Цветные миры

— Я слышала о вас от отца. На да познакомиться с вами.

Затем она сделала решительный жест, означавший капитуляцию белой южанки перед цветной, — протянула Джин руку.

Они беседовали целый час о профсоюзном движении в стране и в Джорджии. Потом Джин завела разговор о негритянских рабочих, но Зоя перебила ее. С заметным усилием она вдруг спросила:

— Вы знали… Брюса Мансарта?

— О да, очень хорошо. Он учился в одном из моих классов. Я уже работала в колледже, когда в Атланте состоялся тот роковой футбольный матч.

Зоя побледнела и умолкла. Через минуту она спросила шепотом:

— Он умер?

— Да.

— А как он… умер?

Джин помедлила с ответом, потупив глаза.

— Его повесили.

Зоя вздрогнула и судорожно сжала руки. Джин продолжала:

— За убийство, совершенное в Миссури. Бедный мальчик лишился рассудка. В сущности, после того страшного избиения полицейскими в Атланте он так и не оправился.

— Это правда… Вероятно, это правда.

— И мне хотелось бы сделать все возможное, чтобы одаренные юноши вроде Брюса — ведь он был замечательным механиком — и другие рабочие-негры, способные участвовать в созидательном труде, получили бы возможность работать рядом со своими белыми товарищами и сообща отстаивать интересы рабочего класса.

Все еще со слезами на глазах, Зоя сказала:

— Как это ужасно! Как много теряет общество, когда таких людей, как Брюс Мансарт, из-за диких предрассудков выгоняют с работы и толкают на преступление! Будем друзьями. Давайте действовать сообща. Джо мы пока ничего не скажем об этом. Он не поймет. Джо честный человек и стремится к справедливости, но потребуется время, чтобы он понял все до конца. Я позабочусь о том, чтобы обеспечить вас работой на лето. Вы будете подсказывать мне, что надо делать, а я буду советовать Джо. Мы добьемся справедливости, если даже для этого понадобится целая жизнь.

Зоя добавила:

— Вам известно, что Анджело Херндон оправдан Верховным судом?

— Да, — сказала Джин. — Это было запутанное дело. Я никак не могла в нем разобраться.

— Белые и черные рабочие пытались объединиться. Но, видите ли, руководили этим делом коммунисты, и мой муж не реши лен принять в нем участие. Однажды вечером представители белых и черных рабочих встретились, чтобы обсудить вопрос о предстоящей стачке и объединении черных и белых в единый профсоюз. Кто-то донес полиции, и она совершила налет на дом. Анджело Херндон, красавец негр девятнадцати лет из Цинциннати, был арестован и брошен в тюрьму. Произошло это в 1932 году. Анджело обвинили в хранении коммунистической литературы и приговорили и восемнадцати годам заключения. Он был выпущен из тюрьмы под залог в пятнадцать тысяч долларов, собранных общественностью по подписке. В 1935 году Верховный суд отверг его первую апелляцию, но молодой Бен Девис — вы знаете его? — продолжал вести борьбу до тех пор, пока в апреле нынешнего года Верховный суд пятью голосами против четырех не отменил решение суда Джорджии как противоречащее конституции, и вот теперь Херндон на свободе.

— Замечательно! А этого Бена Девиса я должна разыскать. Мне приходилось слышать о его отце.

— По-моему, сейчас Бен Девис в Нью-Йорке — он один из руководителей коммунистической партии. А вам известно что-нибудь о брате Херндона?

— Нет. Подумать только, какая я все же невежда в вопросах рабочего движения, а еще собираюсь стать экспертом!

— Он был в бригаде Линкольна в Испании.

— А, опять коммунисты?

— Не совсем так. В 1934 году в Испании были расстреляны бастующие горняки. Но на выборах 1936 года победили радикальные левые партии и провозгласили республику. Тогда Франко развязал гражданскую войну. Гитлер и Муссолини помогали ему, а Англия и Соединенные Штаты не оказывали никакой помощи Испанской Республике и не допускали вмешательства со стороны других держав. В те дни в Америке была создана эта замечательная бригада Линкольна, отправившаяся в Испанию, чтобы бороться за ее свободу. Она представляла собой довольно разношерстную массу молодежи — рабочих, писателей, художников. В числе первых добровольцев был и Милтон Херндон, брат Анджело. Стройный, красивый, умный и находчивый, он стал командиром взвода в пулеметной роте канадского батальона Маккензи-Папино. Его убили в тот момент, когда он, покинув укрытие, нес на себе раненого товарища.

Среди трех тысяч добровольцев, отправившихся воевать за свободу Испании, были и другие негры: сержант Джо Тейло, распевавший на поле битвы негритянские духовные гимны; комиссар Морис Уикмен из Филадельфии; Банни Раккер, светлокожий негр из Кливленда, — его спокойная деловитость снискала ему уважение всего полка; пулеметчик Роуч из Провинстауна; Мак-Данихлс, которого испанцы прозвали Смельчаком. Мне рассказывали, что негры полюбили Испанию больше, чем свою родину Америку, так как в Испании не существовало предубеждения против цвета их кожи. 2600 солдат бригады Линкольна сложили там свои головы. Один из них, умирая, сказал: «Если Испания погибнет, вторая мировая война неизбежна!»

— Я слышала кое-что о бригаде, — сказала Джин, — но о неграх почти ничего не знала, за исключением того, что прочла в прекрасной биографии Поля Робсона, написанной Шерли Грехом. Поль Робсон был в Испании, когда там назревала гражданская война, и пел для рабочих. Но почему мы так мало об этом знаем, почему это скрывают от народа?

— Видимо, потому, что в этом деле замешаны коммунисты, — задумчиво проговорила Зоя. — Советская Россия тоже оказывала помощь жертвам бомбежек и зверств Франко. В Америке так же боятся коммунизма, как в Германии страшится его Гитлер.

— Но как же вам удалось узнать все это?

— Видите ли, мне случалось беседовать с молодым Беном Девисом.

Джин приехала в Мейкон как раз в то время, когда в Англию из Мюнхена возвратился Чемберлен, заключивший соглашение с Гитлером. Он заявил: «Мир для нашего поколения обеспечен». Однако в 1939 году разразилась война. В Испании Франко торжествовал победу, Германия и Италия заключили союз, Германия вторглась в Польшу, а Англия объявила войну Германии. Но больше всего Джин поражала захватническая политика Японии, которая к этому времени оккупировала Корею и Маньчжурию.

Джин обратила внимание Мансарта на японскую экспансию. Мануэл, конечно, проявлял к ней интерес, но не был встревожен. Он, правда, признал, что Япония стремится стать одной из великих держав мира, чтобы наряду с Европой и Америкой эксплуатировать Азию.

— И я предвижу, — сказала Джин, — что эта эксплуатация будет не менее жестокой, чем эксплуатация со стороны Англии и Франции. Возможно, это будет продолжением старой капиталистической эксплуатации, только усовершенствованной. Кроме того, вы не должны забывать про Германию. Вы ведь знаете, какие планы строил Гитлер в тот момент, когда вы там находились. Так вот, теперь он их осуществляет, и в скором времени весь белый мир будет втянут в жестокую схватку. Вторая мировая война началась!

— Я в этом сильно сомневаюсь, — сказал Мануэл. — По-моему, Гитлер натолкнется на решительный отпор и не посмеет бросить вызов всей Европе.

— Судя по его обращению с евреями, скорее, наоборот. Затем в войну вступят и Соединенные Штаты, но на чьей стороне — сказать пока трудно.

Мансарт продолжал утверждать, что еще не все потеряно, да и движение американских негров сейчас на подъеме.

— Неграм есть чем похвастать. Национальная ассоциация содействия цветному населению еще жива. Один негр избран в конгресс США, другой — в сенат штата; в законодательных собраниях штатов — четырнадцать негров, в муниципальных советах — двенадцать. У нас есть такие артисты, как Хейс, Робсон, Бледсоу и Мариан Андерсон. В четырех-пяти городах негры имеют свои небольшие театры, один театр — в Техасе. Девятнадцать тысяч негров учится в колледжах, ежегодно выпускающих две тысячи человек. В судах нами одержано несколько побед. Опубликован ряд книг негритянских авторов. Жена цветного конгрессмена осмелилась появиться на приеме в Белом доме. Негры достигли выдающихся успехов в спорте.

Когда Мансарт высказывал эти соображения своим студентам и на собраниях преподавателей, то разговор каждый раз сводился к теме, ранее не обсуждавшейся, — к политике. На протяжении сорока лет среди негритянской интеллигенции на Юге было не принято касаться политических вопросов. В массе своей негры были лишены гражданских прав, и, хотя такое положение вещей не могло и не должно было долго длиться, все же по совету покойного Букера Вашингтона заводить дискуссии о политике им не рекомендовалось.