Цветы зла

LXXII. Бочка ненависти

Ты – бочка Данаид, о, Ненависть! ВсечасноОжесточенная, отчаянная Месть,Не покладая рук, ушаты влаги краснойЛьет в пустоту твою, и некогда присесть.Хоть мертвых воскрешай и снова сок ужасныйВыдавливай из них – все не покроешь дна.Хоть тысячи веков старайся – труд напрасный:У этой бездны бездн дно вышиб – Сатана.Ты, Ненависть, живешь по пьяному закону:Сколь в глотку ни вливай, а жажды не унять…Как в сказке, где герой стоглавому драконуВсе головы срубил, глядишь – растут опять.Но свалится под стол и захрапит пьянчуга,Тебе же не уснуть, тебе не спиться с круга. [81]

81

Перевод А. Эфрон 

LXXIII. Старый колокол

Я знаю сладкий яд, когда мгновенья таютИ пламя синее узор из дыма вьет,А тени прошлого так тихо пролетаютПод вальс томительный, что вьюга им поет.О, я не тот, увы! над кем бессильны годы,Чье горло медное хранит могучий войИ, рассекая им безмолвие природы,Тревожит сон бойцов, как старый часовой.В моей груди давно есть трещина, я знаю,И если мрак меня порой не усыпит,И песни нежные слагать я начинаю —Все, насмерть раненный, там будто кто хрипит,Гора кровавая над ним все вырастает,А он в сознанье и недвижно умирает. [82]

82

Перевод И. Анненского 

LXXIV. Сплин

Февраль, седой ворчун и враг всего живого,Насвистывая марш зловещий похорон,В предместьях сеет смерть и льет холодный сонНа бледных жителей кладбища городского.Улегшись на полу, больной и зябкий котНе устает вертеть всем телом шелудивым;Чрез желоб кровельный, со стоном боязливым,Поэта старого бездомный дух бредет.Намокшие дрова, шипя, пищат упрямо;Часы простуженной им вторят фистулой;Меж тем валет червей и пиковая дама, —Наследье мрачное страдавшей водянойСтарухи, – полные зловонья и отравы,Болтают про себя о днях любви и славы… [83]

83

Перевод П. Якубовича 

LXXV. Сплин

Душа, тобою жизнь столетий прожита!

Огромный шкап, где спят забытые счета,Где склад старинных дел, романсов позабытых,Записок и кудрей, расписками обвитых,Скрывает меньше тайн, чем дух печальный мой.Он – пирамида, склеп бездонный, полный тьмой,Он больше трупов скрыл, чем братская могила.Я – кладбище, чей сон луна давно забыла,Где черви длинные, как угрызений клуб,Влачатся, чтоб точить любезный сердцу труп;Я – старый будуар, весь полный роз поблеклыхИ позабытых мод, где в запыленных стеклахПастели грустные и бледные БушеВпивают аромат… И вот в моей душеБредут хромые дни неверными шагами,И, вся оснежена погибших лет клоками,Тоска, унынья плод, тираня скорбный дух,Размеры страшные бессмертья примет вдруг.Кусок материи живой, ты будешь вечноГранитом меж валов пучины бесконечной,Вкушающий в песках Сахары мертвый сон!Ты, как забытый сфинкс, на карты не внесен, —Чья грудь свирепая, страшась тепла и света,Лишь меркнущим лучам возносит гимн привета! [84]

84

Перевод Эллиса 

LХХVI. Сплин

Я – сумрачный король страны всегда дождливой,Бессильный юноша и старец прозорливый,Давно презревший лесть советников своих,Скучающий меж псов, как меж зверей иных;Ни сокол лучший мой, ни гул предсмертных стоновНарода, павшего в виду моих балконов,Ни песнь забавная любимого шутаНе прояснят чело, не разомкнут уста;Моя постель в гербах цветет, как холм могильный;Толпы изысканных придворных дам бессильныИзобрести такой бесстыдный туалет,Чтоб улыбнулся им бесчувственный скелет;Добывший золото, Алхимик мой ни разуНе мог исторгнуть прочь проклятую заразу;Кровавых римских ванн целительный бальзам,Желанный издавна дряхлеющим царям,Не может отогреть холодного скелета,Где льется медленно струёй зеленой Лета. [85]

85

Перевод Эллиса 

LХХVII. Сплин

Когда свинцовый свод давящим гнетом склепаНа землю нагнетет, и тягу нам невмочьТянуть постылую, – а день сочится слепоСквозь тьму сплошных завес, мрачней, чем злая ночь;И мы не на земле, а в мокром подземелье,Где – мышь летучая, осетенная мглой, —Надежда мечется в затворе душной кельиИ ударяется о потолок гнилой;Как прутья частые одной темничной клетки,Дождь плотный сторожит невольников тоски,И в помутившемся мозгу сплетают сеткиПо сумрачным углам седые пауки;И вдруг срывается вопль меди колокольной,Подобный жалобно взрыдавшим голосам,Как будто сонм теней, бездомный и бездольный,О мире возроптал упрямо к небесам;– И дрог без пения влачится вереницаВ душе, – вотще тогда Надежда слезы льет,Как знамя черное свое Тоска-царицаНад никнущим челом победно разовьет. [86]

86

Перевод Вяч. Иванова 

LХХVIII. Неотвязное

Леса дремучие, вы мрачны, как соборы,Печален, как орган, ваш грозный вопль и шумВ сердцах отверженных, где вечен траур дум.Как эхо хриплое, чуть внятны ваши хоры.Проклятый океан! в безбрежной глубинеМой дух нашел в себе твоих валов скаканье;Твой хохот яростный и горькое рыданьеМой смех, мой скорбный вопль напоминают мне.Я был бы твой, о Ночь! но в сердце льет волненьеТвоих созвездий свет, как прежде, с высоты, —А я ищу лишь тьмы, я жажду пустоты!Но тьма – лишь холст пустой, где, полный умиленьяЯ узнаю давно погибшие виденья —Их взгляды нежные, их милые черты! [87]

87

Перевод Эллиса 

LХХIХ. Жажда небытия

О скорбный, мрачный дух, что вскормлен был борьбой,Язвимый шпорами Надежды, бурный, властный,Бессильный без нее! Пади во мрак ненастный,Ты, лошадь старая с хромающей ногой.Смирись же, дряхлый дух, и спи, как зверь лесной!Как старый мародер, ты бродишь безучастно!Ты не зовешь любви, как не стремишься в бой;Прощайте, радости! Ты полон злобной тьмой!Прощайте, флейты вздох и меди гром согласный!Уж над тобой Весны бессилен запах страстный!Как труп, захваченный лавиной снеговой,Я в бездну Времени спускаюсь ежечасно;В своей округлости весь мир мне виден ясно,Но я не в нем ищу приют последний свой!Обвал, рази меня и увлеки с собой! [88]

88

Перевод Эллиса 

LXXX. Алхимия скорби

Один рядит тебя в свой пыл,Другой в свою печаль, Природа.Что одному гласит: «Свобода!» —Другому: «Тьма! Покой могил!»Меркурий! ты страшишь меняСвоею помощью опасной:Мидас алхимик был несчастный —Его еще несчастней я!Меняю рай на ад; алмазыИскусно превращаю в стразы;Под катафалком облаковЛюбимый труп я открываюИ близ небесных береговРяд саркофагов воздвигаю… [89]

89

Перевод П. Якубовича 

LХХХI. Манящий ужас

«Какие помыслы гурьбойСо свода бледного сползают,Чем дух мятежный твой питаютВ твоей груди, давно пустой?»– Ненасытимый разум мойДавно лишь мрак благословляет;Он, как Овидий, не стенает,Утратив рай латинский свой!Ты, свод торжественный и строгий,Разорванный, как брег морской,Где, словно траурные дроги,Влачится туч зловещий строй,И ты, зарница, отблеск ада, —Одни душе пустой отрада! [90]

90

Перевод Эллиса 

LXXXII. Молитва язычника

Влей мне в мертвую грудь исступленье;Не гаси этот пламень в груди,Страсть, сердец ненасытных томленье!Diva! supplicem ехаudi!О повсюду витающий дух,Пламень, в недрах души затаенный!К медным гимнам души исступленнойПреклони свой божественный слух!В этом сердце, что чуждо измены,Будь царицей единственной, Страсть —Плоть и бархат под маской сирены;Как к вину, дай мне жадно припастьК тайной влаге густых сновидений,Жаждать трепета гибких видений! [91]

91

Перевод Эллиса