Цветок пустыни

Английские чиновники всегда очень строго проверяют каждого, прежде чем пустить его в страну. Но если ты африканец, если ты чернокожий, они относятся к тебе вдвойне строго. И уж паспорт разглядывают очень придирчиво. Мне стало так плохо, я чуть в обморок не упала. Даже мечтала о том, чтобы лечь на пол и умереть, — тогда больше не придется терпеть такие мучения. «Боже, — молила я, — помоги мне, пожалуйста! Если удастся благополучно пережить все это сегодня, обещаю: больше я таких глупостей делать не стану».

Моя очередь уже почти подошла, как вдруг один противный парень по имени Джеффри, тоже фотомодель, выхватил паспорт у меня из рук. Он был отвратительным задавакой и обожал донимать других, а на этот раз просто не смог бы выбрать более беззащитную жертву.

— Ой, пожалуйста, не надо…

Я попыталась отобрать паспорт. Но он был гораздо выше ростом и держал паспорт в поднятой руке, я просто не могла до него дотянуться.

В поездке все называли меня Уорис: все знали, что меня зовут Уорис Дири. Джеффри раскрыл паспорт и завопил:

— Боже праведный! Вы только послушайте… Слушайте все внимательно! Угадайте, как ее зовут? МЭРИЛИН МОНРО!

— Отдайте, пожалуйста… — умоляла я.

Он крутился на месте, сгибаясь в три погибели от смеха, а потом принялся демонстрировать паспорт всем и каждому.

— Она — Мэрилин Монро! Вы только полюбуйтесь! Во хреновина! Видели что-нибудь подобное? Что за всем этим кроется, девочка? То-то ты выкрасилась в блондинку!

Я и знать не знала, что есть другая Мэрилин Монро. Я знала одну: свою подругу-спасателя в бассейне общежития ИМКА. К счастью, я и не подозревала, насколько усугубляю свое положение, разгуливая повсюду с паспортом на имя знаменитой киноактрисы… и своей фотографией. В ту минуту у меня была одна забота: в паспорте написано, что я Мэрилин Монро, уроженка Лондона, а я по-английски еле говорю! «Я погибла… все потеряно… я погибла… все потеряно…» — снова и снова вертелось у меня в голове. Я покрылась холодным потом.

В игру втянулись все джеймс-бондовцы:

— Эй, так какое имя у тебя настоящее? Нет, скажи, откуда ты родом-то? Ты когда-нибудь слышала, чтобы те, кто родился в Лондоне, не умели говорить по-английски?

Они шутили, но у меня душа в пятки ушла. Наконец этот мерзавец Джеффри вернул мне паспорт. Я отошла в самый хвост очереди, пропуская всех вперед — в надежде, что они все уйдут, пока дойдет очередь до меня.

— СЛЕДУЮЩИЙ!

Все члены съемочной группы уже прошли таможню, но никто из них не отправился по своим делам, никто не побежал к машине, как бывает всегда после возвращения из дальней поездки. На этот раз они столпились сразу за зоной таможенного контроля. Всем было интересно посмотреть, как я выпутаюсь.

«Уорис, миленькая, возьми себя в руки. Все у тебя получится».

Я подошла и, ослепительно улыбнувшись таможеннику, протянула свой паспорт.

— Привет! — бросила я и затаила дыхание. Было совершенно ясно, что добавлять к этому нельзя ни единого слова, иначе он сразу поймет, что собой представляет мой английский.

— Сегодня отличная погода, правда?

Угу.

Я кивнула и снова улыбнулась. Таможенник вернул мне паспорт, и я прошествовала дальше. Съемочная группа с изумлением смотрела на меня. Мне хотелось упасть в обморок, сделать выдох, просто лечь на пол, но я продолжала идти летящей походкой мимо киношников, понимая: пока я не вышла из здания аэропорта, опасность не миновала.

«Потерпи еще немного, Уорис. Выберись невредимой из Хитроу».

12. Врачи

Когда я еще жила в общежитии ИМКА, то провела однажды всю вторую половину дня в бассейне, поплавала в свое удовольствие, а потом зашла в раздевалку, переоделась и стала подниматься по лестнице. Тут я услышала, что кто-то зовет меня из маленького кафе, расположенного прямо в общежитии. Это оказался знакомый парень, Уильям, который тоже жил здесь. Он помахал рукой, приглашая меня зайти.

— Присаживайся, Уорис. Хочешь перекусить?

Уильям жевал бутерброд с сыром, и я ответила:

— Ага, один из тех, пожалуйста.

Я по-прежнему разговаривала по-английски еле-еле, но смысл того, что говорил Уильям, улавливала. Пока мы ели, он спросил, не против ли я пойти в кино. Он уже не впервые приглашал меня куда-нибудь. Уильям был белым, молодым, красивым и неизменно вежливым. Но сейчас он говорил, а я вдруг перестала слышать его — просто смотрела, видела, как шевелятся его губы, а голова у меня работала, словно компьютер:

Иди с ним в кино

Если бы только он знал все про меня

Представь, как здорово иметь своего парня

Могло бы получиться классно

Есть, с кем поговорить

Есть, кому тебя любить

Но ведь если я пойду в кино

Он захочет поцеловать меня

А потом захочет уложить меня в постель

Если я соглашусь на это

Он обнаружит, что я не такая, как другие девушки

Я искалечена

А если я не соглашусь

Он рассердится, и мы поссоримся

Не надо никуда ходить

Не надо, чтобы потом болела душа

Откажись

Если бы он знал про меня все, он бы понял, что я ему ни к чему

Я улыбнулась и покачала головой.

— Нет, спасибо, у меня очень много работы.

Как я и ожидала, он посмотрел на меня с обидой, а я пожала плечами, как бы говоря: «Я с этим ничего не могу поделать».

Эта проблема встала передо мной, когда я поселилась в общежитии ИМКА. Пока я жила в семье, то, как правило, не появлялась среди незнакомых мужчин одна. Если какой-нибудь мужчина приходил к моим родителям, к тетушке Сахру или к дяде Мохаммеду, то он либо знал наши обычаи и не пытался назначить мне свидание, либо объяснялся по этому вопросу с моими родственниками. С тех пор как я ушла от дяди, я была предоставлена самой себе. Впервые мне пришлось самостоятельно решать, как поступать в таких обстоятельствах. В общежитии ИМКА была тьма молодых холостяков. И в ночных клубах, куда мы ходили с Хальву, я тоже знакомилась с мужчинами. Когда же я стала работать фотомоделью, то и знакомых мужчин у меня стало еще больше.

Правда, никто из них меня не интересовал. Мысль о том, чтобы вступить в интимную связь с мужчиной, не приходила мне в голову, но, к сожалению, по собственному горькому опыту я знала, что мужчинам такая мысль очень даже приходит в голову. Не могу даже представить — хотя я много об этом размышляла, — как сложилась бы моя жизнь, не будь я обрезана. Мне нравятся мужчины, к тому же я очень эмоциональная и влюбчивая. Прошло уже шесть лет с дня бегства от отца, и одиночество угнетало меня. Я очень скучала по родным и жила надеждой, что когда-нибудь у меня появится муж, будет собственная семья. Но пока я была зашита, мысль о близости с кем бы то ни было отпугивала меня, заставляла замыкаться в себе. Казалось, наложенные швы не дают мужчине возможности войти ни в меня физически, ни в мою жизнь вообще.

Другая сторона этой проблемы, не позволявшая мне сближаться с мужчинами, состояла в том, что я осознавала, как сильно отличаюсь от других женщин, особенно от англичанок. Приехав в Лондон, я постепенно пришла к пониманию того, что далеко не всем девушкам делали то, что в свое время сделали со мной. Когда я жила у дяди Мохаммеда вместе со своими двоюродными сестрами, то нет-нет да и оказывалась в ванной и туалете [12] с кем-нибудь из них. Меня поразило, как они писали: быстро, сильной струей, тогда как мне требовалось минут десять, чтобы опорожнить мочевой пузырь. Крошечное отверстие, оставленное старухой-цыганкой, позволяло моче только капать.

12

В англоязычных странах ванные комнаты и туалеты совмещены.