Дама с единорогом
Шрифт:
— Нет, сэр, его должен судить суд. Ему отрубят голову.
— К чёрту суд! Приговор уже давно вынесен — повесить собаку!
— Отрубить голову.
— Повесить!
— Отрубить голову!
Спорщики встали и, глядя друг другу в глаза, продолжали упрямо настаивать каждый на своём виде казни Ллевелина. Так продолжалось недолго: вино и горячий нрав сделали своё дело, и они, словно разъярённые быки, кинулись друг на друга. Когда по приказу командира забияк разняли, они успели обменяться парочкой ударов, сломать несколько скамеек и опрокинуть стол.
— Кто это? — Услышав позади
— Ты что ли? Какого черта ты здесь делаешь?
Крестьянка молчала и от волнения теребила прикреплённые к поясу ножницы. Она была все ещё также хороша, как в их первую встречу, хотя несколько располнела.
— Чего тебе надо? — Барон встал и подошёл к ней.
— Я слышала, Вы уезжаете, господин. — Марта тяжело вздохнула.
— Да, уезжаю.
— Вы давно не были у меня. Я истосковалась… Как же я без Вас, сеньор? — На её щеке заблестела слеза.
— Ничего, как-нибудь проживешь. Жила же раньше — и не жаловалась! Я намерен жениться, так что некогда мне с тобой возиться. А дальше посмотрим, может, обратно к себе возьму. Будешь детишек моих нянчить, — рассмеялся барон.
— Я не понимаю… Вы же говорили, что по закону всё будет…
— Ты, что, чертова кукла, решила, что я женюсь на тебе? Чтобы ты — и вдруг баронесса де Фарден? Да тебе и так счастье великое выпало, нечего канючить! — Он нервно зашагал по палатке. — Я тебя из грязи взял, из навозной кучи, одел, накормил — а ты, неблагодарная тварь, ещё чего-то требуешь? Или тебе мало тех денег, что ты скопила за эти годы?
— Сеньор, мне и моим детям не в чем Вас упрекнуть…
— Ну, так и ступай ко всем чертям, потаскуха! И как только ты добралась сюда, ведь до той деревушки, где я тебя оставил, миль десять, не меньше, — с досадой пробормотал барон.
— Я пешком шла, — робко пролепетала Марта. — Я думала…
— Что ты думала? Кто тебе вообще думать позволил, свинье чумазой?!
— Думала, что я нужна Вам, — её губы дрожали.
— Ты деревенская девка, — а я барон. Раскинь хоть раз своим скудным умишком — мыслимое ли это дело? Да, ты была славной девчонкой, я хорошо проводил с тобой время, но теперь ты мне надоела.
Фарден отвязал от пояса кошелёк, достал несколько монет и бросил крестьянке:
— На вот, ступай! Купишь чего-нибудь себе и матери.
— Матери? — Она с отвращением посмотрела на деньги. — У меня больше нет матери; я от всего ради Вас отказалась.
— Что ж, как-нибудь без неё обойдешься. А теперь убирайся. Чтоб я тебя больше никогда не видел!
Марта хотела пристыдить его, напомнить ему о своей любви, о тех счастливых месяцах, которые они провели вместе, но натолкнулась на его холодный взгляд.
— Значит, матушка была права, — прошептала она. — А я просто дура!
Походный капеллан отслужил утреннюю службу, вместе со всеми моля Бога о победе и предании адскому огню валлийцев.
Затрубили тревогу, скомандовали: «Mounte!». Кавалерия выстроилась вытянутой линией в три ряда, за ней плотно, «чтобы и ветерок не пролетел», встали латники. Копье рядом с копьем, отряд рядом с отрядом.
Все замерло, а потом медленно по сигналу пришло в движение.
Выстроившиеся в ряд арбалетчики осыпали противника смертоносным дождем. Потом, плотно сомкнув ряды, конруа рядом с
конруа, начала наступление кавалерии. Сначала двинулись всадники справа, потом ближе к центру, сохраняя линию строя. Постепенно скорость нарастала, и вот конница, подгоняя лошадей шпорами, ощетинившись копьями, врезалась во врага. Кони неслись, всхрапывая, взрывая копытами землю, закусив окровавленные удила. Они скакали, падали, понукаемые невыносимой болью, поднимались и снова скакали. Копыта напарывались на искусно расставленные по полю железные иглы специальных ловушек; стрелы со свистом врезались в плоть, человеческую и животную. То там, то здесь под всадником убивали лошадь, и он, мысленно кляня своего так не вовремя испустившего дух коня, пытался выкарабкаться из-под окровавленного трупа и не попасть под копыта несущихся мимо лошадей.Наметив бреши в рядах противника, первая линия атаки уступила место следующей и под её прикрытием ушла вглубь, к своим, чтобы, сделав полукруг, восстановить построение и продолжить атаку.
Люди падали; их затаптывали обезумевшие от страха и боли лошади. Но конница продолжала движение, иногда даже по трупам, и вместе с ней Артур. Верхом на новом боевом коне, сменив старое полинявшее сюрко на новое, он с упоением нёсся вперёд, заранее предвкушая сладость победы.
Баннерет неосторожно врезался в отряд пехоты, за что поплатилась его лошадь. Не обращая внимания на то, что Белолобый (трофей одного удачного поединка) вдруг пошатнулся и его шерсть покрылась каплями крови, Артур продолжал своё стремительное движение вперёд. Туда, где звон мечей, туда, где опасность, туда, где смогут оценить его смелость!
Граф Норинстан действовал осторожнее: подвигов на его счету хватало, а жизнь была всего одна. Командуя своим отрядом, он старался ни на минуту не упускать из виду Дэсмонда и своего племянника, впервые принимавших участие в подобной стычке. Племяннику было шестнадцать, а младшему брату — уже восемнадцать, так что, отличись он в бою, Дэсмонд вполне мог получить рыцарское звание. И, черт побери, он был его достоин! Как он рубил мятежников, как умело наносил болезненные уколы их левому флангу!
— Мы победим их, Роланд, они будут землю грызть! — задорно крикнул Дэсмонд, отступив под защиту своих людей, чтобы немного передохнуть. — Они выдохлись, слышишь!
— В таком случае скачи к Оснею и скажи, пусть его конница обойдет их и загонит к реке. Скажи, я позабочусь, чтобы они нахлебались воды.
Дэсмонд вернулся нескоро. Он был бледен и, чертыхаясь, сжимал кулаки.
— Скачи, скачи обратно, валлийский молокосос! Скачи к своему братцу-ублюдку и передай ему, что мы справимся без его помощи. Скажи, чтобы был осторожнее и ненароком не поранил свой хвост! — полетел ему вслед хриплый хохот барона Найтли де Буго. Заметив, что Роланд смотрит в его сторону, он ехидно добавил: — Да, здорово Вас потрепали Ваши родственнички, боюсь, мы их уже без Вас погоним.
— Подавись, старый пёс! — сплюнул Норинстан и вопросительно посмотрел на брата. — Ну?
— Они… они опять отца оскорбили, — сквозь зубы выдавил из себя Дэсмонд.
— А ты?
— Дал Уолтеру в зубы. А он даже глазом не моргнул, сказал, руки марать не будет.
— Ах не будет… — Роланд подозвал одного из оруженосцев. — Но уж на этот раз Вы свой язык проглотите, сэр Уолтер, Вы и Ваши грязные дружки. Я Вам покажу, что у валлийского пса ещё есть зубы.