Далеко ли до Вавилона? Старая шутка

— Туралуралу, туралуралей. Туралуралу, туралуралей, — вдруг весело пропел Джерри.

Старики оторвались от карт и удивленно оглянулись на него.

— И спел он песню «Кружка пунша»!

Хозяин вернулся с тремя рюмками и поставил их в ряд на столике. Взяв бутылку, он тщательно налил каждую до краев.

— Voil`a [27] .

— La guerre n’est pas ici [28] .

Моя рука и рука Джерри одновременно протянулись к рюмкам. Моя, как всегда, дрожала. Его была твердой и уверенной.

27

Пожалуйста (фр.).

28

Войны здесь нет (фр.).

— Mais pourquoi? Почему?

— Nous attendons, monsieur. Jour par jour, nous attendons. Les Boches, les Beiges, les Anglais, m^eme les Francais, qui que ce soit, tout le monde souffrira ici [29] .

— Sl'ainte [30] .

— Хлопнули!

— Nous avons perdu notre fils. Le vingt septembre [31] .

— Je regrette… [32]

— N’en parlons plus. C’est fini [33] .

29

Мы ждем, мсье. День за днем мы ждем. Боши, бельгийцы, англичане, даже французы, кто бы то ни был, весь свет будет здесь страдать (фр.).

30

Ваше здоровье (ломан. фр.).

31

Мы потеряли сына. Двадцатого сентября (фр.).

32

Я сожалею… (фр.).

33

Не будем больше говорить. Это кончено (фр.).

— Может, угостим старичка?

— У него убили сына, — сказал я.

Джерри перекрестился.

— Упокой, господи, душу его.

Хозяин улыбнулся ему. Первой настоящей улыбкой. Я пододвинул ему рюмку Беннета.

— Pour vous, monsieur [34] .

Он молча взял ее и выплеснул в рот, не прикоснувшись губами к краю. А потом поставил рюмку точно на то же место, с какого взял ее. Все это заняло мгновение.

— On a besoin [35] .

34

Вам, мсье (фр.).

35

Иногда это нужно (фр.).

Он снова вынул платок, вытер рот, наклонил голову в нашу сторону и вернулся за стойку. Пес опять шевельнул хвостом, когда хозяин проходил мимо. Я налил рюмку Беннету.

— Спасибо.

Прежде чем взять, он внимательно осмотрел ее, словно решая, пить из нее или нет.

— Туралуралу, туралуралей…

— Вы тоже сторонник гомруля?

— Я? Кошки-мышки! — Джерри сплюнул на пол и захохотал.

Беннет ухмыльнулся, залпом выпил свою рюмку и снова ее налил.

— Это из-за чего же вы так решили?

— Из-за Александра.

— А! Ну конечно, бог его помилуй. Он же точно малое дитя. Его с детства учили доверять англичанам. Благороднейшие люди.

— Но ведь ваш отец в армии? Значит, и он примерно так же думает.

— Мой отец не то что не умеет мозгами пораскинуть, а еще не успел ими обзавестись. Передайте-ка бутылку.

— Но если вы не за гомруль, так кто же вы?

— Республиканец.

Я пододвинул ему бутылку. Беннет посмотрел на него с удивлением.

— А их много?

— Наберется.

— Джерри, будь честен: жалкая горстка.

— Алек, ты про это ни черта не знаешь.

— Я читаю газеты.

— Газеты!

Беннет перегнулся к нему через столик.

— Нет, я, правда, не понимаю, зачем вы тут?

— Учусь стрелять из винтовки. Вот, послушайте. — Он выпил и только тогда продолжал: — Когда я вернусь, так буду одним из тех, кто понимает, что к чему, как дело дойдет до драки. Можно, конечно, маршировать между холмов и швырять палки, но придет минута, когда понадобятся люди, которые годятся и на другое. Глядишь, меня генералом сделают. — Он захохотал. — Черт подери, я вам одно скажу: если я отсюда выберусь живой, так уж больше ничего никогда не побоюсь.

— Вот и конец нашему племенному заводу, — услышал я собственный тоскливый голос.

— Все будет в порядке. — Он погладил мою руку. — Когда мы сделаем то, что должны сделать, у нас хватит времени делать то, что мы хотим.

— Я весьма приятно удивлен, — сказал Беннет.

— А вы слыхали про Патрика Пирса?

— Как будто бы нет.

— Вот кто умеет так сказать, что просто огнем обожжет. Он учитель. И не так давно он такое сказал… — Он сосредоточенно поковырял в носу, вспоминая: — …есть вещи ужаснее кровопролития, и рабство — одна из них. Они врезаются в память, такие слова.

— Но рабство… Джерри, скажи честно… ну, кто раб? — Я замолчал и посмотрел на них. Беннет подливал коньяк в рюмку. — Вон Беннет говорит, что мы все рабы, потому что боимся быть свободными людьми.

— Я не про философию толкую, а про то, что на самом деле.

— Чушь. В Ирландии нет рабов.

— Нас лишили права самим говорить за себя. Это что, не рабство?

— Гомруль…

— Дерьмо твой гомруль. Розовая водица, даже если его и получат. Чтоб заткнуть рты. Я верю… я знаю только один способ, как от них избавиться — стрелять.

— А странно, что мы столько лет друзья и ни разу прежде об этом не разговаривали.

— Может, и к лучшему, что так. Теперь ни мне, ни тебе от этого вреда не будет, а раньше мог бы выйти большой вред.

— Не верится, что таких, как ты, много.

— Будет много. Может, ты и сам станешь таким.

— Кто знает?

— Должен признаться, я в восторге, что встретил собрата-революционера, — сказал Беннет. — Руку! — Он протянул Джерри руку через стол, но тот только с улыбкой поглядел на нее. — Мне нравится этот ваш мистер… как его?

— Пирс.

— Ну, если мне не удастся стать героем во Фландрии, я уеду в Ирландию и стану героем там.

Джерри засмеялся.

— Таких, наверное, наберется немало. Только вот на чьей стороне вы будете, можно спросить?

— На стороне мистера Пирса, а то на чьей же? На стороне человека, который сказал эти слова.

— По-моему, вам не понять, почему он их сказал.

— Чепуха.

— Вы оба сумасшедшие.

— Так выпьем за наше безумие.

Беннет взял бутылку и помахал ею в сторону хозяина за стойкой.

— Мсье?

— Merci. — Он покачал головой.

— Sl'ainte, — снова сказал Джерри.

— За мечту каждого из нас, — объявил Беннет.

— Люди будут издеваться над их короткими шеями, но они будут побеждать. По всему миру.

— Что-что? — с недоумением спросил Беннет.

— Мои лошади. Моя мечта другая, чем у вас. Только лошади, мои чудесные, не знающие поражения лошади.

— Так оно и будет. А скакать на них буду я, нравится вам, мистер Беннет, моя посадка или не нравится.