Дар учителей
Шрифт:
– Скворец! – вызвал Джексон караульного.
– Молодец! – ответили ему.
Он подошёл и постучал кулаком в дверь.
«Вряд ли они услышат там, внутри», – размышляла Мина. Но прикладом автомата Джексон воспользоваться не захотел, видимо, опасался неадеквата со стороны караульных.
– Чё ломимся, Скворец! У нас указание начальства никого не пускать в оружейную комнату! – крикнули по рации так, что услышала даже Мина.
Джексон развернулся к патрульным, те, прижимаясь к стенам, занимали позиции вне секторов обстрела караульных. Сделать это было сложно, так как бойницы располагались в углах коридоров
«Гранатой тут тоже не возьмёшь», – пожалела про себя Мина.
Бойницы раскрылись, оттуда высунулись стволы автоматов Калашникова.
– Давай, Скворец, проваливай отсюда! Бегом!
Джексон с демонстративной медлительностью развернулся к шлюзовому отсеку научных помещений сектора УЛЬТРА.
Процедура прохождения обеззараживания в шлюзе была не самой приятной. Дышать при такой высокой температуре становилось невыносимо тяжело. Три минуты, казалось, длились вечность.
Наконец дверь в соседнюю комнату открылась, и патруль выбежал из шлюзовой камеры. Помещение, примыкавшее к шлюзовой камере, было отделено от основных помещений научного блока. Патруль проследовал через отсек гидропоники. Далее прошли виварий, медицинскую лабораторию. Все помещения были пусты. В темноте горели разноцветные светодиоды, шумели кулеры компьютеров.
«Видимо, у учёных пересменка, – подумала Мина. – Тихо, как в могиле».
В производственных помещениях тихо работали компрессоры холодильных камер, в которых хранились реагенты, использовавшиеся учёными. Из производственного отсека повернули направо и подошли ещё к одной шлюзовой камере. В этот отсек Мина никогда не заходила. Старший патруля вызвал кого-то по рации:
– Нарцисс, Нарцисс!
На том конце что-то ответили. Потом Джексон произнёс: «Шорох!» Затем патруль развернулся и двинулся в обратную сторону. Там за шлюзовой камерой находились старые помещения, заваленные всяким хламом ещё с конца пятидесятых годов.
«Альхамдулиллях! Если в научном отсеке никого нет, значит, можно будет сюда не ходить, пока не появятся учёные», – порадовалась Мина. Те отсеки, в которых не было персонала, патрулировались реже. Обычно учёные работали посменно, с ними вместе дежурили несколько караульных для того, чтобы лишний раз не проходить обеззараживание.
После шлюзовой камеры патруль проверил ещё несколько складских помещений. Наконец, подошли к комнате дежурного. Вход, как и в оружейной комнате, был перекрыт бронированной дверью с бойницами для охраны.
Джексон подошел к аппарату внутренней связи и вызвал дежурного:
– Скворец!
– Молодец!
Дверь открылась. Внутри располагался пульт дежурного с различными кнопками и лампочками. Матушка и капитан Зарецкий сидели за столом и пили чай с сухарями. Ахмад Фишер, не замечая вошедший патруль, колдовал над пожарной сигнализацией.
– Ассаляму алейкум, госпожа! – начал Джексон. – Во время патрулирования никаких чрезвычайных происшествий не произошло!
– Алейкум ассалям! Ачча! Ачча! – задумчиво произнёсла Матушка. – Следуйте в жилой отсек, доложите дежурному офицеру и сдайте оружие.
– Джи хо ханум сахиба! – Джексон браво отдал честь. – Патруль – кру… гом! Шагом – марш! – Он старался все делать правильно,
чтобы не получить плетей под конец наряда, хотя и это не было стопроцентной гарантией.Патруль выходил из поста дежурного. Снаружи их ждал разводящий – судя по голосу, русский подполковник Ивлев.
– Мина, разоружишься, потом зайди сюда! – неожиданно позвал Эттингер.
«Что ещё за дела?! Неужели какой-то косяк?!» – заволновалась Мина. Ей тоже очень не хотелось получать плетей за нарушение установленного порядка несения службы.
Через пять минут Мина была в дежурке, уже без оружия и защитного костюма.
– Салям алейкум!
– Алейкум ассалям!
– Как твой муж? – сразу взяла быка за рога Матушка.
– Альхамдулиллях! – с натянутой улыбкой ответила Мина. Ей хотелось побыстрее свалить.
– Позвони! Номер 10–11, – Эттингер указала пальцем на телефон, висевший на стене.
– Слушаюсь! – Мина быстро набрала номер. Через пару секунд она услышала знакомый голос своего мужа.
– Салям алейкум!
– Алейкум ассалям!
– Как дела? – выпалил Абдалла.
– М-м-м… Нормально. – Мина боялась демонстрировать свои чувства в присутствии посторонних. – Ты как там? – поинтересовалась она, скрывая подступившее волнение.
– Работы много, – безразлично ответил муж.
Это означало, что ситуация у него хуже некуда.
– Ну, как живешь? Принести чего?
– Да ты что? Здесь всего навалом, жратвы – море, а интерьеры – просто шик. Натуральный дуб, орех, плитка мраморная. Я такого в жизни не видел. Только… тебя не хватает.
Мина промолчала. Ей стало очень грустно оттого, что она опять из-за каких-то пустяков не может быть вместе с любимым человеком, а ведь тот скоро может умереть.
– Ты после дежурства? – поинтересовался Абдалла. – Матушка рядом?
– Да.
– Ладно, попытаюсь организовать встречу на поверхности. Давай, не грусти! Да хранит тебя Всевышний Аллах! Дай Аишу.
– Госпожа, вас, – сказала Мина, передавая трубку.
– Да… Да… Хорошо… Действуй! Я передам ему. Да… Организую ваш разговор… Нет… Часов в десять утра. Да… Храни тебя Господь!
Положив трубку, Эттингер снова опустилась за стол. Зарецкий дремал. Фишер продолжал свою работу.
Вдруг телефон снова зазвонил. Мина была к нему ближе всех и сразу подняла трубку. Она тут же узнала вкрадчивый, но жесткий голос имама.
– Клён! – он произнёс только одно слово.
– Крошка, – ответила Мина, бросив косой взгляд в сторону Зарецкого. Главное, чтобы он ничего не разнюхал. Хотя вроде и свой человек, а все равно может что-нибудь доложить Ивлеву или Смирнову.
– Кубика в комнату! – отчеканил имам.
– Яволь! – Мина не успела подумать на русском языке.
Эттингер обернулась с вопросительным выражением лица и кивнула Мине. Та нарисовала в воздухе пальцем квадрат и показала наверх.
– Понятно! Я вызову его. Иди отдыхай! Следующий наряд в соответствии с графиком, – скомандовала Матушка.
Мина развернулась и почти бегом покинула дежурку.
«Понеслось!» – подумала она.
Аликберов бежал по тёмным коридорам. За ним гналось существо, уже не напоминавшее человека. Некогда дорогой костюм висел на нем лохмотьями, ногти успели забиться грязью, лицо покрывала тёмная щетина.