Цветы для Анюты

Глава 1.

Я вздрогнул от неожиданности, когда ключ в дверном замке щелкнул, выдернув меня из омута спутанных мыслей. Нет, ни о чем серьезном я не размышлял. Я просто смотрел в окно. Мы с мамой живем на седьмом этаже, и выйти на прогулку для меня довольно проблематично. Дело в том, что я инвалид-колясочник. Два года назад со мной произошла трагедия – я повредил позвоночник и неудачно сломал обе ноги, прыгнув с балкона третьего этажа, когда спасался от вооруженных отморозков. Их тогда нашли, но наказание они так и не понесли. Теперь я практически прикован к инвалидной коляске. Хирург, который оперировал меня, сказал, что есть шанс на восстановление, но на это нужны деньги, которых у нас нет. Первые полгода после аварии я был овощем – у меня двигалась только голова, и даже язык ворочался еле – еле, а ноги болели так, что я мечтал, чтобы мне их ампутировали. Я очень хотел выйти из этого состояния. Это стоило немалых усилий, но мне удалось сесть. Я надеюсь, что смогу когда-нибудь и ходить. Хотя, чем дольше я прикован к коляске, тем слабее надежда.

Я выкатился в прихожую. Мама устало бросила пакеты на пол. Увидев меня, она улыбнулась. Она скрывает свою усталость, но я знаю, что ее улыбка вымученная, искусственная. Мама работает на двух работах, чтобы содержать нас с Нюткой. Я устал твердить ей, чтобы перестала изматывать себя. Я зарабатываю тем, что пишу программы, делаю оформление и дизайн сайтов. Я найду способ заработать. Осталось только убедить в этом маму.

Я взял пакеты. Мама медленно прошла в зал. Ее ноги двигались с трудом. Она совсем не знает отдыха.

– Как ты, сынок? Как себя чувствуешь? – мама без сил плюхнулась на диван.

– Отлично. Все хорошо. Ты как? Как на работе? Когда собираешься уволиться? – поинтересовался я. Мама покачала головой. – Хотя бы не ходи в ночную, мам! К чему изматывать себя? Зачем?

– Вот встанешь на ноги, и будешь кормить меня, – мама улыбнулась. С ней невозможно спорить. – Ты голоден, да? Я отдохну немножко и приготовлю что-нибудь поесть.

– Я уже приготовил ужин. Так что мой руки, и будем есть.

За ужином мама старалась всячески ухаживать за мной как за маленьким. Она всегда так делает, хотя я и пытаюсь доказать ей, что вполне дееспособен.

– Аня не звонила? Что-то она совсем редко звонит, - пожаловалась мне мама, когда мы пили чай. – Надеюсь, в эти выходные она приедет домой.

– Нет, не звонила, но прислала сообщение в интернете, что в эти выходные собирается домой, – я очень старался, чтобы тон моего голоса не выдавал равнодушия. Последние три года мало что изменили в наших с сестрой отношениях – мы не скандалим, но это скорее от того, что видимся очень редко: уже года два как Анька учится в школе-интернате для одаренных детей. Но ни горе, ни даже редкие встречи совсем не сблизили нас, а, наоборот – между нами словно выросла некая стена, стена холодного равнодушия. Мы больше не цепляемся друг к дружке, просто потому, что нам плевать друг на друга. Мы стали чужими. Мама, кажется, ничего этого не замечает, может, от того, что она слишком измотана, и не очень-то много времени проводит дома.

– Как хорошо! Я очень соскучилась!– обрадовалась мама. Я не стал огорчать ее, напоминая, что Анечка может передумать в самый последний момент. – А почему Саша с Димой не заходят к нам? Вы поссорились?

– Нет. Мы созваниваемся. Наверно, они заняты, – уклончиво, и не очень охотно ответил я. Как объяснить маме, что у меня хорошие друзья, но они молоды и здоровы, они активны, и у них другие интересы? Мы все дальше отдаляемся друг от друга. Они отдаляются. Я не в обиде. Мне легче отпустить их. Вообще легче жить, когда никого не держишь, когда ни от кого ничего не ждешь. Я усвоил это. С Пашкой мы так и не помирились. Он ни разу не навестил меня, пока я лежал в больнице, и даже звонка от него не было. Я сделал вывод, что друга у меня больше нет, а, возможно, никогда и не было – возможно, наша дружба была просто моей иллюзией. Ведь разве может настоящая дружба вот так просто закончиться, будто ее и не было вовсе?

Сегодня я не спал почти до утра, создавал сайт на заказ, а еще прочесывал социальные сети. Теперь интернет это практически мой единственный способ общения с людьми. Мне часто приходят сообщения. В основном от девушек. От незнакомых девушек, которые не знают о моем…эмм…недостатке. На моей аватарке стоит картинка с классной тачкой. Думаю, что именно она привлекает барышень. Я готов поспорить, что многие из них не разбираются в названиях автомобилей, и степень крутости определяют по внешнему виду. Такие смешные…

Пришло новое сообщение – преподаватель алгебры прислала задачи, которые я должен решить. Интересно, учителя верят, что я решаю все сам? Или, зная, что образование мне все равно не пригодится, да и дальше школы я не уйду, они просто закрывают глаза? Честно говоря, я бы хотел получить образование. Не знаю, зачем – может, и правда не пригодится, но я бы хотел. Хочу чувствовать себя полноценным человеком, хочу жить жизнью полноценного человека, хочу быть полноценным человеком. Ненавижу взгляды в мою сторону – унизительно жалостливые, фальшиво сочувствующие, а иногда брезгливые и откровенно презрительные.

Еще несколько новых сообщений, среди которых был плевок от какого-то психа, мол, какого «цензура», ты поставил вместо фотографии не свою тачку. Жалко ему, что ли? Таких, кстати, во всемирной паутине очень много. Они шлют сообщения, комментируют фотографии, атакуют чаты и форумы, активно участвуют в обсуждениях. Могу поспорить, что в реальности эти люди замкнуты и не столь умны и интересны, какими кажутся в виртуальной реальности. Что заставляет их просиживать дни и ночи за компьютером, клацая сообщения? Одних медом не корми, дай поспорить на форумах, а другие…другие изрыгают всю свою желчь, всю неуверенность в себе, всю ничтожность своей жалкой жизни в сообщениях и комментариях, полных насмешек и оскорблений. От последних я стараюсь держаться подальше. Просто не отвечаю на письма. Но всемирная паутина затянула и меня. Я стал все чаще зависать на форумах и чатах, правда, обхожусь без страстных споров с форумчанами.

Открыв файл с задачами, я не смог подавить тяжелого вздоха. Раньше у меня не было проблем с математикой, но в девятом классе я стал пропускать занятия, почти не выполнял домашних заданий, и моя успеваемость значительно ухудшилась. Ну, а сейчас я и вовсе едва справляюсь даже с элементарными примерами. Спать совсем не хотелось, и поэтому я приступил к выполнению заданий. Мне показалось, что прошло не так уж много времени, прежде чем, пыхтя и ругаясь, я все-таки решил несколько примеров. Я посмотрел на часы и присвистнул – половина четвертого утра! Целых полтора часа я потратил на подготовку к математике. Откинувшись на спинку стула и запрокинув голову, я закрыл уставшие глаза, и не заметил, как уснул. Проснулся я от осторожного похлопывания по плечу и тихого, ласкового голоса мамы:

– Сережа, Сереж, просыпайся! – звала она меня. Я разлепил веки и, моргая, растерянно уставился на нее. – Выключай компьютер и ложись спать, – уже громче сказала мама. – Опять не спал всю ночь?

– Сейчас. Сейчас выключу, – сонно пробормотал я. Мама не уходила. Наверно, решила убедиться в том, что я действительно лягу спать, а не зависну снова в интернете. Увидев, что я не тороплюсь выключать компьютер, она нахмурилась:

– Что ты там делаешь?

– Ничего, ничего, мам. Сейчас все выключу, – я открыл файл с задачами, выделил те, что уже решил самостоятельно, и, удалив их, отправил остальные задачи однокласснице. Насти не было в сети, поэтому я просто отправил файл на ее почту с просьбой помочь. Она часто помогает мне с математикой. Всегда, когда я прошу. Вообще-то отношение с одноклассниками гораздо улучшилось в течение последних двух лет. Наверно, они жалеют меня, к тому же, правда о нас с Викой раскрылась, и я реабилитировался в глазах общества. Правда, отношение родственников ко мне все равно почти не изменилось. Даже мама перестала общаться со своими сестрами. Уж не знаю, почему. – Все, мам, иди спать, – сказал я после того, как нажал кнопку «выключение компьютера». Мама не сводила строго взгляда с монитора, и только после того, как экран стал черным, она, удовлетворенно кивнув, вышла из комнаты. Часы показывали пять утра. Я зевнул, размял руки, и затем пересел в кресло. Самостоятельно приготовив постель и раздевшись, я лег в кровати. Я лежал на спине и разглядывал белый потолок, ожидая, когда сон придет ко мне. Мои глаза болели, а в виске пульсировала боль, повторяя ритм бьющегося сердца. К счастью, я недолго промучился бессонницей, и вскоре уснул.

Проснулся я от ноющей боли в спине и ногах. Я знал, что если не принять обезболивающего, то уже к вечеру боль станет нестерпимой. Сейчас я реже принимаю таблетки, но первый год после травмы, я глотал их ежедневно. Это напоминает боль после удаления зуба – сначала болит травмированная десна, но через несколько часов боль поражает половину челюсти.

Сев в постели, я почувствовал облегчение – спина за ночь затекла так, что я почти не чувствовал ее. Разве что только боль в позвоночнике. Одевшись и умывшись, я принял таблетку, а уже потом отправился на кухню греть чайник. Я был немного голоден, так как проснулся уже почти в два часа дня. В холодильнике я обнаружил оставшиеся со вчерашнего ужина макароны. Я подогрел их в микроволновой печи и пообедал. Почти всегда, как и сегодня, мой день начинается после полудня. Я просыпаюсь, обедаю, если хочу есть и до пяти коротаю время. В пять я готовлю ужин к мамину приходу – она возвращается с работы в седьмом часу. Я жалею маму, и поэтому научился быть самостоятельным. Три раза в неделю мама ходит убирать квартиру после основной работы. В такие дни она возвращается поздно, около двух ночи, иногда чуть раньше. Она сильно устает. Я вижу, как мама измотана и обессилена. Конечно, не только из жалости к маме я научился ухаживать за собой – я не хочу быть беспомощным овощем, не хочу быть обузой, тяжкой ношей. Я ненавижу жалость по отношению к себе, и не хочу быть жалким. Теперь я понимаю, что чувствовал папа, когда был парализован, и мы ухаживали за ним. Наверняка его душу когтями скребли сиамские кошки.