Да будет любовь!

– Боже, вы не одеты!

– Наоборот, дорогая, я одет. На мне шелковые брюки, рубашка и халат. Просто я не облачен в одежды, предназначенные для приема гостей, поскольку не ожидал оных. – Он насмешливо вскинул бровь: – Несколько рановато для визита, не правда ли?

– Да, но я подумала, что лучше прийти сейчас, когда меня никто не заметит. – Фиона потупилась. – А вот почему вы поднялись так рано – это вопрос, ведь еще даже не рассвело.

– Я не мог спать. – Маркиз взглянул на гостью так, словно это она во всем виновата.

Решив дальше не испытывать его терпение, Фиона протянула книгу:

– Я подумала, что поскольку мы собираемся продолжать работу, это вам может понадобиться.

– «Прекрасная капитуляция».

Взяв книгу из ее рук, маркиз небрежно бросил ее на письменный стол – единственное пустое место в этой комнате.

– Что-нибудь еще?

Фиона почувствовала раздражение. Разумеется, было и кое-то еще, но в этот момент самым главным являлось следующее: что произошло после вчерашнего вечера?

Она не сделала ничего, чтобы заслужить подобное обращение, если не считать визита в неурочное время. К тому же она ожидала, что маркиз обрадуется ее неожиданному появлению.

– Я хотела бы обсудить… – Ее взгляд упал на завернутую в бумагу книгу, лежащую поверх папки с рисунками. – Некоторые литографии.

– А что с литографиями? – раздраженно спросил Джонатон.

– Меня беспокоит их качество. Учитывая скорость, с которой они были выполнены…

– Их качество превосходно. Вы не отличите оригиналы от оттисков.

– Не будьте смешным. – Фиона покачала головой. – Имеется большая разница между моими рисунками и вашими копиями.

– Вы в самом деле так считаете? – Маркиз бросил на нее суровый взгляд. – Может быть, попробуем сравнить?

– Отличная идея. – Фиона обошла стол, по пути нечаянно коснувшись Джонатона. В этом не было ее вины, она пришла сюда вовсе не для того, чтобы препираться с ним, и не понимала, почему он пребывает в дурном настроении.

Освободив книгу от обертки, Фиона раскрыла ее, затем извлекла из папки свои рисунки и нашла сначала литографии, а затем соответствующие рисунки.

Положив их рядом, она спросила:

– Ну, теперь вы видите разницу?

– Нет. – Маркиз пожал плечами. – Не вижу никаких существенных различий.

Отличия действительно оказались совершенно незначительными и объяснялись скорее всего качеством бумаги. Литографы проделали колоссальную работу, тем более если учитывать ту скорость, с которой они закончили свой труд. Фиона пришла к такому выводу сразу же, едва увидела пробный экземпляр. Однако ей нужно было хоть что-то сказать, поэтому она храбро продолжила:

– В таком случае, может, вы взглянете на эти литографии – здесь тоже нетрудно найти различия.

– Правда? Но я не вижу никаких различий, кроме, – маркиз вдруг нахмурился, – явного сходства с неким человеком, который встречался нам совсем недавно.

– В самом деле? – Фиона широко раскрыла глаза. – А я нет.

– Так-таки и не видите…

Она покачала головой:

– Нет.

– Но… Послушайте, Фиона. – Джонатон прищурил глаза. – Этот джентльмен действительно никого вам не напоминает?

– Не могу припомнить.

– А разве он не похож на… графа Орсетти?

– Что ж, при беглом взгляде, полагаю, есть некоторое сходство. – Фиона снова посмотрела на рисунки. – Вероятно, они оба итальянцы – смуглые и довольно красивые…

– А я говорю, это вылитый Орсетти! – Маркиз хлопнул ладонью по рисункам. – Вы рисовали Орсетти! Голого!

– Вздор! – Фиона покраснела. – Определенно я этого не делала.

– Лучше скажите: это Орсетти или не Орсетти?

– Нет.

Джонатон с недоверием уставился на гостью:

– На рисунке изображено обнаженное тело Орсетти!

– Определенно нет.

– Это он, и не надо меня дурачить.

– Стало быть, вы видели живого Орсетти без одежды? – любезно поинтересовалась Фиона.

– Разумеется, я не видел его без одежды! – Маркиз снова постучал пальцами по рисунку. – Но я узнаю это лицо где угодно.

– Ах, лицо! Так бы и сказали. – Фиона небрежно пожала плечами. – Это же совсем другое дело.

Джонатон нахмурил брови:

– Не понимаю. Что вы имеете в виду?

– Лицо – совершенно самостоятельная часть тела.

– И что из этого!

– Ничего особенного. Просто я признаю, что это лицо Орсетти…

– Ага, так я прав!

– Нет, тело ведь не его.

– Что?

– Иногда, – Фиона тщательно подбирала слова, – очень скучно рисовать одну и ту же модель, вот некоторые из нас и забавлялись… – Она сделала паузу. – К примеру, использовали чью-то голову вместо той, которую должны были нарисовать.

Джонатон изумленно посмотрел на нее:

– Неужели вы приставили к телу одного человека голову другого?

– Это была… шутка. Шалость, если хотите.

– Шалость? – Лицо у Джонатона сморщилось. – Вы приставили голову одного мужчины к телу другого – и называете это шалостью?

Столь бурная реакция привела Фиону в смятение. Не слишком ли он разошелся в столь невинной ситуации? А ведь именно Джонатон, как никто другой, должен был понять и оценить шутку.

– Да, шалость, ну и что? – Фиона не сразу подыскала нужное слово. – Обладатель головы не знал о том, каким образом она использовалась, равно как и модели никогда не видели законченной работы, так что эта шутка вполне безобидная.

– Вот уж не думаю. – В голосе Джонатона прозвучало такое негодование, как будто это его голову приставили к телу другого мужчины.

Фиона вздохнула:

– Не думаете? А что вы думаете?

– Если кто-нибудь узнает, что вы проделывали подобные шутки, то…

– То что?

– Ну… – Джонатон запнулся. В первый раз с момента появления гостьи он выглядел несколько неуверенным в себе. – То он решит, что вы…

– Что я видела Орсетти обнаженным? – Фиона прищурилась. – Что Орсетти видел меня обнаженной? Именно это вы подумали, так?