Дары инопланетных Богов

— Так ты хотел проверить меня?

— Нет, разумеется. Разве есть у тебя возможность любить ещё кого-то, кроме меня?

Прозрачная стена пирамиды, за которой розовел лесопарк и колыхался на ласковом ветру своими вершинами, по своему цвету напоминал ей бокал с пунцовой так называемой «Мать Водой».

— Никогда в жизни я не прикоснусь уже к такому вот сладкому ужасу, — сказала она.

— Вот и представь теперь, что означает быть жрицей Матери Воды, — ответил он. — А они хлещут её как обычную воду. Ты бы у бабки своей вызнала в своё время, чем именно жриц и вводили в особый транс.

— Бабушка никогда не рассказывала мне о таком. Ты всё сочиняешь!

— Я вдруг подумал, а почему тебе в том закутке, предназначенном для вкушения райского блаженства, привиделся кто-то другой, а не я? Кто это был? Точно ли Чапос? О нём уж точно грезить ты не можешь. Может, это явился тот брутальный тролль со шрамом? — он шутил, чтобы развеселить её хоть немного.

Она вспомнила вдруг Реги-Мона и «Ягодную булочку», оставленных во вчерашнем дне. Также неожиданно всплыла вызолоченная маска, проявившись в туманной и перепутанной мешанине образов, — Реги-Мон никогда не проявлял агрессивности к женщинам. Он всех берёт лаской и умением. К тому же он красавчик и испугать не смог бы. Там появилось какое-то чудовище…

— Так ты имела опыт общения с красавчиком Реги? — спросил он.

— Не тебе бы задавать такие вопросы, — обиделась она.

— Но ты же была в него влюблена. И уж он точно искал подступы к тебе.

— Нет. Я не привлекала его никогда.

— Ну, да! Я помню, как он сверкал на тебя глазами в «Ночной Лиане».

— Тебе показалось. Призрачное освещение…

— Так это же происходило утром. Там было как раз естественное освещение.

— Ничего такого не могло и быть, к чему стоило бы ревновать.

— А я жутко ревновал, — засмеялся он.

— Чего же тогда не подошёл?

— Опасался, что ты огреешь меня по голове тарелкой за ночную выходку.

— Руд, а Ифиса сидела вчера в маске или её вообще не было?

— Как же не было? А кто же и съел вместо тебя твой ужин, пока ты облизывала пустой бокал. Не мог же я прогнать голодную женщину.

— Не была она голодной! Она ещё в мастерской Реги-Мона объелась… — Нэю вдруг озарила вчерашняя картина произошедшего в мастерской Реги-Мона. Вспомнился позорный трёп Ифисы за столом в присутствии малознакомых людей. Она посмела при посторонних затрагивать такую тему, больнее которой у Нэи и не было… Вернулась обида на неё, великодушно забытая в «Ночной Лиане». — Не нужна она никому! Она не хочет мириться с очевидным для всякого, но только не для неё! Ей пора переходить туда, где народ проще и не так избалован изысками и доступностью красавиц. Но поскольку она твоя прошлая подружка и подружка Гелии, я позволила ей с нами ужинать. Только я отлично поняла, что не ужин её манил, а ты! Она хотела напомнить тебе о прошлом. Ведь было о чём?

— Никакой маски на ней я не заметил. — Рудольф вглядывался в её лицо, — О чём ты?

— У мужчин скудная память, оказывается. Она сказала, что прислала тебе весточку на космическом страннике. Вчера был звёздный дождь.

— Кто? Ифиса? На каком таком страннике она прибыла?

— Не Ифиса! Женщина в маске, одетая в переливчатое платье, настолько узкое, что казалось это и не одежда, а её кожа. Но лицо… Она сказала, что и сама забыла о том, какое оно. Когда она встала и побежала, я увидела, что она высокая как Гелия. Я никогда не видела таких странных масок. Она выглядела пугающе… Жуткая своим правдоподобием, но не живая, хотя и не мёртвая. Она же дышала и разговаривала. Что со мною происходило? Тебе не было стыдно за меня? Надеюсь, я не очень там опозорилась…

— Ну… ничего такого ты себе и не позволяла. И умница, что после первых же пары глотков отвергла это наркотическое пойло. А вот подружка Гелии, вдруг возникшая как из-под пола вынырнула, уж точно давненько пристрастилась к такому вот отдыху, приправленному синей бутылочкой местного изобретения.

— Помимо радостных самоощущений «Мать Вода» продляет молодость. Потому у неё и стоимость такая запредельная. Ты обратил внимание, что Ифиса мало изменилась с тех пор, как была жива Гелия…

— Не разглядывал я её! Подошла какая-то лахудра, вся распоясанная, успевшая нахлебаться под самую завязку…

— Какую ещё завязку?

— Да под ту самую, которая давно уж развязалась у твоей вчерашней подружки. Нагляделась вчера? Пусть она будет для тебя как указатель, предупреждающий, чего должен избегать здравомыслящий человек.

— Чего мне избегать? — Нэю ещё сильнее обижал его развязный тон, будто она совершила нечто такое, за что он перестал её уважать. Да и уважал ли когда?

— Того самого, где мы и были с тобой. Вашей «Пьяной Лианы» и поисков небесных удовольствий. Их нет нигде. Только яд даёт подобный самообман. За сказочную иллюзию на час он отбирает здравомыслие на всю оставшуюся жизнь. Можешь считать вчерашний отдых такой профилактической прививкой.

— Но ты и сам не был против «небесных», как ты говоришь, утех. Сам же потащил меня в каморку для райского блаженства. А там под постелью кто-то прятался, жуткий. Напал сразу.

— А говоришь, что ничего не помнишь.

— Начинаю вспоминать, но обрывками. Маску отлично помню. И Ифису… А ты хотел её прогнать. Тебе было жалко еды? Она, если и не поела, то домой остальное утащила. Вместе с посудой. — Нэя засмеялась, вспомнив раздутый мешок Ифисы и её испорченное соусом платье, — Всё равно еда вся осталась нетронутой. Когда-то Ифиса была первой красавицей континента…

— Она и теперь имеет спрос.

— Ага! Заметил, какая она! Я же говорю, она не стареет. Не у всех есть возможность настолько часто вкушать этот божественный напиток…

— Намекаешь на то, чтобы я не жадничал и почаще потчевал тебя этой колдовской водичкой? Мне показалось, что она заметно опустилась.

— Временный внутренний упадок, такое происходит с любой женщиной, — Нэя ринулась на защиту Ифисы лишь из-за желания перечить ему. Он продолжал её раздражать. Собственное возникшее вдруг бесчувствие пугало её тем, что останется навсегда. Ведь возникло же оно когда-то у Гелии, да так и осталось при ней. Будь иначе, Гелия не выбрала бы Нэиля. Реакция Нэиля была лишь ответной. Спустя годы Нэя могла признаться себе, что Гелия преследовала Нэиля, а не наоборот.

— Главное в такой ситуации не упасть в какую-нибудь очередную придорожную канаву и не захлебнуться там гнилой водой. А так, всё проходит. Кризис стареющей красавицы, — согласился он миролюбиво.

— Когда я постарею, ты меня разлюбишь? — спросила она вяло, ничуть не желая думать ни о каком будущем. А в настоящем любил ли он её? Или она сама себе навеяла сказку о небывалой любви, тогда как из-за его нежелания идти в Храм Надмирного Света её здесь воспринимают особой девой и мирятся с её «Мечтой», не имея сил отказаться от её необыкновенных платьев и прочих украшений. Никто из местных женщин не входит с нею в задушевное общение, не приглашает в гости, не желает её дружбы.

— Нет. Не разлюблю. И ты не постареешь. На Земле есть средства против старения.

— На Земле? — спросила она всё также безразлично. — К чему мне думать о твоей Земле?

— Действительно, к чему? — согласился он с лёгкостью, прозвучавшей как оскорбление.

— Тебе-то уж не придётся увидеть меня старой, чего тебе и думать о том. Почему так ужасен наш мир? Почему так низок, если душа умеет и способна летать? И даже, — редко, но бывает и такое, — постигать своим зрением высшие миры? — спросила она с горечью, будто он мог понять всё и вылечить, избавить всю планету от её неустройства.