Дама с единорогом

Священник пробормотал что-то про свой долг пастыря, но деньги взял. Собственно, граф и не сомневался, что он возьмёт, главное, чтобы священник надлежащим образом молился за Монтегю, а не распивал на пару со своим сопляком-помощником вино за чужой счет.

Глухо ударил монастырский колокол, извещая о заупокойной службе. Интересно, сколько граф Вулвергемптонский отписал монастырю? Немало, наверное, если его племянника хоронят в соборе. В прочем, зачем ему теперь деньги, наследников ведь не осталось.

Решено было отправить покойного в последний путь сразу же после службы. Роланд возражать не стал, устало проводив глазами засеменившего к церкви священника. Идти на ещё одну заупокойную службу ему не хотелось, особенно на эту. Но, пересилив себя, граф всё же пошлёл.

У тела Монтегю остались дежурить мальчик-служка и один из пажей Норинстана.

Роланду было не по себе. Он стоял в стороне, надеясь, что его опоздание припишут заботам о племяннике. И это была чистая правда, нашлось бы немало свидетелей, подтвердивших, что последние сутки граф Норинстан посвятил обустройству чужой загробной жизни.

Его мучили сомнения: может, не стоило убивать мальчишку? Видит Бог, он не желал причинить столько горя Оснею! И не желал убивать этого мальчика, но, с другой стороны, Роданн сам виноват. Пожалуй, стоит сделать какой-то подарок монастырю. Или договориться с монахами, чтобы они поминали в своих молитвах Вальтера Роданна? Нет, это вызовет подозрения, да и Монтегю сейчас молитвы важнее. Покой его души будет порядочно ему стоить.

Постаравшись забыть о деньгах и Монтегю, граф попытался сосредоточиться на происходящем. Продвинувшись вперёд, он встал так, чтобы видеть и Оснея, и специально сооруженный похоронный помост. Было душно; свечи неимоверно коптили. Глаза слипались после бессонной ночи, но он все же заставлял себя стоять прямо и не сводить взгляда с прикрытого покровом тела.

— И ведь это не последние похороны, — подумалось ему. — Многие удобрят своими костями чужую землю. Когда я шёл сюда, могильщики рыли ещё одну яму…

И вместе со всеми несколько раз троекратно повторил:

— Господи помилуй. Христос помилуй. Господи помилуй.

От слов о грозном судии и книге с росписью всех грехов человеческих ему вновь стало не по себе. Спокойствие вернула мысль о том, что этот день пока далек, а надлежаще прочитанные покаянные молитвы и, на худой конец, индульгенция способны качнуть чашу весов в другую сторону. В конце концов, это было его единственным крупным прегрешением, искупить которое можно было истреблением язычников, по чёрной гордыне своей не желавших признавать единственно существующего Бога.

И все же ему было тяжело. Совесть тяжким грузом давила на сердце, предательски шептала, что отныне до конца дней своих он будет видеть перед глазами этого мальчика. «Убийца, убийца! — шипела она. — Гореть тебе в Аду!». Граф гнал от себя эти мысли, но они возвращались. Подойди к нему сейчас Осней, он признался бы ему во всем.

Но служба кончилась, и к нему вернулось былое спокойствие, уверенность в том, что он сумеет искупить свой грех.

Когда они вышли из церкви, небо окончательно заволокло низкими тучами. Дул холодный порывистый ветер. Осней изъявил желание взглянуть, какие почести будут отданы погибшим солдатам, и они вышли на задворки монастырского кладбища, где на пригорке, со всех сторон открытом ветрам, вплотную друг к другу лежало несколько десятков человек. Местные жители рыли для них могилы — длинные узкие ямы, куда сбрасывали безродных. Остальных хоронили под сенью церковной стены, в черте кладбища.

— Это все? — спросил Роланд, указав на пригорок.

— И половины не будет, — вздохнул Осней. — Остальных похоронили прямо на поле.

— А этим почему такая честь? — Норинстан подошёл вплотную к одной из могил и глянул вниз — так и есть, полно воды.

— Просто надо же было где-то их хоронить, — пожал плечами граф Вулвергемптонский. Поддев сапогом комок глины, он скинул его в могилу.

Посещение кладбища не только не развеяло тоску, но, наоборот, усилило её, поэтому, узнав, что граф уезжает на объезд постов, Осней поехал с ним. Больше всего на свете он боялся сейчас остаться один на один со своим горем, рядом со свежей могилой Вальтера, поэтому поехал бы куда угодно с кем угодно. Да и Роландом у них было много общего: тот тоже потерял в этой злополучной стычке молодого племянника. Граф помнил Монтегю — живой был мальчишка, храбрый, проворный, исполнительный. Дядя держал его при себе для разных поручений, так что Осней его часто видел. Наверное, большая потеря для родителей.

Вокруг было уныло и безрадостно. Однообразный пейзаж тянулся до самого горизонта.

— Терпеть не могу эту слякоть! Наверное, старею, — Осней остановил коня и прислушался. — Тихо. Окапались где-нибудь и ждут, сукины дети!

— Мы их вытурим, помяните моё слово! — процедил Норинстан, скользя глазами по холмам.

— С нашими-то силами?

— А, что, лучше засесть в этом монастыре и ждать, пока они возьмут нас измором? Надо действовать, причём, немедленно.

— Чтобы действовать, нужны люди, — скептически заметил Осней, — а их я из воздуха делать не умею.

— С Божьей помощью они у нас будут. Придётся отступить, чтобы пополнить ополчение.

— Да уж больно народец здесь своенравный! — вздохнул граф. — Они ведь ни за что воевать не пойдут, а вот валлийцам продать могут.

— А вешать Вы их не пробовали? Именем короля? После этого люди становятся сговорчивее. — Норинстан заметил какое-то движение и привстал на стременах. — Глядите-ка, никак эти черти не угомонятся. Эй, Гвен, — обернулся он к капитану своих арбалетчиков, — прошей шкуры вон той парочке, что так бесстыдно разгуливает у нас под носом!

Приглядевшись, Осней тоже заметил валлийцев. Вооруженные длинными луками, в простой шерстяной одежде, они неторопливо спускались с холма, размахивая какой-то грязной тряпкой. За плечами у одного из них покачивался мешок. Заметив арбалетчиков, они остановились. Один взялся за лук, другой энергично замахал белым полотнищем.

— Чего им нужно, паршивцам? — Гвен вопросительно посмотрел на командира: стрелять или нет? Норинстан медлил, выжидая. Их двое, убить их они всегда успеют. А убить хотелось.

— Сайс, у нас для вас подарочек! — Валлиец с хохотом бросил мешок под ноги лошадям.

Один из солдат нагнулся и достал из мешка ослиные уши.

— Убить! — прорычал Роланд, дав шпоры коню. Валлийцы уже успели преодолеть часть пути до гребня холма, но он знал, что без труда опередит их. Опередит и отрежет им языки и уши. А после повесит.

— Граф, остановитесь, это ловушка! — Осней с трудом удержал своего спутника от необдуманных действий. — За этим холмом их, наверняка, целое множество.

— Плевать, я их всех прикончу! Пустите меня, граф, или катитесь ко всем чертям! — Норинстан с досадой следил за тем, как две темные фигурки ускользают от него. — Стреляйте, стреляйте же, дьяволы!

— Хотите отправиться вслед за Монтегю? — покачал головой Осней, смело ухватив коня Роланда под уздцы. — С нас хватит, граф, остыньте.

Вперившись взглядом в убегающих валлийцев, Норинстан бормотал проклятия. Он знал, что граф Вулвергемптонский прав, но желание мести было слишком велико, и граф не удержался от победного возгласа, когда один из валлийцев покачнулся и, упав, скатился вниз по склону холма.