Дарт Вейдер ученик Дарта Сидиуса
Шрифт:
– Нет.
– Моя жёнушка заодно с ними.
– Может, она просто не успела, - задумчиво сказал канцлер. – Она не может сразу и при всех срываться ко мне. И с тобой при свидетелях говорить не может.
– Всё хуже.
– Я тебя внимательно слушаю.
– Первое, она организовала нам с Мотмой встречу.
– Каким образом?
– Обычным, - ответил он, вновь глядя в стену. – Ну, вы знаете. Она в курсе того, что я шпионом Ордена у вас. Она также в курсе,
– А-а…
– Да, мой повелитель, - он усмехнулся. – Именно. Она объяснила мне, как видит наше будущее. Вы будете мне мило улыбаться и использовать по-чёрному. Но это не страшно. Страшно то, что вы, безусловно, введёте драконовские антифорсьюзерские законы, и, как только я попробую рыпануться, мне тут же всё с той же милой улыбкой объяснят, насколько я неправ. И насколько положение одного, пусть самого сильного, форсьюзера, зависит от благорасположения к нему главы государства. И она логична, канцлер.
– А ещё она ревнива.
– Не без этого, - в который раз усмехнулся он. – Но и логична тоже. Вы – манипулятор экстра-класса. Вы – очень сильный политик. Сильный человек. Против вас у неё – у нас – нет шансов.
– А против Мотмы?
– Да прежде всего Пад прекрасно видит, что та в меня влюблена.
– О…
– Она мне прямо это сказала.
– А что она сказала ещё? – Палпатин неожиданно ловко подобрал полы своей очередной официальной и пышной одежды и сел в кресло. Приготовился слушать. Усмешка Анакина, который смотрел на него, стала улыбкой.
– А угадайте с трёх раз.
– Я не собираюсь угадывать, - ответил Палпатин. – Я знаю. Твоя жена строит глазки Бейлу. Ты предполагаешься тем, кто запудрит мозги Мотме. С помощью них вы устраните меня, - вкрадчивым голосом сказочника-маньяка поведал он, - а потом…
Анакин расхохотался – взахлёб, откинув голову назад.
– Нет, безусловно, Пад сказала наибанальнейшую вещь, назвав вас непобедимым противником.
– Почему же непобедимым? – серьёзно спросил Палпатин. – Шансы есть. Только не у твоей жены.
– Что мне делать?.. Ладно, я не спрашивал.
– Почему же? – ты спросил… Трудно?
– Да, - ответил он. – Я думаю, она мне этого не простит. Когда узнает, как я её использовал и как я ей лгал.
– Тебя – нет. Того, кого она якобы знает. А вот ученика Сидиуса…
– Она не знает, что я…
– Именно. Ей придётся познакомиться с тобой вновь. И тогда посмотрим, сможет ли она любить тебя – настоящего.
– Что же она любит сейчас? – вопрос был устал и совершенно риторичен. Тот, кто спрашивал, знал ответ.
– То, что хочет любить, - Палпатин пожал плечами. – Скажи прямо: ты сможешь и дальше использовать её неведение? И её тоже?
–
Да.– Хорошо.
– В мире существуют вещи поважнее любви.
– И что же?
– Собственная осуществлённость.
– Без любви?
– Вы держите меня за ребёнка?
– Я держу тебя за влюблённого болвана. Любой влюблённый – болван.
– Благодарю.
– Да не за что, в общем.
– Я…
– Ну?
– Я не знаю, канцлер. Я меняюсь. А она…
– Ты винишь за это себя?
– Иногда…
– Забей, - сказал голос ситха. – Ты ещё будешь винить себя за то, что идёшь вперёд. А не топчешься ради другого существа на месте. Или ты думаешь, что если бы предоставил ей всю полноту информации…
– Нет. Тогда бы она точно захотела вас устранить, канцлер.
– Хм.
– Источник дурного влияния, - он хмуро пожал плечами. – Почему бы не объяснить мои перемены и отсутствие любви… доверия – вами? Но выбрал я сам. Кому лгать. А с кем быть откровенным.
– Кому принадлежать, - небрежно, в пространство, сказал канцлер.
Анакин долго смотрел на него.
– Да, - произнёс он. – Именно так это сформулировано и будет.
– Анакин. Ты принадлежишь себе. А мы оба принадлежим сейчас очень опасной тайне и очень опасной игре. Мы союзники.
– Не только.
– Мм?
– Ситская пара?
– А ты ситх?
– Я ученик ситха! – Анакин расхохотался. – В смысле противостояния миру.
– Да, - кивнул канцлер. – Я понимаю. Садись, - показал он ему на соседнее кресло. – Нам есть о чём поговорить. Вот что, - произнёс он, глядя на ученика, - передай-ка мне для начала подробней твой разговор – с Амидалой.
Супруги.
– Анакин, - Пад была ощутимо напряжена. Фигура на фоне окна. В тёмном платье с высоким воротником. Лихорадочный жар в тёмных глазах.
– Да? – отозвался он, стягивая перчатку с живой руки. Наклонился, поцеловал. – Что-то важное?
– Политика, - усмехнулась она, отстраняясь.
– Вечная политика, равная жизни, - сказал он нарочито лёгким тоном. Пад знала этот тон.
– Ты тоже устал.
– Мне нравится словечко “тоже”.
– Нет, - она рассмеялась, - я только и делаю, что развлекаюсь на балах.
– В какой-то мере.
– А-на-кин, - теперь в её смехе не было напряжения. – Прекрати. Я устаю от фуршетов гораздо больше, чем…
– Знаю.
– Прекрати улыбаться.
– Трагическое выражение на моём юном лице смотрится гораздо лучше?
– Твоё юное лицо периодически просит кирпича, и ты это знаешь!