Дары инопланетных Богов

— А кем она мне кажется?

Лата нагнулась, проверяя наличие баула у собственных ног. Она поставила его рядом, чтобы он не мешал её пантомиме. — Она отуманила вашу голову, что очевидно любому со стороны. Вы считаете её красавицей, что и читается в ваших доверчивых глазах. Но всё не так. Она же несообразная ни с чем. В чём красота? Она и глупа, хотя и важничает непомерно. Над ней все смеются. Хотя талант швеи у неё не отнять. Но вам-то он зачем?

— Кто же смеётся? Не слышу смеха. Только ваше змеиное шипение. Вы завистливы? Вас никто не любит после смерти мужа? Поищите кого-нибудь. Вы же молоды, и если у вас будет собственная личная жизнь, вас оставит ваша паранойя.

— Почему же меня не любят? Вот сегодня как раз и… Ах! — она закрыла ладонями свои чувственно-выпуклые губы. В темноте Лата плохо просматривалась детально. — Конечно, о молодых красавцах и даже о своих ровесниках мне уже и не мечтать, а всё же вы не правы, что я… что меня никто не замечает. Очень даже замечают, очень даже влиятельные господа. Даже сам первый немолодой муж вашей красавицы…

— Рад за вас, — Рудольф не знал, как от неё отвязаться. Не бежать же от опьянённой идиотки. — Когда же вы и видели господина Тон-Ата?

— Так сегодня и видела, говорю же вам. Не верьте тем, кто уверяет вас в его полном половом бессилии. Вот мерзавка Элиан так и говорила одному моему старому приятелю, что первый муж её госпожи был стерилен как скульптура, хотя скульптура и живая. Он не таков…

— Сегодня? Да вы с ума спятили! Он давно мёртв.

— Он? — она засмеялась, закачалась. — Да ничуть! — крикнула она во всё горло как боевой командир, — Если он мёртвый, то и я тоже давно умерла.

— Вполне можете, если заблудитесь в лесу и упадёте в озеро, а не отправитесь немедленно спать к себе домой!

— Иметь такого мужа и уйти от него? У него же нет возраста. Это было бы и выше моего понимания, если бы я не знала вас. Ради вас она и стала отщепенкой при живом муже. Она вас опоила.

— А вас кто опоил? — он вспомнил тот дурманящий и странный напиток, что слизывал с груди Нэи. Вкус забыть не удалось до сих пор. Он где-то так и остался в глубине его подсознания. Другой вкус — не «Мать Вода».

— Существует много тайн, не все они и открыты, не все и подлежат раскрытию. Ведь так? Но я помню, как до её появления вы были влюблены в мою дочь.

— Ваша дочь? Когда я был влюблён в какую-то дочь, если я её не знаю. В вашем бреду, должно быть.

— Были, — Лата довольно ловко семенила следом. — Ходили в лабораторию к своему коллеге и сидели там, любовались ею. Все видели. Но сама Иви, она невинна и, конечно, ничего ещё не понимала.

— Я не знаю никакую Иву. Невинна она или распутна, мне-то что до неё? — он нервно засмеялся, не зная, как вести себя с неадекватной женщиной. — Не помню даже. Вы-то сами в порядке? Шли бы себе, пока надзиратели за порядком не ухватили вас за блестящий подол. — И он ушёл, дёргаясь от отвращения, оставив патологически-ненормальную женщину там же, где и встретил. «Ещё раз сунься, ведьма в блёстках, вышибу отсюда! Опоила — и прекрасно. Всех бы так опоили. Как счастлив был бы мир вокруг. Это тебе не твоя «Мать Вода»!

Лата нагнала Нэю уже при входе в кристалл, обдала избыточно-пряным духом плотного тела и ещё чем-то знакомо-душистым, но забытым. Чем? Нэя никак не могла вспомнить, где встречала подобный аромат. Что и когда так благоухало? Вместо ответа выплыло из памяти какое-то мерцающее облако с пунцовым отблеском. Заколыхались цветущие макушки лаковых деревьев. Но сейчас была ночь, да и цветения не было. Да нет же, это блестела и переливалась Лата. Она шевелилась, как усыпанное каплями дождя дерево с шершавой корой, если на него падает отсвет фонарей. Лата, конечно, не была шершавой, но так казалось от обилия стеклянных крупинок на платье. Платье было приобретено Латой в одном из столичных салонов. Иногда Лата из вредности покупала платья у конкуренток Нэи. Подражая Нэе, она после двух, а то и одного выхода в платье на публику, отвозила в столицу целые их возы в лавки вторичной роскоши. Иначе у Латы просто не нашлось бы шкафов для её тряпья. Да и средств бы не хватало.

— Вы за заказом? — вежливо спросила Нэя, — сейчас пошлю Элю узнать, готово ли ваше платье. Там с отделкой был недочёт. Пришлось в столицу посылать за пуговицами нужного цвета…

— Да не трещите вы о пуговицах! Какая мне разница, какие пуговицы на мне, если никому нет дела до меня лично, не то, что до моих пуговиц. Вот у вашей мерзавки Элиан вечно пуговицы оторваны от чьих-то прижимистых объятий. Сейчас встретила, её хватал у всех на виду красивый рослый парень. А она ещё верещит, будто ей все надоели. А я лучшие годы училась, недосыпала, слепла над книгами, одевалась как чучело. Мужа не любила нисколько. Сохранила весь свой потенциал не растраченным. Для кого? Он как перебродившее вино стал отравой…

— Если вы пришли ко мне, то время для посещений закончилось. Поздно уже. Но я могу ради вас сделать исключение, как для одной из самых ценных для меня клиенток. — Тут нежно тренькнула связь, и Нэя села в уличное креслице на террасе. — Войдите в холл, я сейчас. — Пока она разговаривала с Рудольфом, Лата убрела куда-то за угол здания. Что она там делала, Нэю не интересовало. Было бы и неплохо, уйди она совсем. Но она вернулась.

— У меня такая жажда, — сказала Лата, — я пила воду из вашего уличного бассейна. — Удивляя Нэю, она вытерла мокрые ладони о собственное нарядное платье. Перегородив дорогу к дверям, она взяла Нэю за руку, пытаясь увлечь куда-то в сторону. — Кажется, у вас там открытая беседка? Не желаете там отдохнуть после трудового дня? А я составлю вам компанию.

— Там сыро. Совсем недавно моя служащая поливала там цветы и кустарники.

— Как угодно. Можем и тут побеседовать. Присядем за уличный столик?

— Поздно, — Нэя аккуратно перемещалась от навязчивой дамы к дверям, решив не пускать её в «Мечту». Пусть завтра приходит в положенное для всех время.

— Старик прав. Я наделена немалыми способностями, — Лата не пускала Нэю к дверям, опять ухватила за руку и пыталась увлечь в сторону, — а всё я перевела в злобу.

— Да какой старик?

— Потом расскажу. Не так же вот с налёта. Ваша бабушка, — а я её встречала в своей юности, — могла постигать то, что скрыто от обыденного восприятия человека толпы. Почему она не научила вас охранять свою душу от чужого и возмущающего воздействия? Вы легки и беспечны, не верите в активное зло, но это не означает, что его не существует. Этот седовласый тип, — даже стариком-то его не назовёшь! — тоже сумел бы расправить мою, сплющенную всей моей нерадостной жизнью, душу, а не захотел, пренебрёг. Ещё сильнее её сдавил так… — Лата изобразила усилие, сцепив свои пальцы до хруста суставов. Чем вызвала неприятное ощущение у Нэи, будто Лата ломала себе пальцы.

— Я до сих пор не могу сделать глубокий вдох!

— Да какой ещё тип!?

— Расскажу. Не торопите. Ваша бабушка была не только посвящена во многие тайны, таких людей много, а пользы от них никому. Она была добра по-настоящему, вот в чём сокровище! Она бы смогла меня исцелить, но её нет! — тут Лата прикрыла ладонями лицо, сокрушаясь о бабушке Нэи, которую когда-то знала. Об этом она рассказывала Нэе и прежде.

— От чего? — Нэя испытывала нешуточный страх, думая, что Лата помешалась.