Дары инопланетных Богов

«Чтоб ты сдохла! Чтоб ты расшиблась на кусочки»! — так она бормотала, даже осознавая, что не заслужила случайная девушка такой кары. К тому же присутствие рядом Чапоса объясняло ей всё, что за «утешение» и какого оно сорта. А вот Азира да! Она так и осталась не прощённой, ненавистной. Может, от того, что именно Азира, единственная после Гелии, была вхожа в его хрустальную мансарду? Разобраться в себе Нэя не умела. Зачем ушла? Обидела его? Вызвав такое потрясшее его впечатление, не дала ему проявить свою любовь сегодня. А как могло бы быть прекрасно сейчас, сию вот минуту… А всё же ему необходимо устраивать подобные разгрузочные дни, чтобы он не пресыщался своей властью над ней, своим вечным торжеством. Ей-то он позволял это торжество понарошку, играя этим. А ей хотелось подлинного женского своего торжества.

Азира в платье со шлейфом, сотканным из нитей дождливой тоски

…Как-то, прибыв к ним в очередной раз, Азира увидела её в этом платье. Она открыла свой большой рот ещё больше. Ей не был доступен подобный шик. Никогда. Она не понимала, что дело не в тряпке, а в самой Нэе.

— Продай! — стала умолять она.

— Но ведь твой аристократ сейчас с тобой и видит, что это моё платье? — удивилась Нэя

— Да плевать мне на него, — Азира пренебрежительно оскалилась, — я хочу поразить другого.

— Кого?

— Есть у меня один. Не главный, но шикарный. Я с ним редко когда встречаюсь. Он живёт в хрустальном доме в городе в лесу. Он умеет любить меня, как умеет любить только Надмирный Отец свою жену Мать Воду, — и она стала показывать кристаллы разных цветов, искусно просверленных и спаянных цепочкой из дорогого белого металла, — Делал один мастер в столице. А кристаллы беру у него… у него их там полно. Не хотел давать. Но я сама стырила. Имею право за свою любовь. Мне же нет в этом деле равных.

— У тебя же плоская грудь, куда тебе моё платье? — умышленно грубо сказала Нэя, разозлившись на наглую шлюху.

— И что? Ты перешей. На меня. А я заплачу. Или сшей новое. А маленькая грудь многим нравится. Например, одному человеку, входящему в саму Коллегию Управителей. Аристократу Ал-Физу. Он просто теряет от меня голову.

— От тебя все теряют голову. И как тебе не надоело любить безголовых, — ворчала Нэя. Она почти прощала ей Рудольфа, поскольку Азира никого из своих мужчин не любила. — Так ты любишь Ал-Физа? Он у тебя главный? — Нэя зло наслаждалась тем, с каким порченым существом связал себя её прошлый возлюбленный.

— Я согласилась бы признать его единственным только в том случае, если бы он сделал меня аристократкой. Своей женой. — Слушать Азиру было смешно. Никто и никогда не сделает из неё аристократку, никто и никогда не приведёт её в Храм Надмирного Света. И жалкие неосуществимые мечтания танцорки также примиряли с нею. Того, кого жалко, нельзя уже ненавидеть. Азира же упивалась своими откровениями о властном аристократе, — Мужчина он не молодой, но такой, знаешь, неустанный и с очень большим… э-э. Как бы тебе объяснить, неопытной девушке? С большой потребностью в половых контактах с утонченно-умелыми девушками. — Азира недвусмысленно изобразила в воздухе руками, что она имела в виду, дразня Нэю порнографической пантомимой. — Я буду для тебя отличной учительницей для утончённого секса с твоим стариком. В качестве же оплаты, за обучение, будешь шить мне платья на мой вкус.

— Да, — вздохнула Нэя, отлично владея собой, — теперь понятно, почему тебя избирают те, кто, похоже, с головой не дружат.

— Главное, дружат со мною. Разве моё искусство заключено в каком-то там вымени? Оно вот и есть у некоторых, но сами-то они живут со стариками.

— Я не шью на заказ. Я не мастеровой какой-нибудь, колющий себе руки из-за куска хлеба. Хочу шью для души, хочу нет. Тебе-то платье к чему? Ты как раз мастер для тех дел, для которых платье помеха.

Глаза Азиры зло засверкали. Даже будучи в доме Тон-Ата третьесортной гостьей, она никогда не любезничала с хозяйкой, не притворялась и вела себя нахально, как в далёком детстве, не признавая той дистанции, какую и полагалось проявлять всем по отношению к хозяйке, — Для соблазна, дура ты аристократическая! Не голой же я хожу туда, где и соблазняю собою. Ты-то мужчин платьями соблазняешь, а спишь с ними тоже голая!

— Никаких мужчин у меня нет!

— За что тебя можно только пожалеть. И поскольку я добрая, я тебя жалею. Даже поделилась бы любым из них, живи ты не так далеко.

— И кого же не пожалела бы уступить? — спросила Нэя по виду дружелюбно, в душе же корчилась от ненависти к ней.

— Никого мне из них не жалко. Устала я от своей доли вечной скиталицы. А больше всех не дорожу я мужем Гелии. Он редок как праздник, только праздник давно закончился. Приходи и забирай! Оставь ты своего Тон-Ата, своё нынешнее место. А то состаришься, а так и не изведаешь ничего. А его захватчица, обзывающая меня драной кошкой, не из тех, кто способен дать мужчине наслаждение. Не знаю кому, но ей-то он точно не должен принадлежать.

— Он будет принадлежать мне в будущем! — выпалила Нэя.

— Но теперь-то мы в настоящем. А в этом настоящем ты удовлетворяешь ужасного старого колдуна. И будет ли у тебя желаемое будущее, неизвестно.

— Кто же для тебя самый ценный? Такой есть? Ал-Физ?

— Он слишком для многих ценен, поэтому я его им уступаю. Я конкурировать устала, сказала же тебе.

— Кто же тогда?

— Тот, кто долго любит, да не щедро платит. Он жаден, вот в чём беда. А я, понимаешь, очень корыстная. Жизнь меня обучила думать только о себе, а то вот меня упрекают иные за мать. Дескать, я её забросила. А она меня не забрасывала в детстве? Наряжала, баловала? Только хлеб да рыба, да скудные овощи, вот и вся была еда, только старые перешитые платья. Ну, и я хлеб с рыбой ей вожу иногда, да старьё какое, если где найду, то и подкину. Я всегда очень справедлива к своим долгам. Так что делай вывод сама. Никто для меня не ценность уже давно.

Мать Азиры забыта не была. Запомнилась её ругательная речь, жестокое обращение с детьми, — с дочерью и сыном, — и драки с собственным мужем. Весь двор высыпал на подобные бесплатные выступления народного театра. Делали ставки, кто кому на сей раз расквасит нос, — она мужу или он ей. Бывало по-всякому. Если доставалось матери Азиры, то вся округа наполнялась её визгом, а если отцу Азиры, то он покорно отдавал ей заработанные деньги, из-за которых и велись их битвы. Нэя обычно в страхе сидела у себя дома, но выглядывала в окно-эркер, пытаясь разглядеть сквозь ветви дерева, что за ужас происходит внизу.

— Ну, а с тем, из хрустального дома, как тебе? — Нэя табуировала его имя и напускала на себя вид относительного безразличия. Азира прикрыла глаза, наверное, красивые, если бы они не были так злы.

— Если я тебе скажу, что теряю сознание, настолько мне бывает с ним хорошо, то ты отравишь меня из зависти. Поэтому сказать мне тебе нечего. А тебе было хорошо хотя бы иногда? Как принято об этом врать. Понятно, что не с твоим хрычом. С любовником?

— У меня нет любовника! У меня муж. Я иначе воспитана, чем ты. И сознание от любви я, к счастью, никогда не теряла.

— К счастью? — презрительно хмыкнула Азира, — что ты знаешь о счастье?

— Моё счастье в моём творчестве.

— Продай мне своё творчество! Неинтересно же обряжать лишь себя одну.

— В столице много тех, кто умеет шить красиво и виртуозно. Обратись к ним…

Азира, неизвестно куда сгинувшая, сидела как заноза в прошлом Нэи. И кончик этой занозы торчал в её настоящем. Она была её соперницей тогда, а вытащить её за этот кончик она могла только в настоящем. И сегодняшний спектакль и был таким действом. Медицинским, если по своему замыслу, удалить из себя ноющее по-прежнему прошлое. Освободиться от него и всё забыть.