Дальний родственник

– Твоя секретарша выглядит так, как будто только этим и занимается, - заметил Юра.

– У нее чистые руки!
– возмутился родственник.
– Они никогда не голосовали. И не держали ничего тяжелее моего хвоста и рогов.

– Откуда ты ее переманил? От Лимонова?
– осведомился Юра.

– Никакому Лимонову и не снились такие члены партии, - важно сказал родственник.
– Она прямой потомок Берии, Агаты Кристи и Моше Даяна. А глаз, как у орла.

– Хороший набор, - согласился Юра, - но причем тут Моше Даян?

– Она антисемитка, - доверительно сообщил родственник, - а если бы Моше не был антисемитом, он бы не втянул евреев во все это военное дерьмо. Жили бы себе, как греки на Крите, среди оффшорных компаний, и добра б наживали.

– Ты это брось, - строго заметил Юра.
– Ты не вздумай выступить с такими заявлениями. А то быстро угодишь в какой-нибудь Бухенвальд, и книжки твои на костре сожгут.

– Их и так сожгут, - меланхолично ответил автор, - когда разберутся, что почем. Но рукописи не горят, а поднимаются из пепла, возрастая в цене. И я продам их дуракам по второму разу, в другом месте, когда спалю за собой это гнездо.

– Дураки ведь не держат в руках твоих книг, - саркастически напомнил Юра.

– Они быстро умнеют, подержав, - ответил родственник.
– Порнография и философия, это ведь палка о двух концах, которой вышибают дурь, если нет мозгов. Через мистерию черного эроса человек постигает таинство обоюдной ненависти мужского и женского начал. И истина делает его свободным.

– Ну, ты изощренец, - уважительно сказал Юра.

– Я ниже всякого презрения, - согласно кивнул изощренец.
– Я с высоты своего бордюра заглядываю под юбку так называемой любви, прозревая всю ее низость. Ее притяжение понуждает индивида предавать себя и священный принцип самости ради воспроизводства бездуховных плебеев.

– Это у тебя такой черный юмор или такой светлый эгоизм?
– с любопытством спросил Юра.

– Всякий, кто хоть сколько-нибудь дал людям, был божественно-эгоистичен душой, живя ради своих лучших интересов, - ухмыльнулся родственник.
– А я гомофил, и намерен дать им много.

– Хватит. Я сыт по горло, - сказал Юра, отставляя бокал.
– Вообше-то, я курю редко, но сейчас сигара была бы очень к месту.

– Ну, тогда устраивайся и подожди айнмомент в кабинете, - хозяин кивнул в сторону стрельчатого дверного проема.
– Там ничего еще нет, кроме камина и двух кресел. Но что еще надо к хорошей сигаре?

Когда родственник вернулся с ящиком сигар, размером чуть поменьше ящика для плотницких инструментов, Юра стоя просматривал листок, взятый им с каминной полки, у ног его повиливал джинсовый зад внучки Берии, подбрасывающей в огонь сосновые поленья. На листке было написано:

Игрок Дагинея и Бог Смерти

Каменные сердца. Трубя кровью в кругу камней, слон умер. Стал черными точками в желтых глазах Судьбы. Среди проституток, воров и безжалостных нищих. Муха влетела в грязный притон, где игрок Дагинея бросает слоновые кости.

– Ты надоел, - сказал игрок Дагинея, пытаясь прихлопнуть муху, - лети к выгребной яме.

– Твоя жизнь и есть выгребная яма, - сказал Бог Смерти, - в жизни не видел такого дерьма, как ты.

– Жизнь воняет, - сказал игрок Дагинея, - но мне нравится этот запах.
– И сгреб выигрыш.

Одноглазый вор заскрипел зубами. Проститутка хихикнула, учуяв радость ножа.

– Вдохни, - сказал Бог Смерти, - и отдай мне дыхание жизни.

– Ты сказал, - ухмыльнулся игрок Дагинея, - а теперь, попробуй, возьми.

– И, вдохнув запах волос проститутки, выдернул из них шелковый шнур и повесился на потолочной балке. Дыхание жизни замерло, запертое в его груди.

– И долго ты так провисишь?
– ухмыльнулся Бог Смерти, кружась перед его синим лицом.

– Пока не закончится нить Времени, - молча сказал Дагинея, - я буду сучить ее своими ногами. Мгновение без Смерти - это Вечность. Я связал тебя в этом мгновении, Смерть.

И Бог Смерти неподвижно сел у ног Дагинеи.

Умирающий слон встал. Охотник опустил занесенное копье. Птичка поперхнулась проглоченной бабочкой. Зарыдали наследники.

Прекратились войны. Родились монстры. Рыбаки утопились в море и молча смотрели на бессмертных рыб. Ни одно дерево не упало в лесу. В тишине кружились черные точки в гаснущих глазах Судьбы.

И загрохотал гром, и раздвинулись синие тучи, явив лик синего Шивы.

– Оставь его, - бросил вниз Шива, - иначе все погибнем. Брось этого гада, мы возьмем его в следующий раз.

И муха, жужжа, взлетела с посиневшей ноги Дагинеи.

Что такое Время? Что такое шнурок с волос проститутки? Он лопнул, и Дагинея свалился среди окурков и перевернутых чашек.

Что такое Время? Где оно? Никто ничего и не заметил. Игрок Дагинея снова бросает кости в кругу проституток, воров и безжалостных нищих.

– Что это?
– спросил Юра.

– А, это так, - махнул рукой родственник, усаживаясь в кресло.
– Пришло в голову, вот и набросал. Воткну в какой-нибудь роман, не пропадать же хорошему анекдоту.

– Ты бы меньше разбрасывался своими мыслями, - вдруг сварливо сказала внучка Берии, - а то я когда-нибудь разожгу ими камин.

– Природа обновляется огнем, - наставительно заметил автор, - а мои мысли летают на крыльях ветра.

– Так что же такое время?
– спросил Юра, закуривая золотую кубинскую “корону”.
– И где оно? Даже если совершенно безвозмездно, при чем тут блядский шнурок?

– Память о том, что было, мы называем Временем, - ответил родственник.
– И в ней храним все время во вселенной. Память, подобно хронометру, фиксирует процесс, происходящий в нем самом. Время начинается вместе с человеком. Вне человека вселенная феноменов не существует, а только ноумены вне времени. Фикции, с точки зрения человека.

– Хорошая позиция, - кивнул Юра, покуривая сигару и неожиданно получая от этого удовольствие.
– Чего я не хочу, того и нет. Это индусы придумали?

– Это никто не придумывал, - ответил родственник, - потому что это так и есть. Это знали всегда, все, кто вообще умеет думать. Никто не слышит шум дерева, упавшего в глухом лесу. Поэтому оно вечно стоит или вечно лежит, пока не придет наблюдатель.

– Может, его и нет?
– псевдозадумчиво спросил Юра, которого забавлял этот разговор.

– Оно есть, как ноумен, - родственник поднял вверх палец и с удивлением на него посмотрел.
– Как фикция твоего сознания, полагающего, что где-то такое дерево должно быть. И оно начинает быть, вместе со своим прошлым и будущим, как только ты споткнешься о него ногой или лбом. В этой точке спотыкания, точке настоящего, существует мир феноменов. Из него человек выращивает свою вселенную и рвет с нее плоды, а потом жалуется, что кто-то подсунул ему червивое яблоко.