«Дама в черной перчатке» и другие пьесы

Действие первое

Площадь. Вечер. Волны шума и валы гула, из которых выбиваются брызги звуков. Площадь иногда повертывается кругом, авансцена оказывается позади. Иногда свет на площади гаснет и действие ведется на вдруг загоревшихся улицах. Ходят сандвичи и кричат газетчики. Толпы народа. Трамвайное движение. Шмыганье моторов. Часто вспыхивают пожары, и грохот пожарных автоматов почти заглушает разговор.

Лирик:

Эй, прохожие в котелках, в цилиндрах и в панама!Вы думаете: это трамвай огромной электрической акулойСкачет по рельсам, расчесывая домаМассивной гребенкой широкого гула?!Тащите на площади сердца спать!Смотрите: как блохиВ шерсти дворняжки, в мостовой не устали скакатьМотоциклов протертые вздохи.А у электролампы кровью налились глаза,И из небоскребного подъезда, приоткрытого немножко,Вытекла женщина, как слеза,Как слюна; женщина, одетая в весеннюю окрошку.Клубится,ДымитсяПерезвон,Смуглеет шум и вспых увертливого крика.Я вчера слышал, как мотор потерял стон,Который вдруг съежился дико.У меня вчера по щеке проходил полк солдат,А сегодня я его доедаю, как закуску,И пляшут дома вперед-назад,Одетые в вывесочную блузку.

Подбегает сторож. На нем кокарда Социалистического Государства. Через плечо сумка.

Сторож:

Эй! Ты потерялКусок своего сердца – вон там, на углу,Где трамвай сошел с рельс от этого.

Лирик:

Столько сердец я уже покупал!И в каждом находил иглуИ маленькую юродивую мглу.

Женщина:

(спрыгивая с крыши)

А сердце рябое, словно намазанное икрою кетовою.Неужели ты каждый день рождаешь стишки?Каждый день ты беременеешь от событий,А к ночи бумага протягивает жест акушерской руки,Чтоб вытащить звучные прытиТвоих стихов, – и тебе не надоест?Смотри, как разбухла… твоей души!Она раскрыта, как до одиннадцати подъезд,А в твоем мозгу рифмы ползают, как вши,Живот твоего сердца от напряжения высох,Под глазами провалы, как от колес. НеужелиНапрягаются снова мускулы мятежа?

Врывается Грузовик Чичкина.

Грузовик:

Трррррр! Близок!Мятеж ощетинился иглами ежа.Мои дымовые хвосты обтрепались и поредели.Трррррр! Я сморщился, как лягушачий скелет.Трррррр! Мои ноги от водянки распухли.Вы все прокисли, вы все обрюхли,Каждый из вас глупее, чем этот поэт,Который все пишет, пьет, пишет и пьет ирруа,Обвивает вокруг себя водосточные трубы,И думает, что это боа —Констриктор, и целует у небоскребов оконные губы.

Взрывается.

Лирик:

Так ведь меня же разобрали трамваи до конца,Вдоль, и поперек, и навзрыд. Лают авто.У меня полысела радость лица,А небо запахнуло от холода пальто.У пальто отлетела одна пуговица от бортаИ виснет на огненной нитке,А люди глупые вопят: «Метеор-то!»Я дроблюсь в неистовой пытке.

С противоположного тротуара спрыгивает дом и пробирается сквозь гущу движения послушать Лирика. Какой-то трамвай в бешенстве стал на дыбы.

Посмотрите, близорукцы! Я наступилБипланом на юбку вальсирующих облаков!У моих стиховНет больше рявкающих сил,А вместо них выросла сотня слоновьих клыков.И моя пытка длинна, как хобот слоновий,Мне кажется, что я и сам слон —Такой я большой и добрый, и столько из меня течет крови,А город вбивает мне в уши перезвон,Перезвон влез в мой слух, стал жутким и рослым,Сдавил щипцами идей мою розовую похоть.Меня город мотором сделал, и я сюда послан,Чтобы вас научить быстреть и не охать.

Женщина:

Ты никогда не видал, как море зелено-железные завиткиПрибоя вплетает в косы прибрежий?!

Лирик:

Зато у меня миллион и еще четыре руки,А искренность все реже.Только это ничего. Можно водкуПить и без салата густого;Я вчера утром завязил в асфальте мою походку,Зато выиграл в лотерее-аллегри корову.

Женщина:

Ты растратил мысли, как спички.Купи новую коробку – это стоит пустяки;А то смешно: у тебя кружевные лифчики,А на глазах продранные чулки.Ты косишь правым сердцем!

Сторож:

А левоеТрамвай расплющил!

Трамвай:

Мммммммпушшш!

Лирик:

Эй, здравый смысл – тубо! Куш!Я – голенький! Но меня зовут королевою,Потому что только на меня время льет холодный душ,Ведрами дней меня окачивает впопыхах.Ко мне набережные протягивают виадуки,Хватают меня за шею, копышатся в моих глазахЭти стопудовые, литые руки.Только мне кивают железобетонье,Только для меня сквозь ресницы портьер бле —стят зрачки люстр, как головки на вербе,А век сквозь слезы мне предлагает многотронье.А я удивленно, как ставший отцом апаш,Обещанье кидаю в мозг ваш.Электричеством выткуВашу походку и улыбку,Вверну в ваши слова лампы в тысячу свеч,А в глазах пусть заплещется золотая рыбка,И рекламы скользнут с индевеющих плеч.А город в зимнем белом трико захохочетИ бросит вам в спину куски ресторанных меню,И во рту закопошатся куски нерастраченной мощи,И я мухой по вашим губам просеменю.А вы, накрутив витрины на тонкие пальцы,Скользящих трамваев огненные звонкиПерецелуете, глядя, как валятся, валятся, валятсяБешеные минуты в огромные зрачки.Я, обезумев, начну прижиматьсяК вспыхнувшим бюстам особняков,И ситцевое время с глазом китайцаОбведет физиономию стрелкой часов.Так уложите, спеленав, сердца в гардеробы,Пронафталиньте ваш стон,Это я вам бросаю с крыши небоскребаВаши привычки, как пару дохлых ворон.

Старики:

От твоих слов теплеют наши беззубья и плеши,Ты, наверное, вешний!У тебя такая майющая голова,Мы, как молочко, пьем твои слова!

Лирик:

Вы думаете, я с вами шамкать рад!Ведь вы только объедки,Вам каждому под пятьдесят;Двадцать лет назадВы уже были марионетки!А теперь вы развалились по всемЧастям, и к вам льнет черной мастью взлохмаченная лопатой могила,От вас пахнет загробьем, вы не надушились совсемЖизненной брыкающейся силой.