Цветочек. История о заигравшемся лицедее. Том 1

Мужчины больше не били Яника, просто стояли над ним и яростно орали, пока какая-то баба из окна не наорала уже на них. Успокоившись, Иша потыкал сапогом Яника в бок и отчего-то всполошился. Присел рядом с мальчишкой, ощупал его и упавшим голосом сказал сыну, что они, кажется, прибили шалапута. А краденного при нём нет и одежда добротная. Не иначе чьё-то дитё, по дурости решившее пошалить.

Перепугался Иша жуть. Ляхай слышал, как тот шепчет про стражу, казнь и что-то ещё. Сын купца в миг протрезвел, стащил с себя плащ и завернул в него Яника. И понесли они мальчишку в сторону реки. Ляхай сперва следовал за ними, но за пару кварталов до речного берега отстал. Ужас обуял, а слух обострился так, что далёкий всплеск воды Ляхай всё же расслышал.

Обратно купец с сынов прошли только спустя полчаса. Ляхай потом сходил на берег реки и посмотрел на тёмную, покрытую рябью водную гладь. В душе боролись страх и желание броситься в воду и найти Яника. Может, он ещё живой.

Страх победил, а наутро Ляхай пошёл к главарю мальчишеской банды и отдал свой трофей. Дурацкую лампадку в виде сложенных ладоней, держащих ком, похожий на сердце.

Чего об этом вообще вспоминать?

Ляхай сплюнул, но в этот раз уже зло.

Яник бы всё равно сдох. Такие идиоты долго не живут, так хотя бы не успел помучаться.

Как назло, именно сегодня путь Ляхая лежал в сторону реки. Не к тому месту, где сбросили Яника, но если пройти пятьсот саженей на юг, можно выйти под старый ясень и спуститься к огромной иве, купающей волосы в реке. Нет, Ляхай туда точно не пойдёт.

Он вообще сперва свернул не к реке, а в сторону центра города. Завернул в переулок и, приспустив штаны якобы по нужде, забился в угол. Мало кто знал, что там в стене была дыра в полсажени высотой. Туда Ляхай и нырнул и вышел уже на другой улице. Ещё с полчаса поплутав по улицам, отрываясь от возможной слежки, вольный наконец повернул к реке и тёмными безлюдными улочками пошёл к своему ночлегу.

Слуха опять коснулся противный плеск реки, и Ляхай невольно отвёл глаза в сторону. Столько людей передохло, а он помнит только этого глупого Яника. Тьфу, вот что за напасть?

Миновав склады, Ляхай вышел к заброшенному сараю и, поднырнув под упавшую балку, забрался внутрь. Осторожно прошёл по трещащим половицам, наощупь нашёл добротную дубовую дверь и, тихонечко её отомкнув, нырнул внутрь.

Тьма внутри почему-то оказалась слишком тяжёлой и дубиной рухнула на голову вольного.

Очнулся Ляхай от боли в руках. Сияние светляков болезненно обожгло глаза, и вольный, щурясь, посмотрел наверх. От потолка тянулись верёвки, на которых висел он сам, привязанный за руки. Кое-как утвердившись на ногах, Ляхай осмотрелся и мгновенно взбодрился, увидев пятерых мужчин. Высоких, крепких, суровых и одетых во всё чёрное. Их рожи Ляхаю были совершенно незнакомы.

— Эй, по какому случаю собрание?

Угрюмые взгляды переместились в угол, и Ляхай тоже посмотрел туда. За колченогим столом сидел мужчина. Невысокий, но кряжистый и такой широкий, что не понятно, как он под балкой пролез. Тусклый свет отражался в блестящей лысине, круглая голова крепко сидела на по-бычьи мощной шее, из-под кустистых бровей на Ляхай взирали холодные светлые глаза, а под носом пышно росли чёрные вислые усы.

Рядом с сидящим мужиком стоял высокий парень, ещё по-юношески изящный, но имеющий безупречную выправку и бесстрастное выражение лица.

Их морды Ляхаю тоже знакомы не были.

— Чем обязан? — вольный ухмыльнулся.

В конце концов, не в первые он оказывался в такой ситуации, бывало и похуже.

— Ляхай Резной? — глухо обронил лысый.

— Нет, — нагло соврал вольный.

— Это он, ваше сиятельство, — ровно отозвался парень.

Ваше сиятельство? Ба, какая благородная птичка залетела. Да ещё и не особо скрывает ни лица, ни титула. Ляхаю стало тревожно.

— Два года назад ты, мразь, сжёг имение Факлексов, — тяжело обронил лысый.

Холодный взгляд пробрал Ляхая до нутра.

— Вместе со всеми обитателями.

Вольный нервно облизнул губы.

— Меня интересует заказчик.

— Я бы и сказал, если бы знал…

Лысый бросил взгляд из-под кустистых бровей на парня, и тот вытащил из-за спины сложенный кнут. Такой знакомый, то Ляхай почти не удивился, когда сиятельство выщелкнуло лезвие, полюбовалось на него и защёлкнуло назад.

— Я действительно не знаю, — вольный задёргался на верёвках.

Сиятельство опёрся мощной ладонью на столешницу и неторопливо встал. И почти не изменился в росте.

— Тогда поговорим иначе.

Распустившийся хвост кнута лёг на пол.

— Чтоб вам Богиня больше ни разу не приснилась! — Шерр с досадой пнул камешек и испуганно присел, когда тот попал в слюдяное окошко.

Сестру тоже очень хотелось поругать, но… Порой Шерру казалось, что у Дейны Тёмные духи на посылках, иначе как она узнает обо всём, что с ним происходит?

Из-за набежавшей стражи он не смог выбраться из башни и почти четверть часа просидел под колоколом, упираясь в его стенки руками и ногами, пока колокольню обыскивали. На самый верх стража не полезла, площадка с колоколом и снаружи неплохо просматривалась. Потом Шерр ждал, когда обыщут всю территорию и пока опросят всех жрецов. Прихожане уже разошлись, стемнело, стража тоже ушла восвояси, но шум в храме не стихал.

Зверствовал главный жрец. Под скамьёй в молитвенном зале нашли мешок с таврийской травой. Если сжечь веточку такой травки, то обеспечены яркие грёзы наяву и сильная головная боль после. Шерр как-то пробовал, и дядя на пару с Дейной едва башку ему не открутили. Спасибо тётушке, заступилась. Запрета на скуривание травы не было, но использовалась она в основном в лекарских целях и была очень редка, отчего баловство ею сильно порицалось. Поэтому всю найденную траву стража обычно раскидывала по лекарским лавкам, а на площадях города вывешивали обличительные объявления. Мол, такой-то тешился таврийской травкой в то время, как раненым в боях с кочевниками воинам не хватает лекарств и тому подобное.

Храму траву простили, жрецы всё же порой лечили. Но главный жрец с такой яростью отнекивался от того, что трава принадлежит им, что стража забрала её.

Находка же раздраконила главного жреца ещё сильнее. Когда лишние уши ушли, он устроил братьям такой разнос, что стало стыдно даже Шерру. Часть жрецов, за которыми открылись кое-какие грехи, отправили в парк выдёргивать сорняки. Ночью. Без мотыг. Оставшихся же главный жрец загнал на ночную молитву. Только после этого Шерр рискнул выбраться.

Но старик-привратник засёк его даже в ночной темноте и поднял крик. Когда Шерр забрался на стену, из храма как раз выскочил главный жрец с луком наперевес. Если бы скрючившийся Шерр не вскинул задницу чуть выше, то стрела вошла в неё или… в кое-что пониже.

Парень остановился, пережидая приступ дурноты.

А так она просвистела между ног, оставив рану только на душе.

После таких переживаний во дворец Шерра не тянуло. Там у стражи тоже есть луки. К тому же он опасался, что не сдержится и пойдёт разбираться с Дейной. Перебираясь через стену, он успел наслушаться обвинений в домогательствах до какой-то барышни. А он ни до кого не домогался. И в мире есть только один человек, с которым его могли спутать. Дорогая, обожаемая, бесценная сестрица! Чтоб наагалей её хвостом по заднице отходил!