Дар прощения

– Вы не можете ее забрать, она только вернулась! – кричала навзрыд мама, преграждая им путь ко мне, стоящей в другой комнате.

– Все нормально, мам. Мы же знали, что рано или поздно они придут.

Она обернулась и бросила на меня умоляющий взгляд. На щеках у нее образовались следы от потекшей туши, а в глазах стояла необъятная печаль. Думаю, будь она горой, в тот момент с нее бы сошел настоящий оползень.

– Она ни в чем не виновата, разве вы не понимаете? – орал отец, которого держали сразу несколько полицейских.

– Еще увидимся, – пообещала я им и добровольно вышла навстречу своей судьбе.

Помню мамино нежное прикосновение, а затем меня схватили чужие, с огрубевшей кожей, руки. С тех рук все и началось: нескончаемые расспросы, тюремное заключение, встречи с адвокатами и невыносимо долгие судебные разбирательства.

Я никогда не забуду свой самый первый допрос.

– Вы убийца, Аделина? – спросил следователь, который вел это дело в самом начале.

– Что?

– Вы считаете себя убийцей?

– А какой-то убийца считает?

– Вы не ответили.

– Нет, я не считаю себя убийцей.

– Но разве не вы убили семерых человек?

– Я этого не помню.

– То есть, вы не отдавали отчет своим действиям?

– Как это?

– Вы не понимали, что делаете, когда убивали других людей? – он продолжал напирать, словно ожидая услышать мое чистосердечное признание.

– Я не помню, что кого-то убила.

– Вы не пытались сбежать?

– Нет.

– А кто-то другой пытался?

– Да.

– И что с ним случилось?

– Его застрелили, – вспомнив раздавшийся в тот момент выстрел, я зажмурилась.

– Вам стало лучше после лечения в психиатрической клинике?

– Я вышла из нее меньше трех часов назад. Трудно сказать, стало ли мне легче.

– Но сейчас вы находитесь в здравом сознании и светлой памяти, так сказать?

– Наверное, да. Откуда мне знать, я же не психиатр.

– Но вы врач, не так ли?

– Все верно. Я – хирург.

– Это объясняет точность, с которой вы убивали этих людей.

Он разложил передо мной снимки погибших участников игры.

– Точность? – удивилась я.

– Да. Все эти люди погибли от ножевого ранения в область печени. Специалист сообщил, что их смерть наступила из-за повреждения крупных артерий печени. В результате такой травмы человек умирает в течение десяти минут из-за обильного кровотечения. Вам это известно?

– Я знаю, что любое ранение печени чрезвычайно опасно для жизни.

– Как вы считаете, может ли человек, не обладающий глубокими познаниями в медицине, убить с подобной точностью?

– Откуда мне знать?

– Хочу знать ваше экспертное врачебное мнение.

– Думаю, что это возможно, если тщательно изучить строение органа.

– Скажите, Аделина, вы тщательно изучали органы человека во время учебы в медицинском университете?

– Да, но эта информация находится в свободном доступе. Ее можно узнать и без диплома врача.

– Последний вопрос. Как вам кажется, Аделина, врач должен использовать свои знания исключительно в благих целях?

– Конечно.

– Тогда как вы объясните то, что сделали с этими бедными людьми?

– Я этого не делала, – шепотом произнесла я, понимая, что он мне не верит.

– Жаль, что вам не хватает смелости признаться в содеянном. Но у вас еще будет шанс. В суде.

Захлопнув папку, он поднялся со стула и вышел из комнаты, оставив меня наедине с собственными мыслями.

Я уверена, что сидящие передо мной мужчины ничем не отличаются от того следователя.

– Вы состояли в одной интересной беседе вконтакте, – следователь бросает на стол целую стопку бумаг, – это распечатка всей переписки. Припоминаете такое?

– Да, а что? – я пробегаю взглядом по листам.

– А то, что вы рассказывали им о своей дипломной работе, – он тычет пальцем в гору бумаг, – страница шестьдесят восьмая. Любой из этой беседы может быть связан с организаторами. Это вы понимаете?

– С чего вы это взяли? Они – такие же игроки, как и я. Мы месяцами общались обо всем на свете. – Меня злит, что они в очередной раз роются в моей жизни. Словно она всегда будет принадлежать им, а не мне.

– Мы не верим в подобные совпадения, Аделина, – говорит детектив, аккуратно собирая рассыпавшиеся по всему столу листы.

– Думаете, у организаторов подобной игры на выживание нет ресурсов, чтобы узнать обо мне все, что им нужно?

– А вам не кажется, что это может быть чем-то личным? – осторожно интересуется младший следователь. – Что, если вас выбрали не организаторы, а кто-то другой. Тот, кто им помогает. Тот, кто захотел вам навредить. Тот, кто сейчас присылает нам все эти письма, желая добраться до вас всеми возможными способами.

Я не нашлась, что ответить. До этого у полиции были совсем другие версии. И каждая из них непременно заводила их в тупик.

– Аделина, – начинает детектив, – мы не хотим требовать от вас чего-то невозможного, но было бы здорово, если бы вы рассказали нам об участниках этой беседы. С кем из них вы общались больше всего, а с кем не ладили. Возможно, кто-то из них проявлял к вам повышенное внимание, предлагал встретиться, но вы этого не хотели. Или, может, был кто-то особенно неприметный, кто всегда держался в тени. Подумайте, хорошо?

– Хорошо, – коротко отвечаю я, принимая из его рук распечатку переписки.

В течение следующих нескольких минут мы выписываем имена тех, кто постоянно участвовал в общении, и тех, кто в основном отмалчивался.

– Я ни с кем не конфликтовала.

– Это точно? – переспрашивает следователь, сверля меня сосредоточенным взглядом. – Подумайте еще раз.

– Я же сказала! – сама не замечаю, как срываюсь на крик.

– Спокойно, все в порядке, – успокаивает меня детектив и награждает осуждающим взглядом коллегу. – Продолжайте.

– Простите, – извиняюсь я, – не знаю, что еще сказать. Прошло три года, все эти люди остались в прошлом.