Дальше самых далеких звезд
Шрифт:
– Говядина, блины, компот… Вот прорва! – буркнул капитан. – Людвиг, в трюмах еще что-нибудь осталось?
– Не тревожьтесь, капитан. Продовольствия хватит.
– Под твою ответственность. А сейчас накрой-ка нам стол в оранжерее.
– Что пожелаете? Ром?
Ковальский на секунду задумался.
– Нет, коньяк. Коньяк с Габбры, лимоны с Зеленой Двери и сыр – тот, что поострее. Шевелись, Охотник! Хочу опрокинуть рюмку-другую.
Мерцающий золотом напиток оказался превосходным. Повертев в руках бутыль с голограммой «Лоза Габбаро», Калеб вспомнил лихого Охотника Джеда, выпил рюмку до дна, но закусывать не стал – слишком хорош был коньяк. Капитан тоже не прикоснулся ни к сыру, ни к лимону.
– Думаю, ты слышал, как заселяются планеты, – промолвил он. – Обычно их колонизируют первопроходцы из старых миров,
– Да, возможна, – согласился Калеб, припоминая школьную науку. – В тех случаях, когда новый мир найден и заселен одним из крупных межгалактических объединений. По праву первооткрывателей планета считается его владением на все времена, без ограничений срока. Она может принадлежать Лиге астронавтов или Корпусу Защиты Среды, Торговой Корпорации или Транспортному Союзу, Звездному Патрулю или…
– Монастырям, – продолжил капитан. – Если Звездный Патруль устроил базу на каменной глыбе без воды и воздуха, пусть владеет ею вечно, никто не возразит. Но если планета плодородна, похожа на Землю, Офир, Авалон, Зеленую Дверь, то возникают проблемы. Население растет, строятся города, мир цивилизуется и богатеет, люди желают избрать сенат, президента или, положим, императора… Если не пойти им навстречу, не поступиться властью, будет кровавый мятеж, и всех служащих Торговой Корпорации или там астронавтов и техников Лиги с гарантией прикончат. Формула «на все времена» годится, когда на планете сотни тысяч колонистов, а если счет пошел на миллионы, пора забыть о праве первооткрывателей. Это уже не частное владение, а родина нового людского племени, и это всем понятно. – Капитан замолчал и вдруг грохнул по столу кулаком, расплескав коньяк. – Великий Хаос и Седьмое Пекло! Всем понятно, кроме Монастырей!
– Шамбала под их властью? – спросил Калеб.
– Была. Была, Охотник, но столетие назад…
– Сто четыре года, – откликнулся тонкий голосок.
– Верно, сто четыре года, – подтвердил капитан, запустив пальцы в бороду. – Я находился в полете, когда вспыхнул мятеж. Кровавый и жестокий, судя по записям, которые мне удалось просмотреть. Иерарх, правивший на планете, бросил в бой наемников, но их истребили, и восставшие принялись жечь монастыри. – Он помолчал, нахмурившись и что-то вспоминая. – Их… нас… можно понять – жизнь под рукой святош была нелегкой. Им мстили с ожесточением, взрывали башни, рушили храмы и убивали монахов, не отличая правого от виноватого… Иерарх вроде бы перепугался и решил вступить в переговоры. К вождям мятежников – их было шестеро, этих вождей – отправили послов. Послы приехали и уехали, а вожди тотчас сцепились друг с другом… – Ковальский снова смолк, затем добавил: – Понимаешь, Охотник, вчера царили у них любовь и согласие, а сегодня брат пошел на брата как на злейшего врага… О Монастырях забыли, началось побоище, гражданская война. Резали всех, женщин, детей, стариков… А я был на другом краю Вселенной!
Калеб шевельнулся в кресле.
– Эти люди… шестеро предводителей… с ними что-то сделали?
– Наверняка. Вмешались местный Третейский суд и Звездный Патруль, прислали корабли с десантом, спасли, кого успели… Запись переговоров была изъята и тщательно изучена. Все посланцы иерарха – священники с Шамбалы, все, кроме одного… Этот прятался за спинами других послов, но пару раз попал под объективы… Как думаешь, кто он такой?
Вопрос в ответе не нуждался. Калеб молча наполнил рюмки, и они выпили. Коньяк был отменный, но теперь слегка горчил. Или так казалось?..
– Сам он не убивал, – произнес капитан, – конечно, не убивал, но был первопричиной кровавого хаоса. Провокатор! И сила его не от Святых Бозонов, а от дьявола.
Калеб кивнул.
– Да, это верно. Скажите, капитан, как погибла ваша семья? Кто убийцы?
– Они давно мертвы, Охотник, – люди на Шамбале небогаты, и в те времена реверсия практиковалась лишь в Монастырях. Вернувшись, я не смог найти убийц, я даже не знаю, как это случилось.
В нашем доме?.. Или жена с детьми куда-то бежали?.. Встретили недобрых людей или погибли при взрыве, газовой атаке, бомбардировке либо от жесткого излучения?.. Случайные жертвы… Мозг Людвига… частица мозга… не сохранила таких воспоминаний. Но лицо того адепта он помнит – по записям, которые я ввел.– Помню, – снова раздался голос Людвига. – Но я не уверен, что нужно мстить. Прошло много времени. Люди меняются.
Лицо капитана пошло красными пятнами.
– Не тебе решать! – рявкнул он. – Ты… ты… ты только его тень! Тень Людвига, Марты и девочек! Ты…
Вытянув руку, Калеб стиснул запястье Ковальского.
– Спокойно, капитан. Я выполню контракт. Только вы можете его отменить. Священник умрет. Где и когда?
– Не здесь и не на Борге. – Капитан сделал паузу, потом наклонился к Калебу и тихо промолвил: – Ты, наверное, думаешь, что я могу зайти в отсек гибернации и пустить в один из саркофагов жидкий кислород… Хорошая выйдет статуя! Можно отбить ей голову или руки, можно вышвырнуть за борт… Но это исключено. Я обязан доставить всех вас на Авалон, и желательно целыми. Долг есть долг.
– Понимаю. Долг нужно исполнять. Это контракт между человеком и его совестью, – сказал Калеб. – Значит, монах умрет на Авалоне. Если желаешь, прямо на Второй луне.
Он ушел, и теперь в оранжерее слышались только шелест листвы и тихий звон, когда горлышко бутыли касалось рюмки. Капитан пил в одиночестве. Пил, пока не раздался тонкий мальчишеский голос:
– Ты меня обидел. Ты накричал на меня… За что?
– Ну, прости, прости…
– Ты сказал, что я лишь тень, но разве это верно? Я все, что тебя окружает! Пусть не совсем человек… Но я твой дом, твой мир, твоя крепость и твоя семья!
– Все, что от нее осталось, – со вздохом сказал капитан. – Я мог бы вернуть свою семью, хотя бы ее часть… мог бы клонировать Людвига, как мне предлагали… Конечно, это был бы не прежний Людвиг, однако мой сын, мой и Марты… Знаешь, почему я этого не сделал?
– Знаю. Сначала ты хочешь отомстить. За жену, за дочерей, за сына… может быть, за всех погибших на Шамбале… Я не только твой дом, я – память…
– Вот и оставайся памятью. Я сделаю то, что хочу и должен сделать. Я загляну в лицо монаха, когда Охотник его прижмет… загляну и спрошу, понимает ли он, что служит дьяволу. Потом услышу, как хрустит его шея, и, может быть, успокоюсь.
Недрогнувшей рукой капитан наполнил рюмку и выпил.
Прыжок, прыжок, прыжок… Все дальше и дальше, по маршруту, проложенному первым кораблем, пересекшим тьму гигантского провала. Датчики «Людвига Клейна», его антенны и локаторы не улавливали ничего, подтверждая, что пустота этой пропасти идеальна: ни квантов излучения, ни намека на атомы или следы их распада. В пространствах между галактиками было иначе, они казались пустотой человеку, но не чутким приборам корабля. Фотоны, радиоволны, рентген и гамма-лучи, атомарный водород, нейтрино, элементарные частицы – там нашлось бы все, хотя и в ничтожных количествах. В этом провале «Людвиг Клейн» не мог уловить даже полей тяготения. Возможно, они существовали и здесь, но за порогом, доступным датчикам гравитации – ведь приборы не всесильны.
Прыжок, прыжок, прыжок, и после каждого – анализ среды, в которую попал корабль. Из общих соображений вытекало, что зов другой Вселенной будет услышан много раньше, чем экипаж увидит свет первой ее звезды. Слабые гравитационные поля, стремительные кванты, рост концентрации микрочастиц – все это предшествует галактикам и светилам, подсказывая путникам, что цель близка. Пусть даже не близка, но, во всяком случае, существует.
Пока – ничего…
Калеб стоял у лифтов, в переходе между палубами. Несколько часов после прыжка, когда корабль задерживался в реальном пространстве или в том, что его заменяло, он мог спуститься в трюм, бегать и бродить среди машин и контейнеров, беседовать с Людвигом, забраться в авиетку и представить, будто мчится над поверхностью неведомой планеты. Какое-никакое, а все же развлечение… Остальной их набор был скуден: записи из корабельной фильмотеки, купание в бассейне, цветные сны, еда и встречи с капитаном. Последние неизменно завершались дегустацией капитанских запасов, и это начало раздражать Калеба; он уже думал, что привилегия, дарованная ему контрактом, становится утомительной.