Цветок пустыни

Однажды вечером, погруженная в размышления, я спустилась в бассейн общежития. Там работала спасателем моя подруга Мэрилин, чернокожая уроженка Лондона. Когда я еще только поселилась в общежитии, то частенько приходила в бассейн просто посидеть: сама вода меня притягивала. Однажды Мэрилин спросила, почему я не плаваю. Я объяснила, что не умею.

— Так давай я тебя научу, — предложила она.

— Давай.

Я вошла в бассейн там, где было глубоко, набрала полную грудь воздуха и нырнула. Я подумала, что раз Мэрилин спасатель, то она меня спасет. И представляете? Под водой я поплыла как рыба — до противоположного бортика.

Вылезла я с улыбкой во весь рот.

— Вышло! Поверить не могу, но у меня вышло!

А Мэрилин рассердилась.

— Почему ты сказала, что не умеешь плавать?

— Так ведь я в жизни не плавала!

После этого мы подружились. Она жила с матерью на другом конце Лондона. Иногда, когда она заканчивала работу поздно и у нее уже не было сил на такую длинную дорогу, она ночевала у меня в комнате.

Мэрилин была девушка добрая и отзывчивая, и вот в тот вечер, пока я плавала в бассейне, ломая голову над проблемой с паспортом, я вдруг нашла выход. Я сразу же вынырнула и сняла очки.

— Мэрилин, — проговорила я, стараясь отдышаться, — мне нужен твой паспорт.

— Чего? Что ты такое говоришь?

Я объяснила, в чем дело.

— Уорис, да ты из ума выжила! Ты хоть представляешь, что будет? Тебя поймают, выдворят из Англии навсегда, а меня посадят в тюрьму. Зачем мне так рисковать? Ради того, чтобы ты снялась в дурацком фильме про Джеймса Бонда? Ну уж нет!

— Да ты послушай, Мэрилин! Это же здорово, это настоящее приключение. Рискни! Мы с тобой пойдем на почту, я напишу заявление на паспорт, на твое имя. Подделаю твою подпись, а фото приклею свое. Времени у меня мало, но временный паспорт выдадут за пару дней. Пожалуйста, Мэрилин!У меня такая грандиозная возможность сняться в кино!

Не час и не два я уговаривала и умоляла ее, и в конце концов она уступила — за день до намеченного отлета в Марокко. Я сфотографировалась, и мы вдвоем пошли на почту. Через час я держала в руках паспорт Великобритании. Но по пути домой Мэрилин сходила с ума от страха.

— Не тревожься ты так, Мэрилин, — то и дело повторяла.

— Не бойся, все будет хорошо. Надо только верить в это.

— В задницу тебя с твоей верой! Лично я верю в то, что стоит произойти одному дурацкому недоразумению, и вся моя жизнь пойдет под откос.

Тем вечером мы пошли ночевать в дом ее матери. Я предложила взять напрокат какие-нибудь видео, купить что-то из китайской кухни и попировать. Но когда мы добрались до дома, где жила Мэрилин, она сказала:

— Я не могу, Уорис. Слишком рискованно. Отдай мне паспорт. — Я с грустью отдала ей документ, понимая, что вместе с ним моя кинокарьера улетучивается в мир грез. — Сиди здесь, а я спрячу его, — распорядилась Мэрилин и ушла с паспортом в свою комнату.

— О'кей, подруга, — сказала я. — Раз ты так считаешь, не о чем и спорить. Если ты думаешь, что могут быть неприятности, значит, мы не станем этого делать.

Однако ночью, как только она уснула, я стала планомерно обыскивать комнату. У Мэрилин были сотни книг, и я подумала, что паспорт непременно спрятан где-то среди них. Я брала книги одну за другой и встряхивала. Рано утром за мной должна была прийти сюда машина — отвезти в аэропорт, так что я торопилась. И вдруг к моим ногам упал паспорт! Я тихонько подняла его, засунула в свой рюкзачок и легла в постель. Утром мне удалось проснуться и бесшумно выскользнуть из дому, прежде чем подошла машина: шофер позвонил бы в дверь и всех разбудил. На улице было прохладно, но я, дрожа, стояла на тротуаре до семи часов. Мы поехали в Хитроу.

Выехать из Англии было несложно. В Марокко моя карьера киноактрисы состояла в съемках пары эпизодов, где я по сценарию изображала «одну из красавиц, лежащих возле бассейна». Потом был еще один эпизод: мы сидели в том самом фантастическом доме в Касабланке и пили чай, но почему-то все женщины были голые. Джеймс Бонд свалился в комнату сверху, проломив эту несчастную крышу, а мы все вскинули руки, закрывая лица, и завопили: «Ах, ох, о Аллах!» И все же я думала: «Ладно, жаловаться не на что. Раз уж мне досталась роль без слов, значит, не нужно хотя бы переживать из-за того, что я не умею читать».

В свободное время мы слонялись по дому, сидели у бассейна, снова и снова ели — короче говоря, отдыхали, как могли. Я все время проводила на солнце — так приятно было снова увидеть его после стольких лет жизни в туманном Лондоне. Чаще всего я была в одиночестве, потому что не знала, как вести себя с киношниками. Они все были такими красивыми, даже страшно подойти, все прекрасно говорили по-английски, все знали друг друга. Они только и говорили, что о съемках то одного фильма, то другого. А я была в восторге оттого, что снова попала в Африку. По вечерам я выходила посидеть с «матушками», которые готовили обед своим семьям. Я не знаю арабского языка, но мы улыбались друг другу, потом я говорила одно-два слова по-арабски, они — одно-два по-английски, и мы все вместе смеялись.

Однажды собрались все участники съемок, и нам сказали:

— Хочет кто-нибудь посмотреть гонки на верблюдах? Мы собираем группу желающих.

Постояли, посмотрели гонки, а потом я спросила у наездника-араба, можно ли мне проехаться на верблюде. Мы разговаривали, смешивая арабские и английские слова. Он объяснил, что нет, женщинам скакать на верблюдах не разрешается.

— А спорим, я могу тебя перегнать, — сказала я. — Хочешь, докажу? Ты просто боишься разрешить мне участвовать в гонках, потому что знаешь: первой буду я!

Это привело его в бешенство. Еще бы, сопливая девчонка бросает ему вызов! Тут-то мы и договорились. Среди съемочной группы начались перешептывания, что в следующем заезде будет участвовать Уорис. Все столпились вокруг меня, кое-кто пытался отговорить от этой затеи. Я сказала, чтобы они поставили на меня, потому что я собираюсь проучить этих марокканцев. На старт выехали человек десять арабов, все мужчины, и я. Старт! Мы рванули с места и помчались. Жуткая была скачка: я не знала нрав этого верблюда, не знала, как заставить его бежать в полную силу. А ведь верблюды не просто несутся вперед с приличной скоростью, они еще подбрасывают седока вверх-вниз и качают из стороны в сторону, так что мне приходилось держаться как можно крепче, иначе можно и с жизнью расстаться: если упасть под ноги верблюду, он меня растопчет — это я хорошо понимала.

К финишу я пришла второй. Джеймс-бондовцы были поражены, и я поняла, что завоевала их уважение, пусть и весьма своеобразно; оно еще более возросло, когда они получили выигрыш.

— А как ты научилась править верблюдом? — спросила меня одна девушка.

— Легко! — засмеялась я. — Если родилась в верблюжьем седле, то уж ездить на верблюде сумеешь.

Да, скачки на верблюдах требуют храбрости, но это ерунда по сравнению с тем, что ожидало меня в Хитроу по возвращении. Сойдя по трапу самолета, мы выстроились в очередь на таможне. Медленно продвигаясь к стойке, все по очереди доставали паспорта. Чиновники выкрикивали: «Следующий!» — и всякий раз это становилось невыносимой пыткой, потому что мне оставалось на шаг меньше до ареста.