Дауншифтер

А сейчас — очень непросто говорить.

Но я, и сам уже заряженный до предела, и от этого злой, как собака, продолжил короткий, хоть и предельно тяжёлый разговор. Нервничал, торопился. Потому что выехать, вообще-то, нам следовало в четыре часа утра, по самому первому свету. Сейчас уже почти пять, а две машины экспедиции до сих пор вхолостую тарахтят движками на рубеже. Новиков, открыв дверь, сидел в своём внедорожнике и терпеливо ждал разрешения сложной ситуации. Ждали и бойцы блокпоста. В смене дежурят шестеро; этим ранним утром народу на блокпосту собралось больше — провожают героев на ратный подвиг. Не слышно только марша «Прощание славянки» под духовой оркестр.

— Никита… — уже в третий раз легонько потянул меня за рукав участковый. — Ты это… Её же можно понять. Как Юле здесь бедовать-то?

Да всё я понимаю! Поначалу Бурят вызвался, но Мифтахова, узнав, кто именно едет, решила отправиться сама. Как всем известно, Бурят ни разу не охотник, с огнестрелом не дружит, он всё больше по кулачкам. На хозяйстве его решила оставить, ведь «Котлетная» — тоже её детище. Не бросишь, именно там семейное гнездо, а не в небольшом частном доме на окраине…

Отмахнувшись от Храпунова, как от надоедливого комара, я жёстко и уже развёрнуто повторил:

— Есть три варианта возможных действий: первый — мы отправляемся без тебя, скажу честно, что мне он подходит больше всего. Второй — ты не можешь с собой справиться и отправляешься туда сама, на этом спасательную операцию можно будет сворачивать. Третий — ты едешь с нами без всяких предварительных условий и обязуясь беспрекословно подчиняться после самых страшных публичных клятв. Скажу — сидеть в машине всё время операции, будешь сидеть, не споря.

Первые эмоции она из себя уже выкрикнула, разговор стал связным.

— Боишься меня, Бекетов? — сухо прошептала она, еле разлепляя искусанные губы. — Ты совести своей бойся, мать от дитя отталкивая.

— Боюсь, Юля, очень боюсь, — признался я. — И именно тебя. Боюсь, что в самый ответственный и опасный момент в тебе на первобытном уровне проснётся материнский инстинкт, и ты оленихой, с криками и топотом помчишься тогда и туда, куда мчаться категорически не следует. Боюсь, что твой сын, услышав родной голос, потеряет осторожность и поддастся уже детскому инстинкту. И тоже заорёт, рванёт навстречу. Ты выдашь группу, он выдаст детей. Это конец операции.

— Я буду слушать тебя во всём, любые клятвы дам! — пообещала она парадоксально бесстрастным голосом, продолжая всё так же пристально, не мигая, смотреть мне в глаза. Энергетика от неё шла бешеная, такая, что я чувствовал эту невидимую силу кожей, как горячую печку.

— Никита… — опять завёл свою песню искренне переживающий участковый, разводя в стороны ладони, мол, видишь же, лось тунгусский, она согласна.

Я ещё раз внимательно оглядел женщину с головы до пят. Обычный таёжный комплект, прочный и просторный, сидит на ней ладно, привычно. Крепкие высокие башмаки на шнуровке. На ремне два подсумка, советский охотничий нож МООиР, на шее заслуженного вида бинокль, на плече — короткая гладкоствольная «сайга». Возле ног стоит небольшой, плотно набитый рюкзак. Я не стал задавать самый глупый и обидный вопрос: умеет ли она стрелять. Здесь все горазды, даже если не охотники. Хуже, лучше, но с огнестрельным оружием крестовцы хорошо знакомы с детства.

Что бы она сейчас не говорила, а подвести может. Слабое звено. Вот только ровного строя на всё готовых бойцов, вдоль которого можно пройтись с выбором, придирчиво оглядывая стати и лица, судьба мне не предоставила. Добровольцы, конечно, есть, нет разрешения покинуть посты, на которых они уже работают.

Шумно покряхтев, я принял нелёгкое решение:

— Садись в «шниву». Новиков, принимай второго члена экипажа! Пора ехать!

Участковый облегчённо выдохнул и пообещал:

— Лично буду у рации, связь гарантирую. Но и ты не отключайся.

— Сегодня в девятнадцать часов комбинатовские кровь из носу обещали мне сдать в эксплуатацию первый укреплённый «Урал», — проявил деловой подход глава администрации Песегов, полноватый мужчина в цивильном костюме и светлых роговых очках. — Если не будет срыва, сюда технику и поставим.

Пожав руки обоим, я уже было зашагал к машине, как издали кто-то громко подал голос, на который обернулись все.

— Ну и куда это вы без меня собрались, молодые воины Света? — громко вопросил подходящий к блоку Гумоз.

— Гляди-ка, мужики! Эвенкийский князь пожаловал! Гумоз, ты никак в набег на ясачное зимовье собрался? — крикнули ему от стены мешков с песком. — Ты же с ночной, недавно спать ушёл!

— Выспался уже, — небрежно ответил Гумоз, подходя к нам с участковым. — Как, Никита, возьмёшь заслуженного северного бича в команду?

— Спасибо, брат, — искренне поблагодарил я единичного философа.

Теперь в составе экспедиции не только две машины, но и две пары, от чего шансы если не на полный успех, то на удачное возвращение маленького сводного отряда существенно увеличивались.

Конечно, Гумоз был вооружён. И весьма необычно.

В одной руке он держал ижевское помповое ружьё МР-133 с пистолетной рукоятью, без приклада и со стандартным магазином на четыре патрона. Разворотливая убойная вещица, вполне обычная для задач самообороны и защиты жилища. Некоторые рыбаки, особо не увлекающиеся охотой, такую машинку и берут. Необычность арсенала Гумоза заключалась во втором предмете, который он держал в левой руке. Это была настоящая эвенкийская кото или пальма — распространённое у некоторых сибирских народов холодное оружие типа глефы, у которого однолезвийный ножевидный наконечник, порой довольно длинный, закреплён на не очень длинном древке. В умелых руках это страшное оружие, позволяющее наносить сильные рассекающие удары.

— На медведя собрался? — кисло улыбнулся я, хотя появление старого корифана меня обрадовало. Настроение было препаскуднейшее, а сейчас чуть поправилось.

— Не, это я уже проходил. Был у меня случай, когда я ходил на амикана с рогатиной… Захотелось новизны впечатлений. Да и в берлоге сидеть скучновато. Так что скажешь, командир, в какой танк определишь?

— Ко мне давай, на заднее сиденье. Сейчас поедем.

— Интересно, куда он эту дуру пристроит? — с интересом спросил меня участковый, глядя вслед открывающему дверь ополченцу.

Я лишь пожал плечами, однако Гумоз быстро нашёлся в обстановке и просто выставил страшновато выглядевший наконечник в окно.

— Димыч, рацию держи включённой, — напомнил я другу и ещё раз махнул рукой провожающим. — Бывайте пока, если что, двигаем мы!

Нарисованная от руки схема, которую предоставил участковый, не отменяла важного в тайге обстоятельства: практическим образом эта дорога мне не знакома, не бывал я на прииске «Волчья падь».

Новиков знает? Вот пусть он впереди колонны и едет. А мы с Гумозом позади, больше уделяя внимания не разглядыванию таёжных далей, а контролю обстановки по сторонам.