Дахштайн
Шрифт:
– Если она чиста перед Богом, то он забрал ее к себе, – в тишине голос Грегора напоминал камнепад в горах: негромкий, нарастающий к концу речи.
Магда закашлялась, изо рта и носа хлынула вода. Лежащая ведьма в темной одежде сливалась с мокрой землей, в которую вскоре и отправится. Горожане за спиной Ниотинского ахнули, зашептались и попятились в страхе, а виновную в колдовстве повели на помост рядом с костелом.
Ведьма горела, ее тело клеймили языки пламени. Закрыв глаза, она громко читала непонятные заклинания на латыни, не морщась от боли. Грегор на секунду усомнился, что огонь обжигает, но, сделав шаг к нему, ощутил жар. Он испытывал мрачное удовольствие от правосудия, которое творил. Затянутое грязными тучами небо разразилось
Ниотинский обвел взглядом собравшихся на площади. Решив, что на сегодня достаточно, он кивнул бургомистру.
– Расходитесь! Суд продолжит работу завтра на рассвете.
Грегор спустился с помоста и направился в костел. На днях должен прибыть гонец из Ватикана с новым назначением, поэтому Ниотинскому необходимо отчитаться в очищении Бамберга и отбыть, как думал он, в Испанию. Слухи о скоплениях дьявольских отродий в тех землях доползли до него, и Ниотинскому хотелось поскорее пуститься в обратный путь. Лишь одно окрашивало планы в мрачно-кровавый, как его мантия, цвет – Эмилия.
«Убить, – билось в мыслях инквизитора. – Но как?»
– Ваше Преосвященство, – младший служитель протиснулся в узкие двери костела. – Прибыл гонец.
– Так быстро? Пригласи.
Когда из прохода потянуло жженой карамелью, Грегор понял, что за спиной отнюдь не гонец. Это была она.
– Ваше Преосвященство, – девушка присела, избегая встречаться взглядом. – Я пришла помолиться. Не знала, что вы здесь.
Ее целомудренный бледный вид и отстраненность заставили Грегора усомниться в том, что у них вообще что-то было.
– Вы мне не мешаете. Прошу.
У Эмилии дернулась рука в тонкой перчатке и сжалась в кулак. По лицу, словно рябь на воде, пробегали судороги. Ниотинский хмурился, гадая, зачем она зашла в костел, если еле терпит его воздействие на свою суть. Грегор ощутил несвойственное ему смущение.
Эмилия, склонив голову, сложила руки в молитвенном жесте, устроившись в первом ряду, ближе к алтарю. Инквизитор застыл, бездумно рассматривая ее фигуру. Мысли о гонце и послании от Папы, о планах на убийство разом улетучились. Грегор оттянул воротник, будто бы тот начал мешать дышать, и громко сглотнул. Дочь бургомистра повернулась на звук, в янтарных глазах плясало адское пламя, а по ее губам скользнула довольная улыбка, от которой Ниотинского прошибло озарением.
Не прощаясь, он быстро вышел из костела, пересек две улицы, направляясь к судебному дому, в подвале которого дожидались своей участи обвиняемые в колдовстве. Крадучись, Грегор обогнул здание и приблизился к решеткам, которые едва ли выступали из-под земли. Инквизитор присел, пытаясь услышать хоть что-то. До него доносились обрывки слов, и только. Подняв голову, Грегор нашел второй вход в судебный дом. Он прокрался внутрь, спустившись по скользкой от влаги лестнице, и замер от звука знакомого голоса.
– Изабу Хокс, ты же понимаешь, какая судьба постигнет твою дочь? – бургомистр говорил спокойно, даже расслаблено, но что-то в его тоне вызвало у Ниотинского озноб.
– Никогда, слышишь, никогда ведьмы Бамберга не будут служить тебе. Vade retro, Satana! [21] – прошипела женщина.
«Сатана? Она назвала его Дьяволом?»
Грегор осторожно выглянул из проема. Люц Хёле стоял вплотную к кованой решетке, засунув руки в карманы штанов и наклонив голову к плечу.
21
Vade retro, Satana (лат. – «Иди прочь, Сатана») – Может использоваться как отказ от соблазна,
несогласие с внушениями другого человека.– Никогда не понимал ваш род. Зачем вы на земле? Есть я, есть Он. Вы же – просто бельмо.
Ведьма искренне засмеялась, откинув голову так, что ее волосы коснулись пола темницы.
– Ты так и не понял? Мы и есть земля. Религия сменит свое название и распадется на множество осколков, как зеркало, ты и подобные тебе здесь ограничены непреложными правилами. А магия… Магия будет всегда.
Бургомистр поднял руку, рассматривая свою кисть перед ведьмой.
– Ты не посмеешь, – попятилась женщина. – Последствия закроют проход.
– Последний раз предлагаю служить мне, Изабу. Твой ответ?
Ниотинский высунулся наполовину из прохода, не в силах уйти. Машинально он сжимал эфес меча и пытался не дышать слишком шумно.
– Нет.
Бургомистр свел пальцы и щелкнул ими. Раздался еле слышный звук, и ведьма по ту сторону железных прутьев рассыпалась прахом, словно никогда и не существовала.
Ниотинский всего на секунду замер, раскрыв рот, а после неслышно сделал шаг назад, приготовившись к тому, что сейчас Люц Хёле выйдет и увидит его, стоящего за углом. Грегору казалось, что шум истошно стучащего сердца слышен даже на центральной площади Бамберга. Но глава города, весело насвистывая, двинулся дальше по проходу к другим заключенным.
Глава 10
Nec Deus intersit.
Пусть Бог не вмешивается.
Дэн
Полет я не запомнил, полностью погрузившись в мысли. В иллюминатор не смотрел, бортовой телевизор выключил и прикрыл журналом, потому что видел в каждом отражающем предмете проклятую рыжую. Самолет попал в зону турбулентности и затрясся всем своим металлическим телом. В эти минуты мне эгоистично хотелось, чтобы он упал, разбился над Альпами, прекратив мои муки.
Австрия встретила снегом и сбивающим с ног ветром. Я сильнее запахнул пальто и поднял воротник, вжимая голову в плечи в попытке укрыться от холода. Внутренности застыли противным желе, заставляя непроизвольно морщиться. Зальцбургский аэропорт приветливо источал тепло у меня за спиной, будто говоря, что еще не поздно вернуться в Прагу.
Поздно. Для Дэниэля Чейза все кончено. Я привычно потянулся к уху, чтобы погладить серьгу, но, вспомнив о потере, тут же отдернул руку. Ба переоценила мою стойкость. Проклятие предка что-то переключило во мне и уже испортило жизнь, а Элишкину и вовсе забрало.
У меня не было конкретной цели, я подошел к первому такси, приветливо мигавшему знаком на крыше.
– Добрый день. Пожалуйста, отвезите меня к любому приличному отелю, – попросил я, садясь в авто.
Белый кожаный салон БМВ контрастировал с черным кузовом машины. Внутри пахло сандалом, но приятный аромат перебивал другой, неожиданный – сера.
– Добро пожаловать. С удовольствием. Я – Фер Люций, – на безупречном английском ответил водитель, повернувшись ко мне.
То, как он представился глубоким грудным голосом, заставило обратить внимание. Я равнодушно подметил, что моложавый мужчина походил на монарха: осанка, наклон головы выдавали в нем аристократическую породу. Седые волосы были зачесаны назад и собраны в хвост, лицо с острыми скулами гладко выбрито. У него была гетерохромия – один глаз голубой, как у северного хаски, а второй – бордовый, словно перезревшая вишня. И довольно странное имя. Я тряхнул головой. После случившегося в ботеле я видел намеки на потустороннее буквально в каждом встречном.