Далекое эхо

– Возможно. А может, мы имеем дело с инсценировкой. Может, это был вовсе не сумасшедший. Может, кто-то из наших мальчиков или все они изнасиловали Рози и запаниковали. Испугались, что она их выдаст. Поэтому они ее убили. А потом представили все так, будто она стала жертвой маньяка. Они убили не ради убийства, потому-то и не было речи о повторении подобного.

– Ты считаешь, что четыре мальчишки сумели сохранить хладнокровие, оказавшись с мертвой девушкой на руках?

Карен скрестила ноги и разгладила юбку. Она заметила, что Фил посмотрел на них, и почувствовала, как потеплело внутри. Причем не от выпитого рома.

– В том-то и вопрос.

– И каков же ответ?

– Когда ты прочтешь их показания, то увидишь, что показания одного отличаются от всех остальных. Это показания студента-медика Малкевича. Он сохранил холодную голову и отчитывался как настоящий врач. Расположение его отпечатков пальцев на руле свидетельствует, что он был последним, кто вел «лендровер». И он входит в число тех троих, чья группа крови соответствует обнаруженной сперме. Сперма вполне могла принадлежать ему.

– Что ж, хорошая теория.

– Думаю, что в честь нее нужно пропустить еще порцию. – На этот раз Карен заказала выпивку. – Беда любой теории в том, что она нуждается в подтверждении уликами, – продолжала она, когда ее стакан вновь наполнился. – А улик-то, то бишь вещественных доказательств, у меня нет.

– А как насчет этого незаконного ребенка? У него ведь есть где-то отец. Что, если это был он?

– Мы не знаем, кто он. Брайан Дафф держит рот на замке, а с Колином я еще не успела побеседовать. Но Лоусон намекнул мне, что это может быть парень по имени Джон Стоби. Он уехал из города незадолго до рождения ребенка.

– Он мог вернуться.

– Именно это искал Лоусон в файле: успела ли я что-то выяснить в этом направлении. – Карен пожала плечами. – Но если даже он вернулся… Зачем ему убивать Рози?

– Может быть, он продолжал ее любить, а она его знать не хотела.

– Я так не думаю. Ведь этот парень уехал из города, потому что Брайан и Колин его избили. Он не похож на героя, который вернется за своей утраченной любовью. Но мы заглянем под каждый камень. Я послала запрос в участок по месту его жительства. Там с ним побеседуют.

– Ладно. Ему придется вспомнить, где он был декабрьской ночью двадцать пять лет тому назад.

– Я знаю, – вздохнула Карен. – Но по крайней мере ребята, которые будут с ним беседовать, поймут, что он собой представляет. Мог ли это быть он? Я все равно ставлю на Малкевича, одного или с дружками. Ладно, хватит о работе. Не хочешь ли доесть карри? И закусить индейкой?

Когда Алекс вошел в оранжерею, Брилл вскочил на ноги так стремительно, что едва не опрокинул свой бокал красного вина.

– Алекс, – нервно воскликнул он.

Как быстро мы переносимся назад во времени, когда что-то выбивает нас из привычной жизни и забрасывает в общество тех, кто составлял наше прошлое. Возникшая мысль удивила самого Алекса своей точностью. Он не сомневался, что Брилл был уверенным в себе и компетентным профессионалом. У него была утонченная жена, с которой он обсуждал утонченные материи, о которых Алекс имел лишь смутное представление. Однако, оказавшись лицом к лицу с другом и поверенным своей юности, Брилл вновь превратился в нервного уязвимого подростка, всем своим видом взывающего о помощи.

– Привет, Брилл, – устало проговорил Алекс, почти падая в кресло напротив и наливая себе вино.

– Хорошо долетел? – Улыбка Брилла была чуть ли не просительной.

– Долетел, а это уже хорошо. Линн занимается обедом, она подойдет через минуту.

– Мне жаль, что я так свалился на вас нынче вечером, но мне нужно было приехать в Файф, чтобы кое с кем повидаться, а завтра мы отбываем во Францию, так что это была единственная возможность…

«Вовсе тебе не жаль, – подумал Алекс. – Ты просто хочешь успокоить свою совесть».

– Обидно, что ты не узнал раньше про болезнь невестки. Тогда ты бы смог полететь со мной в Сиэтл. Верд там был. – Голос Алекса прозвучал обыденно, но он хотел, чтобы его слова уязвили Брилла.

Брилл выпрямился в кресле, отказываясь встретиться глазами с Алексом:

– Я знаю. Ты думаешь, что я тоже должен был быть там.

– Да, думаю. На протяжении десяти лет Зигги был одним из лучших твоих друзей. Он стоял за тебя. Вообще, за всех за нас. Я хотел отдать долг его памяти и считаю, что ты тоже обязан был это сделать.

Брилл провел рукой по волосам. Они все еще были густыми и волнистыми, хотя седина уже в них проблескивала. Это экзотически выделяло его среди шотландцев его возраста.

– Я просто не гожусь для подобных вещей.

– Ты всегда был ужасно чувствительным.

Брилл бросил на него раздраженный взгляд:

– Я, знаешь ли, полагаю, что чувствительность – это достоинство, а не порок. И я не стану извиняться за то, что ею обладаю.

– Тогда ты должен чувствовать, чем меня разозлил. Ладно, я могу, хоть и с трудом, понять, почему ты избегаешь нас, словно мы заражены какой-то жуткой болезнью. Ты хотел держаться подальше от всего и всех, кто напоминал тебе об убийстве Рози Дафф и смерти Барни Макленнана. Но на похоронах Зигги ты обязан был быть, Брилл. Обязан был.

Брилл потянулся к своему стакану и схватил его так, словно тот мог спасти его от неловкости.

– Наверное, ты прав, Алекс.

– Так что теперь привело тебя сюда?

Брилл отвел глаза:

– Это сообщение, что файфская полиция занялась пересмотром дела об убийстве Рози Дафф, всколыхнуло многое. Я понял, что не могу от этого просто отмахнуться. Мне нужно было поговорить с кем-то, кто понимает, как все тогда было. Понимает то время и то, что Зигги значил для нас всех. – К удивлению Алекса, глаза Брилла вдруг увлажнились. Он яростно заморгал, но слезы полились по щекам. Он поставил стакан и закрыл лицо руками.

Тогда Алекс понял, что и сам не в силах устоять против затягивающей его в прошлое волны. Ему вдруг захотелось вскочить и заключить в объятья друга, которого трясло от усилий сдержать горе… Но укол неуснувшего подозрения остановил его.

– Я так сожалею, Алекс, – рыдал Брилл. – Так ужасно сожалею.

– Сожалеешь о чем? – мягко спросил Алекс.

Брилл поднял на него заплаканные глаза:

– Обо всем. Обо всем, что я натворил глупого или неправильного.

– Ну, это слишком широко, – сказал Алекс, смягчая голосом иронию слов.