Да будем мы прощены

– Я в разводе, – говорю я, встаю и выхожу, оставив ее принимать душ в одиночестве.

Пользуясь минутой, просматриваю ее сумку – ищу какие-нибудь зацепки. Нахожу огромный старый бумажник, почти пустой, а на дне сумки – водительские права. Прочитав имя, тут же в панике кладу их обратно и закрываю сумку. Хизер Энн Райан. Это так пропавшую звали? Я в недоумении.

Когда она выходит, я спрашиваю:

– У тебя есть шрамы от спортивных травм?

– Я не слишком спортивная, – отвечает она.

И идет ко мне, влажная еще после душа.

Это она? Она и есть пропавшая девушка? У нее что-то вроде психотического срыва и амнезии? Очень расплывчаты, неконкретны все ее ответы.

– Кто ты? – спрашиваю я.

– А как бы тебе хотелось? – отвечает она, сбрасывая полотенце.

И тут же на меня накидывается.

Много шума, тяжелое дыхание. Начинает лаять собака, кошка запрыгивает на ночной столик, глядит на нас, выгибается дугой, прыгает мне на спину и дерет когтями. Я вскрикиваю.

– Пойду я, – говорит она, когда все заканчивается.

– Ты точно не хочешь еще раз в душ?

– Нет, все нормально. Но это было приятно, люблю дождевой душ.

– А телефончик, может, оставишь? – спрашиваю я, пока она одевается.

Она мотает головой.

– Откуда же мне узнать тогда, все ли у тебя в порядке? Очень неприятно волноваться, не случилось ли с тобой что-нибудь.

– Я не из тех, с кем что-нибудь случается.

– Но я так не могу, – говорю я. – Не могу, чтобы приходила безымянная женщина и имела меня в моем доме.

– Это не твой дом, – отвечает она, застегивая «молнию».

– Мы хоть когда-нибудь поговорим нормально?

Она надевает туфли и встает.

– Не знаю, что и сказать.

– Ты меня пугаешь, – признаюсь я.

– Мужчины не пугаются. Можно нам обойтись без выяснений? Я слышу, как ты напрягаешься, – но мне и правда пора.

– Куда?

– Туда, откуда я приехала.

– Похоже, мы толчемся на месте.

– Но мы же разговариваем, вот прямо сейчас, – говорит она.

– Возьми что-нибудь, – предлагаю я.

Она на меня смотрит:

– Что?

– Телевизор возьми.

– Не смешно.

У нее звонит сотовый, она смотрит на него.

– Бойфренд? – спрашиваю я.

– Нет.

Она выходит, и я запираю дверь. Обхожу весь дом, опуская жалюзи. Слишком я на виду.

Телефон звонит в десять утра.

– Мистер Сильвер?

– Простите, а кто это?

– Я Сара Зингер из «Академии Аннандейл».

– Да.

– Вам удобно разговаривать?

– Да, но должен предупредить, что я Сильвер-дядя, а не Сильвер-отец.

– Мне это известно. – Долгая пауза, и она начинает снова: – Мистер Сильвер, мне немного неловко…

Я не тревожился, но сейчас она вдруг овладела мною – тревога, и глубокая.

– Что-то с Эшли?

Сара Зингер не отвечает.

– Вы знаете, где сейчас Эшли?

Единственная у меня мысль – о пропавшей девушке.

– Мистер Сильвер, если вы меня выслушаете…

– Она жива? – ору я в телефон.

– Разумеется, жива. Я не хотела вас пугать. Она на уроке английского до одиннадцати двадцати, потом у нее естественные науки с одиннадцати тридцати до двенадцати тридцати. – И она снова замолкает.

– Наверное, вы не знаете, что у нас тут случилось. Пропала одна местная девушка, и это очень тревожно.

– Прошу прощения, – говорит миссис Зингер. – Для человека вроде вас это должно было быть тяжело.

– В каком аспекте – вроде меня?

– Бездетный мужчина, вдруг оказавшийся в роли папы.

– Мне хочется думать, что я отлично адаптировался.

– Я уже сказала, что ситуация из тех, в которые никакая школа попадать не хотела бы. Мистер Сильвер, в курсе ли вы, что Эшли во время весенних каникул активно общалась по телефону?

– Да, – отвечаю я. – Эшли трудно было засыпать, и оказалось, что поговорить с кем-нибудь – помогает.

– Знаете ли вы, с кем она говорила?

– Сказала, что разговаривает с кем-то из друзей.

– Боюсь, это было преуменьшение.

– Преуменьшение чего?

– Там дело не ограничивается дружбой. Как бы правильнее сказать? Простите, мне трудно… – она замолкает на миг. – Мистер Сильвер, у Эшли любовная связь.

Вот при всем при этом я испытываю облегчение.

– Она очень молода, но в целом это вполне нормальное развитие событий.

– Не с мужчиной.

– Что в женской школе не должно быть удивительно. Многие девушки проходят через лесбийскую фазу, разве не так?

– Она сношается с завучем младших классов.

– А!

– Я вполне понимаю, что у Эшли был очень тяжелый год, но так не годится.

– Конечно.

– Я рада, что вы согласны, – говорит она с облегчением, но что-то в ее голосе выдает, что она обвиняет Эшли – жертву.

– И какие объяснения дает завуч младших классов?

– Я не уполномочена вам это сообщать. – Она делает паузу.

– Вы мне не хотите сказать, что именно случилось?

– Когда Эшли после смерти матери вернулась в школу, мы решили, что ей лучше жить вместе с завучем младших классов.

– Вы ей разрешили переехать к этой женщине?

– Это рассматривалось как временная мера. Мы тогда считали, что это может быть полезно для Эшли – иметь возможность обратиться к кому-либо в любой момент, в случае плохого сна или просто необходимости поговорить.

– Так это Эшли трахает завуча младших классов, или же завуч младших классов трахает ее? Кто из них взрослый, миссис Зингер, и кто ребенок? И риторический вопрос, миссис Зингер: у кого из них большая проблема?

– У завуча младших классов долгосрочный контракт со школой.

– Совращение ребенка – вполне законный повод для прекращения или аннулирования контракта.

– Боюсь, что никто, кроме Эшли, не подтвердит этого факта, – говорит миссис Зингер. – При этом я хотела бы заверить вас, что мы рассматриваем ситуацию как весьма серьезную и разберемся с ней сами весьма тщательно.

– Миссис Зингер, на нас лежит огромная ответственность. Мы как супергерои – не имеем права подводить наших детей.