимую свою вазу грохнула.

– Да Вы что, она ж над ней тряслась?

– Ага, как мне по лысине ей не заехала, моя сестричка превратилась в фурию. И что-то мне подсказывает, еще не до конца гнев вылила, да переживем, Ванька жив - остальное, как твой Мишук говорит - фигня.

– Спасибо, Анатолий Евсеевич, я счастлив!
– Авер опустился на банкетку и притянул к себе недоумевающую Альку, обнял крепко-крепко и уткнулся ей в макушку.
– Аль, ты прости меня, но нельзя было тебе такое говорить... Ванька наш восемь дней был неизвестно где, вот часов пять как вышли на пост.

– Там?
– ахнула Алька.

– Да!

– И вы с Витьком врали как сивые мерины?

– А лучше было бы, если у тебя молоко пропало?

Выбежал Минька.

– Папа, мама, а вы что... ругаетесь?

– С чего ты взял?

– Ну, папа сидит в шинели, и ты сердитая.

– Нет, сынок, мы, наоборот, радуемся, а почему ты решил, что ругаемся?

– А Лешка всегда говорит: родители ругаются сильно, папка одевается и уходит.

– Нет, сынок, я просто не успел раздеться.

– Тогда раздевайся!

ПРОДОЛЖЕНИЕ В ЦВЕТИКЕ-2