Дары несовершенства. Как полюбить себя таким, какой ты есть

Присмотритесь и увидите, что мы каждый день сталкиваемся с проявлениями храбрости. Например, когда просим других о помощи – как это случилось, когда я позвонила Эшли. Когда в аудитории студент поднимает руку и говорит: «Я окончательно запутался. Я понятия не имею, о чем вы говорите», это смелый поступок. Знаете ли вы, как сложно признаться: «Я не понимаю», когда все вокруг все отлично понимают? За двенадцать с лишним лет преподавательской деятельности я поняла, что, если один человек осмелился сказать: «Я не понимаю», значит, в аудитории есть еще по крайней мере человек десять таких же. Возможно, они не осмелятся в этом признаться, но рады, что признался кто-то.

Я думаю, что моя дочь Элен проявила храбрость, когда позвонила мне с вечеринки в 22.30 и попросила заехать за ней. Когда я приехала, она села в машину и сказала мне: «Прости. Я просто струсила. Я заскучала по дому. Мне было так тяжело. Все уже уснули, а мне пришлось пробраться в комнату матери Либби и разбудить ее».

Я притормозила, вышла из машины и забралась на заднее сиденье рядом с Элен. Я сказала ей: «Элен, я думаю, что самый смелый поступок в жизни – попросить то, что тебе нужно. Мне пришлось пройти через пару жутких вечеринок, потому что я слишком боялась признаться, что хочу домой. Я тобой горжусь».

На следующее утро за завтраком Элен сказала: «Я подумала о том, что ты мне сказала. Можно, я опять совершу смелый поступок и попрошу тебя кое о чем?» Я улыбнулась. «В следующие выходные у нас намечается еще одна вечеринка с ночевкой. Ты не могла бы забрать меня в то же время? Я еще не готова». Это смелость. Та, что не помешала бы всем нам.

Я вижу смелость в самой себе, когда не боюсь показаться слабой и расстроиться. Долгие годы, если я очень чего-то хотела, например, чтобы меня пригласили выступить на конференции, или другом значимом мероприятии, или дать радио-интервью, я притворялась, что мне все равно. Когда друзья или коллеги по работе спрашивали: «Ну что, переживаешь?», я пожимала плечами и говорила: «Да не знаю. Меня это не особо волнует». Конечно, на самом деле я молилась о том, чтобы мне повезло.

Несколько лет назад я поняла, что, преуменьшая значение чего-то важного для тебя, невозможно защититься от боли и разочарования в случае, если твои ожидания не оправдаются. Так можно только лишить себя радости и обеспечить себе одиночество. Если ты не признаешь, что что-то для тебя важно, вряд ли тебе позвонят друзья и скажут: «Мне жаль, что ничего не получилось. Я знаю, как ты этого хотела».

Теперь, когда кто-то спрашивает меня о том, чего я очень хочу, я набираюсь смелости и говорю: «Я так волнуюсь… Я пытаюсь трезво смотреть на вещи, но я очень надеюсь, что все пойдет так, как я хочу». А если ничего не выходит, всегда можно обратиться за поддержкой к другу и сказать: «Помнишь, я рассказывала тебе об одной потрясающей возможности? Так вот, ничего не получилось. Я ужасно расстроена».

Недавно я столкнулась с другим примером смелости – в детском саду, куда ходит мой сын Чарли. Родителей пригласили на музыкальную постановку, которую приготовили дети. Ну, вы знаете – 25 поющих детей, чуть больше 50 родителей, бабушек, дедушек, сестер и братьев в зале, оборудованном 39 видеокамерами. Родители поднимали камеры над головой и щелкали кнопками, одновременно пытаясь протиснуться вперед, чтобы дети видели, что они пришли вовремя.

Вдобавок ко всей суматохе одна трехлетняя девочка, которая была «новенькой», проплакала все представление, потому что не увидела маму с импровизированной сцены. Оказалось, что ее мама застряла в пробке и опоздала на праздник. Когда она все-таки приехала, я сидела на корточках около двери, прощаясь с Чарли. Я увидела, как мать девочки ворвалась в зал и сразу же начала искать глазами дочь. Как раз когда я собиралась показать ей, где находится ее дочь вместе с учителем, мимо нас прошла другая мамаша, посмотрела прямо на нее, укоризненно покачала головой и закатила глаза.

Я встала, глубоко вдохнула и постаралась угомонить ту часть себя, которая рвалась подойти к чопорной мамаше и надрать ее пунктуальную задницу. К этому моменту на глазах опоздавшей мамы выступили слезы, но к ней подошли две другие женщины и улыбнулись. Одна из них положила руку ей на плечо и сказала: «Со всеми нами такое случалось. Я пропустила последнее выступление. Не опоздала, а просто забыла». Лицо женщины смягчилось, и она вытерла слезы. Вторая женщина призналась: «Мой сын был единственным ребенком, кто пришел без костюма на утренник. Он до сих пор говорит мне, что это был худший день его жизни. Все будет хорошо. Со всеми бывает».

Когда женщина подошла к своей дочери, которую все еще успокаивал воспитатель, она выглядела совершенно спокойно. Вполне кстати, учитывая, что дочь увидела ее за два километра и бросилась ей навстречу. Обе мамы, поддержавшие нашу героиню, проявили смелость. Они нашли время, чтобы остановиться и сказать: «А вот что случилось со мной… Ты не одинока». Они не обязаны были это делать и легко могли присоединиться к параду идеальных родителей и промаршировать мимо.

Все эти истории показывают нам, что у смелости волновой эффект. Каждый раз, когда мы совершаем смелый поступок, мы делаем людей вокруг себя немного смелее, а мир – чуточку лучше. А стать лучше нашему миру вовсе не помешает.

Сопереживание

Когда я собирала материал для своей книги о стыде, я прочитала все, что только смогла найти о сопереживании. В конце концов я отыскала именно то, что нужно, в работах и интервью американской буддистки Пемы Чодрон. В своей книге «Там, где страшно» (The Places That Scare You) она пишет: «Когда мы сопереживаем, возможно, мы боимся причинить себе боль. Сопереживание требует отваги. Нужно научиться расслабляться и позволять себе медленно двигаться по направлению к тому, чего мы больше всего боимся»².

Больше всего в определении Чодрон мне нравится ее честность – она признает, что сострадательность делает нас уязвимыми. Если мы повнимательнее взглянем на происхождение слова «сострадание», то поймем, почему обычно наша первая реакция на страдания других вовсе не сочувствие. Слова «сострадание» и «сопереживание» буквально означают «страдать с кем-то», «переживать с кем-то». Я думаю, что сострадание – наша естественная реакция. Первая инстинктивная реакция на боль – свою или чужую – самозащита. Мы защищаем себя, пытаясь найти, на кого можно переложить вину. Иногда, чтобы спастись, мы осуждаем других или стараемся немедленно исправить то, что, по нашему мнению, не так.

Чтобы справиться с нашей склонностью к самозащите, учит Чодрон, нужно честно признаваться себе, что ты закрываешься от мира, и прощать себя за это: «Воспитывая в себе сострадательность, мы обращаемся к своему опыту во всей его полноте – к страданию, эмпатии, а также к злобе и страху. Так и должно быть. Сострадание не должно возникать в форме “целитель – страждущий”. Это отношения равных. Только поняв свою собственную сущность, мы способны познать сущность другого человека. Сопереживать по-настоящему означает признать нашу общую с другим человеком сущность»³.

В истории с моим выступлением в школе Эшли была готова шагнуть в темную бездну вместе со мной. И не для того, чтобы исправить меня, а чтобы просто быть рядом – как равной – и держать меня за руку, пока я бродила в потемках собственных чувств.

Границы и сопереживание

Один из самых высоких барьеров на пути к сопереживанию (и один из тех, о которых меньше всего говорят) – это наше неумение устанавливать для себя границы и привлекать других к ответственности. Возможно, это прозвучит странно, но я думаю, что понимание взаимосвязи между границами, ответственностью, приятием и состраданием помогло мне стать добрее. До нервного срыва я была более милой – могла злиться, осуждать и негодовать внутри, но внешне это не проявлялось. Сегодня я меньше склонна осуждать других и возмущаться и гораздо серьезнее отношусь к ограничениям. Не имею ни малейшего представления, как это выглядит со стороны, но я ощущаю, что стала сильнее, чем когда бы то ни было.