Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II

***

Его звали Хепри – священное имя*. Но ее имя было для юноши выше – Тамит назвалась именем богини-кошки, и жрец ни словом не возразил.

Добродетель жрецов так же легко сразить, как и добродетель обыкновенных людей.

Он был совсем неопытен, а Тамит ненамного опытней. У нее был только один любовник, еще до того, как девица попала в дом верховного жреца – случайный любовник, который почти ничему ее не научил… только избавил от боязни. С тех пор Тамит никого к себе не подпускала. Никто бы, глядя на нее, не сказал, что она так неприступна.

Но красавица знала, что достойна лучшего, и твердо решила не тратить себя на маленьких людей… до сегодняшнего дня. Молодой жрец был так неловок, что даже причинил ей боль – и не заметил этого; но Тамит перенесла все, потому что потом юноша упал перед ней на колени и стал целовать ее ноги. Он говорил ей все слова, которым научился в храмовой школе – научился, чтобы говорить их богам.

Тамит погладила его по щеке и улыбнулась.

– Ты любишь меня?

Хепри молча закрыл глаза и обхватил ее колени, словно чтобы удержать сокровище, которого не заслуживал.

Ни в малейшей степени.

Но пока он нужен Тамит… очень нужен, и она будет лелеять его.

– Ты лучший из юношей, - нежно сказала Тамит, снова погладив его по щеке, а потом положила руку на плечо. – Ты пробудил во мне такую страсть, что я помнила о тебе все эти дни… и пришла, чтобы излечиться от недуга, от которого только ты – лекарство… мой прекрасный брат.

И как она не скривилась при этих словах?

Но молодой жрец не разгадал бы и самого грубого притворства. Как видно, он был настолько еще чист, что даже не переглядывался с женщинами, не говоря о любви. А красавица Тамит могла увлечь даже опытных людей.

– Я счастливее всех на свете… - сказал молодой человек и страстно прижал к губам ее руку. – Я не знаю, чем заслужил это… Моя госпожа…

Тамит рассмеялась.

– Госпожа? Ты прав, Хепри, я не простая девица – я госпожа по рождению.

– Я это знаю, - взволнованно сказал жрец, но Тамит остановила его жестом.

– Нет, ты ничего не знаешь. Семдет Ахетху – не отец мне, - вдруг горячо сказала девушка, обхватив ладонями голову остолбеневшего Хепри и глядя в изумленные глаза. – Я дочь первого пророка Амона, великого ясновидца, он не знает об этом.

– Как это может быть? – пролепетал жрец, совершенно сбитый с толку.

Тамит улыбнулась уголком губ.

– Легко. Он увлекся моею матерью в юности – вот как ты полюбил меня, - прошептала девица, гладя молодого жреца по плечу. – Она тогда еще не была женою Ахетху. Мой отец взял ее в жены, не зная, что она носит в своем чреве такое благородное дитя.

– Но ведь ты слу… служишь в доме господина Неб-Амона, - заикаясь, сказал Хепри. – Как это может быть, если ты с ним в родстве?

Тамит наклонилась к нему совсем близко, будто намереваясь поцеловать, но вместо этого шепнула:

– Потому он и взял меня в свой дом – почувствовал свою кровь, - сказала девушка. – Ты понимаешь, какая я в действительности знатная госпожа?

Хепри кивнул.

Он поверил бы чему угодно из этих прекрасных уст.

– Ты достойна царского титула, - с убежденностью сказал он.

Тамит небрежно кивнула.

– А ты мог бы стать старшим жрецом, - как бы между прочим заметила она. – Ты ведь знаешь, что высокие должности служители богов передают между собой, предпочитая своих любимцев. Достойнейших, конечно, - шепотом прибавила она, видя, что изумление Хепри может смениться гневом – почтение к богам и пророкам на мгновение возобладало в юноше над ее чарами.

– Ах, достойнейших, - сказал жрец. Он снова с изумлением и неверием уставился в ее глаза – точно вопрошая, ища в этих черных глазах оправдания себе.

– Разве ты не такой? Разве достойнейшие порою не увлекаются? – прошептала Тамит, лаская его, намекая на ложь, которую сплела вокруг верховного жреца.

– Я могла бы быть твоей – ты прекрасен собой и чист сердцем, и полон самых высоких достоинств, - прошептала девушка. – Мы бы стали господами, Хепри, если бы помогли друг другу… ты понимаешь меня?

– Расскажи… ясней, - сказал Хепри. – Я сделаю все, что тебе угодно…

Он был так близко к ней, что осмелел: прижал ее к себе неловкими руками и стал целовать ее грудь. А Тамит резко оттолкнула его, удивившись себе: ей эти ласки даже понравились. Может быть, потом…

Но не сейчас, никак не сейчас.

– Ты слишком многого хочешь, жрец, - резко сказала она. – Ты думаешь, что можно ласкать такую женщину, как я, ничего не давая взамен?

Юноша помотал головой. Он был так растерян, что забыл о ее недавних признаниях в любви – понимал только, что его отвергают.

– Чем я обидел тебя, госпожа? – спросил он. – Прикажи мне… я сделаю все, чего ты хочешь! Все, что в моих силах!

– Если у тебя достанет сил, юноша, - пренебрежительно сказала Тамит. Он готов был расплакаться от горя – этот чистый мальчик, только сегодня познавший наслаждение.

– Я сделаю все! Все, что в силах человека, и даже больше! – воскликнул Хепри; Тамит распахнула глаза и прижала палец к губам.

– Тише, тише!

Она повернулась и направилась к двери его хибарки. Он остановил ее, как она и ожидала, отчаянным возгласом:

– Ты придешь еще? Когда?

Тамит обернулась.

– Когда боги улыбнутся тебе, - прошептала она. – Будь готов принять меня в любое время.

***

Тамит, предусмотревшая все, не рассчитала одного – терпение стражника истекло еще на середине ее свидания.

– Где ты пропадала? – резко спросил воин.

Тамит оглядела свое измятое платье и огладила его. Стражник вдруг обратил внимание на это движение.

– Ты соблазнила жреца? – спросил мужчина.

Тамит изумленно и негодующе усмехнулась, краска бросилась ей в лицо.

– Ты сошел с ума!

Воин, предположивший это едва ли всерьез, теперь смотрел на нее с презрением.

– Чего еще было ждать? Я скажу госпоже – пусть больше не выпускает тебя за ограду дома! Ты бесчестишь все, чего касаешься!

– Ну… погоди, - пробормотала Тамит. Но поняла, что в ее положении угрожать собственной страже в высшей степени неразумно. Замолчала, отвернувшись от мужчины; но с лица того до самого дома не сходило выражение презрения.

Сдав ее с рук на руки управителю дома, стражник прямо доложил о своих подозрениях. Управитель – тучный мужчина в пышном парике, больше всего заботившийся о собственном спокойствии – округлил глаза от ужаса.