Цветы, обагрённые кровью

Позади послышались шаги и тяжёлое дыхание. Подошедший Эвески уже было собирался разразиться тирадой, но увидев девушку, ошарашенно застыл.

– Помогите мне, лейтенант, нужно донести её до кареты. Лейтенант! Эвески!

Невнятно пробормотав что-то, лейтенант подхватил девушку и вдвоём с Гонтом они донесли её до транспорта. Там они уложили её на заднем сиденье, и детектив укрыл её своим плащом.

Тут немота спала с полицейского.

– Нужно срочно отвести её в больницу!

– Не беспокойтесь, лейтенант. Дыхание спокойное, пульс ровный. Её жизни ничего не угрожает.

– И всё же…

– Нет, – возразил Гонт.

Эвески в недоумении посмотрел на детектива. Гонт раздражённо процедил сквозь зубы:

– Мне казалось, уж кто-кто, а вы должны понимать! На пустом тракте, совсем недалеко от поместья, мы находим это юное дарование в одной ночной рубашке. Очевидно, что она сбежала в ночь убийства. И потому, мы не можем увезти её в город.

Эвески побледнел.

– Постойте. Вы же не думаете, что она…

– Именно, – мрачно кивнул Гонт, – перед нами возможный убийца.

Глава третья. Поместье Мажорти

Эвески недоверчиво посмотрел на детектива.

– Вы, должно быть, шутите…

– Какие шутки! Она сбежала из поместья после совершения убийства и постаралась скрыться, но шок и физическое напряжение подвели её к черте.

– Это всего лишь ваши спекуляции, – уверенно сказал лейтенант.

Гонт почувствовал, как внутри него всё заклокотало от злости.

– Спекуляции? Что же, тогда я напомню: меня вызвали ради моих так называемых спекуляций. Так не мешайте мне делать свою работу. Поехали, лейтенант. До поместья осталось всего ничего, верно? Я уже вижу границу ухоженных территорий. Там мы и узнаем правду.

Они продолжили путь в напряжённом молчании. Злоба постепенно оставляла Гонта, но угли продолжали тлеть. Разумеется, он мог ошибиться, и эта девушка – просто заблудившаяся селянка, но это крайне маловероятно.

Вдалеке начали виднеться ворота из чёрного дерева. При приближении они беззвучно отворились, пропустив карету, и тут же захлопнулись обратно. Неприятный холодок пробежал по спине Гонта. Ему уже не нравилось это место.

Они остановились возле парадного входа, где на белых мраморных ступенях их ждала высокая женщина неопределённого возраста. Ей с одинаковой уверенностью можно было дать как тридцать, так и пятьдесят лет. Усугублял этот эффект нейтральный покрой одежды и причёска, которая не была ни мужской, но и ни женской. Она встретила выходящих из машины мужчин спокойным и тёплым взглядом.

– Мастер Эвески, вы вернулись даже раньше, чем обещали. А это, должно быть, мастер Гонт. Добро пожаловать в поместье Мажорти.

Она совсем по-мужски протянула руку Гонту, и тот уверенно пожал её.

– Благодарю, мадам…

– Бригелл, можно без титулов. Я лишь управляющая поместья, слуга семьи Мажорти. Прошу за мной, господа. Я распоряжусь, чтобы вам подали завтрак. Уверена, дорога была долгой.

– Постойте, Бригелл, – поднял руку Гонт, – сперва мне хотелось бы кое в чём удостовериться. Вам знакома эта девушка?

Заглянув в карету, управляющая совсем по-женски ахнула и всплеснула руками. Быстрым движением она достала из кармана хрустальный колокольчик и позвонила в него.

Гонт ожидал услышать звон, но, к его удивлению, никакого звука не было. Женщина перед ним просто стояла на месте и трясла рукой, словно выбивая какой-то ритм. Но, прежде чем он успел что-либо сообразить, детектив почувствовал нечто в воздухе вокруг него.

Это была магическая энергия, эфир. Он дрожал в такт движениям колокольчика.

Не прошло и минуты, как к ним сбежалось с десяток слуг. Игнорируя ничего не понимающего Гонта, они вытащили девушку из брички и унесли её в дом. Лейтенант выглядел явно смущённым столь слаженной деятельностью.

– Я приношу вам свои извинения за это, господа, – восстанавливая дыхание, сказала Бригелл, – и вы имеете право на объяснения. Я просто прошу вас поверить мне, что это несчастное дитя не виновато в случившемся.

– Кто она? – спросил Гонт.

– Младший ребёнок семьи Мажорти, Лиет. Она кататоник, и совершенно не осознаёт происходящего.

– Почему вы уверены, что она – не убийца? – резко сказал детектив. – Почему вы сразу же бросились защищать её?

– Потому что я сразу поняла, к чему вы ведёте. Это ведь очевидно, мастер Гонт. Я даже не буду скрывать от вас, что бедная девочка последней видела своего брата перед тем, как его убили. Это, как и побег – очевидные свидетельства её вины. Но поверьте мне, она не могла убить своего брата.

– У неё есть алиби? Кто-то знает, где она была во время совершения преступления?

– Нет, – ответила Бригелл.

– Тогда почему я должен верить вам на слово?

– Чтобы не погубить невинное дитя, уже искалеченное жизнью.

– Бригелл, это моё расследование, и если в ходе него я выясню причастность девушки к этому убийству, я буду вынужден…

– Я поняла вас, мастер Гонт, – подняла руку Бригелл. Хладнокровие и чувство достоинства вернулись к ней, и голос вновь стал ровным и спокойным голосом. – Прошу вас, не принимайте мои слова близко к сердцу. Примите мои извинения. Мы все потрясены случившемся, и многие, с кем вы сегодня встретитесь, шокированы не меньше моего. Но мы уже задержались здесь. Прошу за мной, господа.

Бригелл сделала полупоклон и жестом пригласила гостей следовать за ней. Гонт и Эвески вошли в поместье.

Первым, что увидел детектив, было большое – почти три метра в вышину – мраморное изваяние кошки. Гигантский идол стоял в самом центре зала, на приземистом гранитном постаменте, в окружении вазонов с белыми и розовыми камелиями. Казалось, будто статуя критически оценивает вошедших – свысока, презрительно, и словно позволяет войти лишь потому, что ей лень сойти со своего престола.

«Ненавижу кошек», внутренне содрогнулся Гонт. Он никогда в жизни не забудет ту взбучку, которую ему устроила мать за то, что малолетний Шоэл бросил камень в сторону соседского кота. Он пытался доказать матери, что он хотел только отогнать этот наглый комок шерсти от их курятника. За неделю до этого кто-то загрыз несушку, и Шоэл был убеждён, что это был этот кот. Но мать не желала ничего слушать – в культуре Кретонии кошки были священными животными, символами власти и тайного знания. После знатной порки Шоэл ещё два дня не мог сидеть без боли, а из курятника пропала ещё одна молодая курочка.