Дальнейшие похождения царевича Нараваханадатты

«Когда проклятие нага разлучило меня, повелитель, со всеми вами, много дней скитался я в поисках встречи и однажды подумал: «Отправлюсь-ка я в Удджайини. Ведь они должны в скором времени прийти туда!» Так решив, устремился я к этому городу. По дороге туда дошел я до деревни, называвшейся Брахмастхала, и присел отдохнуть на берегу пруда под деревом. Тогда обратился ко мне укушенный змеей старый брахман с такими словами: «Встань и уйди отсюда, сынок, не то постигнет тебя моя участь! Живет здесь громадный змей — и укусил он меня, и так меня терзает боль, что готов я броситься в этот пруд!» Стало мне жалко сказавшего это брахмана, отговорил я его от самоубийства и с помощью знания своего избавил страдальца от действия яда. Тогда брахман почтительно и подробно расспросил меня, и, когда ему все стало известно, исполненный благодарности, сказал он мне: «Ты спас сегодня мне жизнь. Так прими же, доблестный герой, от меня мантру, дающую власть над веталами, а мантра эта досталась мне от отца. Владеть ею надлежит таким добродетельным, обладающим волшебными силами, как ты. Не таким же беспомощным, как я, владеть ими. Что мне с веталой делать?»

Возразил я на это брахману: «А мне что же делать с веталами, когда я разлучен с Мриганкадаттой?» Улыбнулся брахман, услышав мои слова, и снова мне говорит: «Да разве не знаешь ты, что с помощью ветал можно добыть все, что пожелаешь [124] ? И неизвестно тебе, что по милости веталы царь Тривикрамасена в давние времена стал повелителем видьядхаров? Так я расскажу тебе, как это случилось, а ты слушай

повесть о ветале и царе Тривикрамасене

124

…С помощью ветал можно добыть все, что пожелаешь. — См. прим. 11 к Книге о Шашанкавати. Связанные с культом Шивы веталы в народных представлениях обладают необычайной мощью; подчинение себе веталы с помощью особых заклятий позволяет человеку обрести сиддхи, волшебные способности — например, становиться бесконечно малым или бесконечно большим, по своей воле изменять вес, свободно передвигаться в пространстве и т. п. Следует заметить, что в древнейших представлениях веталы считались группировкой среди пишачей, с которыми связана история возникновения «Брихаткатха» Гунадхьи.

Есть на берегах реки Годавари страна, которая называется Пратшитхана, а правил там в давние времена равный могуществом Индре сын царя Викрамасены, слава которого распространилась повсеместно, и имя ему было Тривикрамасена. Каждый день, когда царь сидел в зале совета, буддийский монах Кшантишила являлся к нему и преподносил плод, а Тривикрамасена брал его и передавал в руки стоявшему вблизи хранителю сокровищницы. Так прошло десять лет, и вот однажды, когда монах передал царю плод и вышел из зала совета, царь бросил плод ученой обезьянке, вырвавшейся из рук надсмотрщиков. Когда обезьянка стала грызть плод, из его сердцевины выпал совершенной красоты драгоценный камень, которому нет цены. Увидел это царь, взял камень в руки и спросил хранителя сокровищницы: «Куда ты девал все те плоды, которые монах мне дарил, а я тебе передавал?» В страхе отвечал хранитель сокровищницы: «Все их я бросал в сокровищницу через окно, не открывая двери. Если ты повелишь, я открою, чтобы посмотреть на них». Когда все это сказал хранитель сокровищницы, согласился царь, чтобы он пошел в сокровищницу, и тот пошел, но, мгновенно вернувшись, доложил повелителю: «Не вижу я там плодов, ибо сгнили они, а вижу груду камней драгоценных, дивно блистающих». Обрадовался царь, услышав это, и велел хранителю сокровищницы беречь их.

На следующий день, когда, как обычно, пришел буддийский монах, спросил его Тривикрамасена: «Скажи мне, бхикшу, зачем, что ни день, ты угождаешь мне такой дорогой вещью? Не возьму я теперь от тебя плод, пока ты мне не скажешь!» А бхикшу в ответ на эти слова царю по секрету так сказал: «Есть у меня заклинание, но, чтобы успешно оно было, нужна мне помощь героя. Поэтому, доблестный муж, я и служу тебе». Выслушав его, согласился царь ему помочь, а шрамана [125] , обрадовавшись, снова заговорил: «Коли так, царь, то, когда наступит четырнадцатая ночь темной половины месяца и я буду сидеть на большом кладбище под смоковницей, следует тебе прийти туда одному, без стражи». «Так я и сделаю! Ладно!» — отвечал ему на это государь, и шрамана Кшантишила ушел в свою хижину.

125

шрамана — подвижник, обычно буддийский или джайнский; волшебник, кудесник.

Вот опустилась на землю четырнадцатая ночь темной половины месяца, и вспомнил царь, что обещал он монаху. В первую стражу ночи [126] , закутавшись с головой в темно-синий плащ, с мечом в руке, незаметно вышел Тривикрамасена из города и пошел на кладбище, где ужасная тьма казалась еще более мрачной оттого, что пылали погребальные костры, и выбрасываемые ими языки пламени подобны были вспыхивающим свирепым глазам. И переполнено оно было бесчисленными человеческими черепами, скелетами и костями, духами и веталами, неистово дерущимися, и походило на иную аватару Бхайравы [127] , безмерно ужасающую, ревущую и визжащую.

126

…в первую стражу ночи — сутки у индийцев делятся на день и ночь, а те, в свою очередь, на четыре прахары (стражи) каждая; прахара равна трем часам. Исчисление обычно идет от момента наступления темноты.

127

…иную аватару Бхайравы — однажды Брахма и Вишну решили унизить Шиву и доказать свое превосходство над ним. Оскорбленный Шива обратился Бхайравой, «ужасающим»; ногтем пальца левой руки он срезал пятую голову Брахмы, которая посмела изрыгнуть поношение Шивы.

Разыскал там дерево вата бесстрашный и увидел сидевшего под ним шрамана, вычерчивавшего магический круг, подошел к нему и молвил: «Вот пришел я, шрамана! Говори же, что должен я для тебя сделать?»

Увидав царя и слушая его, обрадовался монах и сказал царю: «Великую милость оказал ты мне, государь. Теперь же, обратясь лицом в южную сторону, ступай, и увидишь ты вдалеке одиноко стоящее дерево шиншапа. Висит на том дереве труп какого-то человека — так сделай мне доброе дело, мужественный, и принеси его сюда!» Выслушал Тривикрамасена монаха, молвил: «Так тому и быть!» — и отправился, верный слову, в южную сторону. Шел он дорогой, отмеченной огнями погребальных костров, и в темноте добрался до того дерева шиншапа и на нем, дымящемся и смердящем горелым мясом, опаленном языками пламени, увидел висящий, словно свисающий со спины демона, труп. Взобрался царь на дерево, перерубил веревку и сбросил мертвеца на землю. И когда мертвец упал, он вдруг словно от боли зарыдал. Слез Тривикрамасена и, преисполненный сострадания, подумав, что тот, должно быть, еще жив, потрогал тело, и тогда труп разразился дьявольским хохотом. Догадался царь, что в мертвеца вселился ветала, и обратился неустрашимый царь к нему со словами: «Что ты смеешься? Подымайся, да пойдем!» Но тут увидел царь, что нет покойника на земле, а висит он снова на дереве. Опять полез на дерево Тривикрамасена и сбросил его — ведь, как алмаз драгоценный, несокрушимы сердца героев! А затем взвалил труп со вселившимся в него веталой на плечо и молча отправился в путь. Когда же двинулся он, находившийся в мертвеце ветала заговорил: «Слушай, раджа, расскажу я тебе, чтоб не скучно было идти, историю

о царевиче Ваджрамукуте и красавице Падмавати

Есть город на земле, называющийся Варанаси, жилище Пурари [128] , населенный, подобно склонам Кайласы, добродетельными людьми, обвитый, словно жемчужным ожерельем, полноводной рекой, берущей начало в небесах. В этом городе в давние времена правил царь Пратапамукута, пламя мужества которого испепелило густые леса родов враждебных царей. Был у него сын Ваджрамукута, красотой посрамивший самого Смару, бога любви, а доблестью — сонмы врагов. Был у царевича друг — сын министра многоумный Буддхишарира, истинное воплощение Разума, — и был он царевичу много дороже его собственной жизни.

128

Пурари — одно из имен Шивы.

Однажды тешился царевич вместе со своим другом охотой. Срезая стрелами головы львов с развевающимися гривами, подобными султанам, знаменующим их смелость, в крайнем увлечении гоньбой, заехал он далеко и углубился в глухой лес. Был этот лес подобен лагерю Смары, но вместо бардов там ворковали кокилы, а деревья, качая цветущими ветвями, услужливо становились опахалами. И увидел там царевич, сопровождаемый сыном министра, озеро, подобное океану, место рождения самых разнообразных лотосов, а на берегу божественного облика красавицу, пришедшую туда со служанками, чтобы искупаться. Переполнившая прелестью своей озеро, разбросавшая взорами по лесу заросли лотосов, повергшая в стыд белые лотосы белизной лица своего, превзошедшего красотой луну, мгновенно похитила она сердце царевича. Но и он, взглянув на нее, похитил ее сердце, и она тут же забыла и свой стыд, и свои наряды. Смотрел царевич вместе со своим спутником на нее и думал: «Кто она?» А красавица, желая сказать ему о том, из какой она страны и прочее, кокетливо начала делать ему знаки: сначала взяла она лотос из гирлянды, украшавшей ее прическу, и заложила за ухо, а потом долго держала лотос в зубах, и еще один на голову возложила, и со значением приложила к сердцу руку. Не понял царевич ее знаков, но его сообразительный приятель, сын министра, распознал их смысл. Тотчас же была она уведена оттуда сопровождавшими ее. Придя домой, кинулась она на ложе, а сердце ее, словно для оправдания этих знаков, осталось с царевичем. 

А царевич, немедля вернувшийся в свой город, горевал без нее, словно видьядхар, лишенный вдруг своих волшебных знаний. Тогда его друг, сын министра, спросил его: «Раз уж не так трудно добыть ее, так в чем же дело?» Царевич, уже утративший смелость, ответил ему на это: «Зачем ты меня напрасно утешаешь? Как добыть ее, когда ни имени, ни города, ни рода ее я не знаю?» Возразил ему на это сын министра: «Что, ты не заметил знаки, которые она тебе делала? Когда она за ухо заложила лотос, то сказала: «Живу я в царстве великого Карнотпалы»; когда в зубах держала лотос— «Знай, что я дочь врачевателя зубов!» Возложив лотос на голову, она дала понять, что имя ее Падмавати, а приложив руку к сердцу, — что ты ей дороже самой жизни. Есть в стране Калингов славный царь Карнотпала, а у него есть одаренный его милостью врачеватель зубов, зовут которого Самграмавардхана, а у того — любимая им больше, чем жизнь, дочь по имени Падмавати, истинная жемчужина трех миров. Вот это, божественный, узнал я от людей. Потому и понял я все ее знаки! [129]

129

…понял я все ее знаки — пантомима, разыгранная Падмавати, связана с этимологией имен. Например, закладывая за ухо лотос, девушка дает понять, что живет она в царстве царя Карнотпалы, имя которого состоит из двух слов: «карна» — ухо и «утпала» — лотос и означает «обладающий ухом, подобным лотосу».

Так объяснил все сын министра царевичу, и тот был доволен его сообразительностью. Но особенно радовался он тому, что обрел способ, как достичь желаемого. Вот посоветовался он с другом и отправился вместе с ним из дворца будто на охоту, а на самом деле — за возлюбленной. На полпути удалось ему благодаря стремительности быстрого как ветер коня оторваться от сопутствовавших ему воинов — в сопровождении одного лишь сына министра вступил он в страну Калинга. Достигли они города царя Карнотпалы и, войдя в ворота, разыскали дом врачевателя зубов. Ища приюта, зашли они в стоявшую неподалеку от этого дома хижину одной старой женщины. Сын министра поставил коней в укромном месте и задал им сена, напоил, а затем при царевиче спросил у старухи: «Не знаешь ли, матушка, врачевателя зубов, которого зовут Санграмавардхана?» Выслушала та его и ответила: «Знаю я его, была ему кормилицей, а нынче он меня приставил к своей дочери Падмавати. Да только не всегда я туда хожу— нет у меня платья. Всякий раз мой сын, негодяй этакий, как видит платье, так уносит его и проигрывает». Когда она все это рассказала, сын министра, обрадованный ее словами, подарил ей свой плащ и многое другое и попросил довольную старуху: «Будь нам матерью родной и вот что ты тайно сделай для нас. Пойди к дочери врачевателя зубов Падмавати и скажи ей так: «Пожаловал сюда царевич, виденный тобой у озера, и он тебя любит и потому послал меня к тебе!» Выслушала она все и молвила, довольная подарками: «Так и быть!» — и тотчас поспешила к Падмавати. Когда же вернулась она, то на расспросы царевича и сына министра вот что поведала: «Рассказала я ей о том, что вы сюда тайно пожаловали, а она все это выслушала, обругала меня и ударила меня обеими руками, в камфаре вымазанными, по щекам. Тогда, ни за что оскорбленная, разрыдалась я и поспешила сюда. Вот на щеках моих, сыночки, следы ее пальцев!» Когда старуха все это рассказала, царевичем овладела безнадежность, но многомудрый сын министра сказал ему на ухо: «Не горюй, красавица бережет тайну, а обругав старуху и отпечатав на ее лице десять пальцев своих, в камфоре вымазанных, вот что нам сказать хотела: «Пережди десять ночей светлой половины месяца, ибо неблагоприятны они для встречи». Так успокоил сын министра царевича и, продав на базаре сколько-то золота, велел старухе приготовить вкусной еды — поели они вместе с ней досыта.

Провели они так десять дней, и вновь послал старуху сын министра к Падмавати, чтобы разузнать, что да как. Старуха же, охочая до вкусной еды да сладкого питья и всяких радостей, пошла к той в дом, да тотчас же и вернулась и сказала обоим: «Нынче-то пошла я и стояла молча, а она опять накричала на меня за то, что о вас я рассказала, и ударила меня в грудь тремя пальцами, окрашенными шафраном, и вот я сюда вернулась». Когда же они выслушали ее, тотчас же промолвил царевичу сын министра: «Не беспокойся! Ударив старуху в грудь тремя пальцами, окрашенными шафраном, дала она понять: «Не могу еще три ночи встречаться с тобой — я нечиста!» Объяснил это царевичу сын министра, и еще три дня прошло. И снова отправил он старуху к Падмавати. И когда пришла она в покои красавицы, та ее приветила и улестила — и обхождением, и сладким питьем, и всякими прочими удовольствиями ублажила.