Далеко ли до Вавилона? Старая шутка
Шрифт:
— Наверно, есть.
— Когда-то мы собирались на такие милые вечеринки, на балы, и все казались такими счастливыми.
— На самом деле вряд ли все тогда были счастливы.
— Спать.
— Да.
— Ты ничего не хочешь мне сказать?
— Нет.
— Что ж, спокойной ночи.
И она пошла взять стаканчик чего-нибудь покрепче.
Нэнси не стала зажигать у себя свет, чтобы в открытое окно не залетели летучие мыши. Села, не раздеваясь, на край постели и ждала, пока все в доме затихнет. Не затихало долго. Тетя Мэри беспокойно бродила из комнаты в комнату,
У хижины ни признака жизни. Неизменный страж — чайка, нахохлясь, сидит на кровле. Хоть бы он уже ушел, взмолилась Нэнси у двери, но он был там, лежал в углу, кутаясь в плед. Она не закрыла дверь, и серебряный свет хлынул за нею в темноту.
— Я ведь, кажется, сказал вам больше не приходить.
Он медленно сел и посмотрел на нее.
— Я надеялась, что вы ушли. Наверно, утром они сюда придут. Они все кругом обошли, расспрашивают, обыскивают. Дед им сказал, что видел на рельсах какого-то человека. Он не имел в виду…
— Ничего, Нэнси. Тут только вопрос времени. Я собирался уйти, когда рассветет, теперь уйду пораньше.
Он поднялся. Потом нагнулся, подобрал плед; встряхнул его и аккуратно сложил. К стене прислонен был небольшой брезентовый солдатский мешок.
— Куда вы пойдете?
— Подальше.
— Понятно. Мне не надо было спрашивать, да?
— Я человек весьма скрытный.
— Тот офицер сказал, вы опасный.
Он засмеялся.
— Это хорошо. Люблю, когда меня считают опасным.
— Те двенадцать…
Он подошел ближе.
— Мне очень жаль, Нэнси. Они тоже были опасны. Двенадцать только что прибывших опасных людей. Их надо было остановить прежде, чем они натворили много бед. Мы очень простодушный народ. Эти люди способны были разведать такое, что повредило бы очень и очень многим. Многое сильно осложнило бы. Нам необходимо победить, Нэнси. В конце концов народ непременно должен победить. Это очень важно.
— Когда вы так говорите, выходит, что важно.
Чайка на крыше над ними вдруг проснулась. Несколько секунд копошилась, хлопая крыльями. Потом медленно снялась и полетела в сторону моря.
— По-моему, вам надо уходить.
— Да.
Он подобрал с полу мешок.
— Вы — Энгус Барри?
— До чего настойчивая девица! Может быть, когда-то был таковым. Но, безусловно, перестал быть.
— А можно, я буду думать, что вы — это он?
— Если вам так нравится.
Он взял руку Нэнси и поцеловал.
— Итак, прощаясь, как простился бы Энгус Барри, я вас покидаю. Пройду немного по берегу, потом поднимусь в горы. Ничего худого со мной не случится. Есть место, где я буду в безопасности.
Нэнси кивнула.
— Побудете
здесь немного, когда я уйду?— Посмотрю, чтобы не осталось никаких улик. — Она улыбнулась ему. — Замету ваши следы.
Они подошли к двери, постояли рядом, глядя на окружающий мир.
— Холодно, — сказала Нэнси.
— Ночью в это время всегда холодно.
Откуда-то сверху на берег скатился камень. Нэнси стиснула руку Энгуса.
— Уходите.
— Сейчас. Надеюсь, я не очень вам повредил.
— Уходите же.
Она топнула ногой.
Он вышел из хижины и зашагал к морю.
Сердце Нэнси колотилось так, что ей показалось — сейчас она умрет.
— Стой!
Из тьмы возникла цепочка солдат, растянулась от насыпи до самой воды. А он все шел. Теперь он с плеском ступал по мелкой белой кудрявой зыби.
— Стой!
Под их тяжелыми шагами скрипит песок. Может быть, вплавь он еще ускользнет. Она сбежала к нему на берег.
— Бегите. Они уже здесь. Бегите. Плывите. Пожалуйста.
— Ни бежать, ни плыть нет смысла, майор Барри.
Он остановился, обернулся. Вода покрывала его ботинки из хорошей кожи.
— Уходите, Нэнси, — сказал он. — Сейчас, же уходите. Сию минуту.
— Они здесь, — только и удалось ей выговорить.
— Майор Барри, мы знаем, что вы вооружены. Бросьте мешок и оружие на землю. Не делайте глупостей. Любая сумасбродная выходка — и мы тут же пристрелим и вас и девушку.
Он застыл неподвижно.
— Девушка ничего не знает. Она просто ребенок. Она иногда приносила мне чего-нибудь поесть. Она ничего не знает. Дайте ей уйти. Спокойно уйти. Даю слово, тогда я сдамся без сопротивления.
— Нет, нет!
— Бросьте оружие и мешок.
— Только когда вы пропустите девушку. Говорю вам чистую правду. Она тут ни при чем.
— Ладно. Она может идти.
Нэнси посмотрела на него, их разделяло несколько шагов. Он ей улыбнулся.
— Ступайте, Нэнси. Пройдите между ними и шагайте прямиком до самого дома.
— А что будет?
— Ничего не будет. Меня увезут в тюрьму. Только и всего. Повернитесь и шагайте.
— Вы мне правду говорите?
— Да.
Она кивнула. Повернулась и посмотрела на солдат. Посеребренные луной равнодушные лица.
— До свиданья.
— Au revoir.
— Спасибо вам, — сказала она и пошла.
Она прошла сквозь цепь солдат, наверх, к гранитным глыбам, потом остановилась и обернулась. Он бросил мешок наземь и нашаривал в кармане револьвер. Вынул, мгновенье смотрел на него и кинул на песок рядом с мешком. И тогда в него выстрелили. Два выстрела. Третий. Бегом.
— Нет, нет, нет!
Четвертый. Пятый. Шестой. Для верности.
— Прекратите огонь! — Она услыхала свой крик, так кричал дед на Талана Хилле.
Бегом.
Седьмой.
Тишина.
— Нет, нет!
Ее перехватили, прежде чем она добежала до тела, которое теперь поглаживали ласковые волны.
— Нет!
Над ним наклонились двое. Красное растворялось в волнах, розовело, волна споласкивала раны, омывала дочиста.
— Оставьте его в воде. Не то еще придется тут пачкотню прибирать.
— Слушаю, сэр.
— Сейчас придет катер.
— Пожалуйста, — сказала Нэнси одному из тех, что ее держали, — пожалуйста, пустите, я ему помогу.