Далекий след императора
Шрифт:
– Я… сейчас!
Он ненадолго отлучился. Вернулся с кисетом в руке.
– Надеюсь, этого хватит? – сказал магистр, развязав кисет и показывая содержимое.
Там мелькнули золотые монеты. Купец виновато улыбнулся, еще был молод, не закалился и неловко взял деньги. Ему пришлось рассказать, какими путями будет возвращаться в Новгород боярская ватага.
Проводив гостя, магистр вызвал к себе Конрада фон Вернера. Рассказав ему о посещении русского купца, он предложил рыцарю встретить возвращение русского отряда. В ответ рыцарь понимающе кивнул. Видать, не в первый раз ему приходилось выполнять подобные поручения. А куда деваться? Мы тут не в Азии. Перед его уходом магистр неожиданно спросил:
– Ну как твой оруженосец?
Рыцарь ухмыльнулся:
– Отличный воин! Побольше бы таких. Все идет к тому, что он примет нашу веру, а там…
Они улыбнулись друг другу.
Всю дорогу
Глава 9
Весть о кончине Великого литовского князя Гедимина в Северной Руси встретили неоднозначно. Кто радовался, боясь попасть к нему в зависимость, кто – безразлично. Но вот Московский князь всея Руси воспринял эту весть с огромной жалостью. Когда известный не только на Руси купец Федор Елферьев вернулся с Запада, где был по торговым делам, и рассказал об этом Ивану Даниловичу, князь даже побледнел. Купец испугался и стал звать на помощь.
– Ничего! – разминая грудь, проговорил князь и отпустил Федора.
Иван Данилович последнее время частенько побаливал. И вот сейчас, когда дело пошло на поправку, эти известия подкосило его. Собравшись с силами, он подошел к окну. Голубое небо было чисто. Несколько пацанов играли на кремлевской стене. По всей видимости, они отбивались от неведомого врага. Это немного развеселило князя. Он даже улыбнулся. Но мысль вновь вернулась к известию. Оно рушило всю тайную задумку великого князя. С Гедимином в последнее время у него стали налаживаться добрые отношения. Чтобы их закрепить, они породнились. Иван Данилович сосватал своему старшему сыну Семену дочь Гедимина, Айгусту. Она приняла крещение под именем Анастасии. После этого Гедимин повернулся к христианству. Как свидетельствовал митрополит, литовец собирался принять их веру. О том, что тот серьезно готовился совершить такое деяние, свидетельствовало то внимание, которое он стал уделять христианству. Особенно оно усилилось, когда Айгуста-Анастасия родила обоим дедам на радость внука, Василия. Оба князя думали почти одинаково: Русь соединилась с Литвою. Христианство перетягивало. Литовец согласился. Рождалось досель не виданное по мощи государство. Оно будет диктовать миру свои условия.
Но многие литовцы были против. И требовалось время даже для такого авторитета, как Великий князь литовский, чтобы свыкнуться с мыслью о христианстве. А дальше в тайных замыслах Ивана Даниловича было, заключив дружеский союз с новым христианским государством, объединить силы против Узбека. Да… мечты, мечты. Как быстро они рухнули. Как жаль! Князь тяжело вздохнул и вернулся на одр.
Нежданная смерть Гедимина вызвала смятение не у одного московского князя. Даже его сыновья, особенно Олгерд и Кейстут, были недовольны решением отца оставить на великом княжении самого младшего из семи сыновей, Евнутия. За что он так полюбился отцу, трудно сказать. У него был мягкий, добрый характер. Да и сам он был каким-то по-девичьи нежным и отзывчивым человеком. Но в этом жестоком мире его доброта и отзывчивость могли принести несчастье не только ему самому, но и другим братьям.
И вот два наиболее дерзких, решительных и волевых брата, Олгерд и Кейстут, кстати, они были от второй жены Гедимина, русской княжны Ольги, сговорились меж собой выгнать младшего из Вильны. Инициатором этого заговора был князь троцкий Кейстут. Он приехал к витебскому князю Олгерду, который получил это княжество в приданое, когда женился на витебской княгине, и сказал ему:
– Тебе следует быть великим князем в Вильне. Ты старший брат, а я с тобой буду заодно.
Тот, подумав, согласился. И они сговорились о совместном выступлении. Но когда Кейстут явился под Вильно в назначенное место, там Олгерда не оказалось. Евнукий, узнав о появлении брата с вооруженным отрядом, послал к нему Драйнаса. Кейстут, поразмыслив, принял его. И вот Драйнас увидел рослого, с окладистой бородой и зоркими глазами, троцкого князя.
Кейстут, зная, зачем Евнутий прислал Драйнаса, не стал слушать его, а объявил:
– Передай своему князю, что он не по чину занял это место.
Драйнас от таких слов даже опешил и в первое мгновение не знал что сказать.
– Э… Э… как это можно… А воля… отца? – пролепетал он.
– Ты меня слышал? – рявкнул троцкий князь.
– Да, да… – и пятясь, Драйнас удалился.
Седлая коня, оглянулся на княжье стойбище и тихонько выругался:
– Русский боров! Ну… погоди.
Кейстут не стал ожидать братца, а подозвав сотского, шепнул ему на ухо:
– Следуй за ним, – и кивнул на спину удаляющемуся
Драйнасу, – и когда он будет входить в крепость, надо захватить ворота.Тот кивком пояснил князю, что все понял, и отправился к своим людям.
Кейстут был своенравным князем и, если он что решал, ничьи уговоры на него не действовали. Даже отцовские. Когда-то, стремясь завязать с поляками добрые отношения, отец хотел с ними породниться. Для этого он решил сосватать дочь князя Мазовецкого за сына Кейстута. Да не тут-то было. Оказывается, сын был… влюблен. В это с трудом верилось. Как этот мужиковатый, грубоватый человек и вдруг… полюбил. Но… это было так. И как оказалось в будущем, эти люди не изменяли своей любви всю жизнь. Предметом его обожания была девственная жрица богини Праурымы, красавица Бирута, дочь знатного жмудина. Ее обязанностью было поддерживать постоянный огонь перед богиней. Судьба однажды занесла Кейстута на песчаный морской берег, вблизи которого шумел сосновый лес. А посредине его, на холме, находилось святилище этой богини. Там он и увидел ее. Плененный ее красотой, а до этого он и слышать не хотел о женитьбе, он тотчас захотел на ней жениться. Девушку не смутило ни его княжеское звание, ни увещание главной жрицы. Она отказала. Тогда он, подняв ее, как пушинку, на руки, трижды обнес вокруг священного огня. Так она стала его женой. Чему она покорилась: его мужской силе, доброму сердцу, – остается только гадать. Когда отец узнал, что непокорный сын привез себе жену, он, как вихрь, ворвался к ним. Но увидев ласковый, мягкий взгляд ее прекрасных очей, стройную, точеную фигурку, вдруг махнул рукой и повернул назад.
Сотскому удалось ворваться в след не ожидавшего нападения Драйнаса, а тут подоспел сам Кейстут. Евнутий, услышав, что шум битвы с невероятной скоростью приближается к его дворцу, бежал. Кейстут послал за ним погоню и пленил его. К этому времени подоспел и Олгерд. На своем суде они приняли решение: отдать Евнутию в правление Изяславль. Потом все тот же неуемный Кейстут собрал всех братьев, и они условились, что Олгерд будет великим князем, а все слушаются его, и все, что добудут: город или волость… все делить пополам и жить до смерти в любви, не мыслить лиха друг другу.
К сожалению, порой жизнь заставляла нарушать этот договор.
Иван Данилович пригласил к себе сыновей Семена, Ивана и Андрея и поведал о договоре сыновей Гедимина. Братья поняли, что отец хотел бы, чтобы они поступили так же и всеми мерами расширяли московские границы, как Олгерд. И не только поняли, но обещали следовать его желанию.
Этот разговор с сыновьями великий князь Всея Руси завел не случайно. Он чувствовал, как жизнь уходила из его тела. Особенно его состояние ухудшилось после Пасхи. Он пригласил к себе священника и объявил ему, что хочет принять монашеский сан и взять имя Ананий. Когда священник, совершив полагающиеся для этого действия, ушел, Иван Данилович вдруг почувствовал облегчение и даже прилив сил. Приказав монаху и служке оставить его одного, он поднялся, прошелся несколько раз у своего одра, точно оценивая силы. Остановился и, держась за спинку одра, отдышался. Тут, видать, и пришло желание, пройти в молельную комнату. Там он помолился. Выйдя из нее, ощутил голод и направился в трапезную.
Молва, что князю стало лучше, промчалась по хоромам, чтобы затем выплеснуться на улицу. Люди вздохнули с облегчением, крестясь от всего сердца, и благодарили Всевышнего. Князь поужинал и его потянуло в сон. Но, прежде чем пойти в опочивальню, он вышел на крылец. Когда он глянул на знакомый двор, зашумела тысяча голосов:
– Калита! Калита!
Он постоял. Слезы навернулись на его глазах. Потом, вздохнув, окинул взором окружающий мир и тихонько пошел к себе, чтобы больше его уже не увидеть. А утром вдруг загудели колокола: тревожно, жалобно, угнетающе. Весть о кончине Калиты быстрее молнии полетела по Московии. И поднялся на Руси такой плач, от которого все вороны отлетели прочь от своих обжитых мест. Но его уже не поднять, а жить-то надо. И стало мучить другое: «А кто заменит?».
– Да, Семен! – отвечали знатоки.
– Так его же нет. Он в Орде, – отвечали с испугом на лице некоторые.
– Вернется! – уверяли знатоки.
Весть о кончине Ивана Даниловича застала Андрея Пожарского на новом месте, пожалованном Калитой, где он готовился к обустройству. Кто-то подсказал, что есть хороший строитель Сафон Кажан, новгородец. Он самому Калите строил. Этот довод был убедительным. Гонец поскакал к Кажану. А пока что шла разбивка. Свои хоромы Андрей хотел поставить по образцу московских. Уж больно об этом просила Дарьюшка. А как откажешь любимой жене? Вот за этой работой и застала его страшная весть. Он, не раздумывая, немедленно вернулся в Москву.