Дарья Искусница

– Даш, ты чего?

Гриша обернулся, не понимая с чего я торможу. А мне хотелось прижаться к оставшимся живым пятачкам фасада и зарыдать. Кому вообще в голову пришло так варварски портить историю?

– Сколько себя помню, университет тут был всегда, - хмыкнул Распутин, утаскивая меня за руку ко входу. – Не переживай за него. Мы помрем, а он отряхнется как старый пес, сбросит все наносное, и продолжит жить. Ты, кстати, перестань нервничать. Чуть что и глаза на мокром месте.

От Можайского уже больше недели практически не было вестей. Время от времени с незнакомых, заблоченных на ответ номеров мне приходили солнышки. Где-то Дима жил-был, нормальных вестей не передавал. Только сообщал Володе, что все норм, он работает над ситуацией и просит его не дергать.

В итоге я бесилась и лезла на стену. Меня записали на собеседование в американское посольство, но до него оставалось еще две недели. Зато потом, по словам Ломова, все сделают быстро, паспорт пришлют с курьером через пару дней.

Каждую такую веху я считала и ждала, перебирала в голове с вниманием дракона, жадно изучающего свою золотую коллекцию.

А вчера-таки Кира нашла «профессора», увы, совершенно настоящего. Работающего вот в этом знаменитом университете, в чьих стенах воспитывали и воспитывают лучшие умы страны.

Частный вуз оказался лишь ширмой, местом дислокации экспериментальной лаборатории. К слову сказать, дорогостоящим местом. И мне было необычайно интересно узнать, где нынче ученая братия берет такие дикие деньги на свои околонаучные развлечения.

Гранитные ступени довели нас на четвертый этаж, дальше пришлось немного поплутать по коридорам, но нужный кабинет мы в конце концов нашли.

Я дернула за гигантскую бронзовую ручку, и Распутин помог мне открыть тяжелую дверь с советской пружиной наверху. Все эти дни Гриша помогал как настоящий друг, звонил, беспокоился. Видя мое полусумасшедшее состояние, он жестко, как отрубил, привычку донимать меня многозначительными шуточками. Больше никаких скабрезных намеков, никакого флирта.

С ним и Идой я отдыхала душой, могла пожаловаться, даже помолчать и то было комфортно.

Они с Ломовым будто сговорились меня курировать - не проходило и часа, как звонил или один, или другой.

Ради сегодняшней вылазки Гриша перенес какую-то важную встречу, но на вид совершенно об этом не переживал.

– Уверена? – на секунду придержал дверь, дождался моего кивка и только тогда пропустил вперед.

В кабинет, где за большим столом, почти погребенная под завалами бумаг, в окружении трех мониторов, светящихся таблицами, сидела знакомая мне женщина. Когда-то лихо представившаяся журналисткой из Форбс.

Это же так легко слетает с языка, когда собственное тайное направление привычно называется ФОРПС - Факультет открытой российской психологии и социологии. Разница только в одной букве, всего-навсего, а какие открываются возможности. Например, крутиться возле известных лиц. И никто не заподозрит еще одного папарацци в разработке и воплощении эксперимента, играющего жизнями людей.

В России можно было использовать наемную силу, не говоря уже о студентах и аспирантах, доверяющих своей наставнице.

Она почти не изменилась внешне. Такое же остро-любопытное выражение лица, клетчатая рубашка с загнутыми манжетами. Только волосы уложены в аккуратное каре и на самом краю носа висят крошечные очки для чтения.

Я бы давно ее начала искать, но почему-то думала, что она следила за нами по указанию его Диминой мамы. Моя ошибка. Моя серьезная ошибка.

Потому что этой женщине указывал только собственный болезненный разум.

– Нашли-таки, - сказала она, подняв голову, и досадливо стукнув карандашом по столу.

Не знаю, чего мне хотелось… Испуга. Истерики. Стыда, на худой конец. Этот человек почти разрушил мои отношения и не испытывал никаких эмоций, кроме досады.

– Да вы настоящее зло, - сказала я. – Почти Менгеле*.

– Оу, не надо эффектных обвинений, я прекрасно знаю, что вы сейчас включили диктофон, - она откинулась на спинку стула и помассировала себе виски. – Я тоже его включила. И хочу сразу сказать, что ваши обвинения, какие бы они не были – смехотворны.

Гриша хмыкнул, прошел мимо меня и сел на угол ее стола. Прямо на какие-то бумаги. Нагнулся, рассматривая сверху вниз как коршун муху. Жрать противно, даже если голоден, а прихлопнуть - самое то.

– У нас есть данные по ФОРПСу, вашему закрытому проекту. Мы сфотографировали здание, ваших людей, сняли весь процесс переезда. Как только их начнут опрашивать, вас сдадут сразу, они же не уголовники – босса прикрывать.

Он говорил неспешно, проговаривая каждое слово, даже жмурясь.

– А те, кто попытается сбежать – все равно вернутся, когда им предложат денег и скинуть все обвинения на вас. Или славой поманят. Представляете? Громкое разоблачение по центральным каналам на фоне смерти несчастной Марии Ларчик, умницы и красавицы…

– Хватит! – она тряхнула ржавой гривой. – Сначала скажите, что вам надо и я подумаю. Вы же не просто так сюда пришли, а не сразу побежали в полицию слезы лить и рассказывать, как сумасшедшие ученые портят людям жизнь. К тому же… Ну скажете и что? Вам посоветуют шапочку из фольги на башку натянуть и валить из участка.

Ого, дама перешла в агрессию. Еще минута и потребует освободить кабинет. Действительно, ну снимала, ну посылала людей на слежку, так этим занимаются обычные папарацци. Не она же трепалась на ток-шоу и тем самым доводила звезд до депрессии и самоубийства.

– Мы не пионеры, - едва сдерживаясь, сказала я, - и понимаем, что по закону вы ничего особенного и не нарушали. Максимум – заплатите штраф, уйдете из этого симпатичного тихого кабинета, но где-нибудь да опять зацепитесь, вряд ли у вас, Лилия Львовна, отберут ученую степень и накопленный апломб. Коллеги морщить нос будут до конца ваших дней, но это тоже можно пережить, не так ли? Плохо другое, мы у вас заберем то, без чего вы не сможете…

При упоминании имени она едва заметно вздрогнула, а, услышав про кабинет, поморщилась. Зацепила, это хорошо… Есть, есть у аморальной леди болезненные места.

– Давайте восстановим картину событий, - Гриша очаровательно оскалился. – Париж. Из блога маленькой девочки вы узнаете куда едет Можайский, и он попадает в фокус вашего интереса. Известен, интересен обществу, ненавидит публичность. Идеальное попадание в числе ваших жертв.

– Не несите чушь, - профессор, а она действительно была профессором, поморщилась. – Никаких жертв нет и не было. Я категорически отрицаю ваше обвинение, но если бы… предположительно – если бы интересовалась этой темой, никогда бы не называла этих людей жертвами. Они – огромный нераскрытый потенциал.