Дарю веснушки

— Твоя пакость по сравнению с моей — мороженое,— сказал я и вытащил бутылку с касторкой.

Хорошенько встряхнув бутылку, вынул из неё пробку и приказал Лиде:

— Лизнёшь — поверю.

Лида заколебалась.

— А я не умру?

— От пробки — нет, — успокоил я её. — Если всю бутылку — наверное. Ну как, лизнёшь?

Лида вытянула вперёд руку с пробкой. И, не решаясь её поднести ко рту, несколько раз высовывала язык. Потом внезапно схватила пробку зубами. И стала её с отвращением лизать. Еле вырвал пробку из её зубов.

Лида отдышалась и поклялась:

— Если предам, сколько есть в бутылке отравы, вольёшь в меня. Пусть помру.

— Верю!—сказал я и дал ей письмо от Кирилла Яковлева. — На, читай.

Лида повертела его и прочла. Ждёт, что я скажу.

— Никакого автомобиля я не выиграл, — признался я.

— Значит, врал? В чём же твоя тайна?

— В том, что Кирилл Яковлев хочет меня в киношные сыновья взять. Но может быть, ещё ничего и не выйдет. Вот я и обещал ему молчать.

— Как это — в киношные?

— Сниматься буду в фильме. Сына клоуна изображать.

— Какой ты счастливый! — воскликнула Лида.

— Я и о тебе с ним поговорить хотел. Может, он тебя моей киношной сестрой сделает.

Лида ничего лучшего не нашла, как поцеловать меня.

— Ты эти шуточки брось! — оттолкнул я её.— Важный разговор веду, а ты — лизаться. Неужели все девчонки такие? Лучше слушай. Клоун уехал. Я вначале хотел, чтобы ты разведала, отослал ли ему фотограф мой снимок. А теперь вот что придумал: ты тоже завтра снимись. Отошлём оба снимка вместе. Но к фотографу без меня не ходи.

Мы уже подходили к школе. Навстречу нам шёл Антоша Милеев.

— Ильюшин! — воскликнул он, увидев меня.— Ты-то мне и нужен!

Лида сообразила, что раз староста назвал меня по фамилии, то у нас будет серьёзный разговор. Она отошла. Антон набросился на меня:

— Весь класс подводишь. Из-за тебя нас, может, в пионеры не примут. Иди, бестолковщина! Толь Толич вызывает.

— Директор! — удивился я. — Зачем?

— Медалью за спасение утопающих наградит. Чтоб не хныкал, когда будет исключать из школы.

— Исключать! — испугался я. — Ври больше!

— Пусть вру. Можешь не идти. Тебе же хуже, — усмехнулся Антон.

Я на него очень обозлился. И не стал больше расспрашивать ни о чём.

Щипай себя почаще

Директор у нас новый. Я только знал, что его зовут Анатолием Анатольевичем. Но Антон переиначил его в Толь Толича и пугал нас, что он «свирепый». И я, конечно, трусил, когда постучал в дверь его кабинета.

— Войдите! — разрешил директор.

Я приоткрыл дверь, шагнул и остановился. Анатолий Анатольевич читал, уткнувшись в бумагу. Он поправил на носу очки, строго посмотрел на меня.

— Подойди поближе, Илья Ильюшин.

Я подошёл.

— Вот ты какой!—Он хотел ещё что-то сказать, но зазвенел телефон.

Директор поднял трубку и сказал кому-то, что ведёт важный разговор и не может отвлечься. Положив трубку, он произнёс «так-так» и подошёл ко мне. Я почувствовал себя неважно.

— Любопытно было бы узнать, — сказал Анатолий Анатольевич, — почему ты позавчера не пришёл в школу? Надеюсь, ты поделишься со мной...

Вспомнил я предупреждение Антона про исключение. Совсем струхнул. Начал почему-то рассказывать, как усердно готовил уроки впрок...

— Чем же, Илья Ильюшин, вызвано такое усердие?

Чувствую, неспроста задал директор вопрос. Боюсь, но отвечаю:

— Чтобы с чистой совестью с Лидой Михайловой на базар пойти.

— Зачем вы пошли?

— Мух добывать для самолётов.

— Каких ещё самолётов?

— Мушиных. Чтобы эскадрильи запускать.

— Ну и как? Запустили?

— Запустили.

— Удачно?

— Ричард Львиное Сердце помешал... То есть Нарцисс... Кот наш Васька.

— Забавно ты его окрестил!

Я подумал, что теперь директор начнёт допытываться, для чего надо было запускать самолёты. Но опять зазвонил телефон. Директор снова сказал в трубку, что у него важный разговор. Положил её и посмотрел на меня.

Я набрался смелости и спросил:

— Вы сейчас исключите меня из школы?

— С чего ты взял?! Хотя, — погрозил он пальцем,— не буду скрывать: положение сложное. Сам посуди: день прогулял! Что за это полагается? На первый раз — внушение. Но... есть смягчающее обстоятельство. Говоришь, подготовил уроки впрок. Верно?

— Проверьте меня!

— Нет уж, уволь! — отказался он. — Человек ты серьёзный и не станешь меня обманывать. И всё же... Можешь ты с уверенностью обещать, что больше прогулов не будет? Подумай.

— Я подумал. Могу!

— Тогда на этом поставим точку. Садись. Разберём второй поступок.

В это время скрипнула дверь. Вошла из канцелярии секретарша. Анатолий Анатольевич сказал ей:

— Пожалуйста, немного погодя. Только закончу беседу.

Секретарша вышла. Директор плотнее закрыл дверь.

— Да... — задумался он. — Разберём второй поступок. Трусость.

— Я не трус! — вырвалось у меня.

— А как назвать сегодняшнее дезертирство?

— Я не дезертировал. Я временно убежал.

Анатолий Анатольевич сказал, что всё равно это трусость. Оказывается, он всё знал: и откуда пчёлы взялись, и зачем толстуха явилась.

— Сколько людей тревожиться заставил! — упрекнул меня директор. — Скольких от работы отвлёк! Что же мне с тобой делать?

Что со мной делать, я и сам не знал.

— Лида Михайлова причастна к твоему бегству? — спросил он.

— Нет! — воскликнул я. — Лида Михайлова ничего не знала.

— Хорошо, — сказал он. — Тогда есть у меня к тебе ещё вопрос! Кому на базаре первому пришла идея создать в школе живой уголок?

И про это толстуха ему наболтала! Если отвечать, так одному. Я уже хотел сознаться, что это моя идея, но Анатолий Анатольевич неожиданно похвалил:

— Славная идея! Тогда я сказал:

— Лида Михайлова придумала про живой уголок! Я только добавил, что будем изучать вредных и полезных мух.