Давай поговорим! Клетка. Собака — враг человека
Шрифт:
Профессионалы хреновы. Неизвестно, подумал ли так Никита, но если бы подумал, сделал бы правильно.
— Ну, — сказал «крупье», некрупный, худощавый, веснушчатый парень.
Никита молча отсчитал три пятидесятитысячные бумажки, протянул ему и сказал:
— Реми.
— Что? — не понял тот. Он не спешил прикоснуться к денежкам.
— Ничья. Хочешь, научу тебя этому фокусу.
Руки «крупье» вспомнили о своем блатном происхождении. Остальное веснушчатый рассказал Никите на словах. Приводить их здесь в первозданном виде вряд ли нужно, смысл речи сводился к описанию того, как побежденный мастер наперстка лишит жизни своего
Никита выслушал его до конца, затем повернулся ко второму представителю преступного мира.
— Надо поговорить.
— Поговорить? Со мной?
— С тем, кто банкует, — Никита поднял руки, предлагая себя обыскать.
— Опусти руки, дурак, — просипел, подходя, третий. Его можно было понять, зачем эти выкрутасы, когда вокруг столько народа, не нужно обращать на себя внимания. Обыскан он тем не менее был, и, несмотря на то, что в его карманах не было найдено ничего внушающего опасение, бандиты доверием к нему не прониклись. С их точки зрения, он вел себя вызывающе и нелепо. Переодетый мент, задумавший втереться в доверие, должен был бы выбрать более естественную линию поведения. Не в таких, видимо, выражениях вершился их мыслительный процесс, но вывод они сделали похожий.
С другой стороны, с этим фокусником нужно было что-то делать.
Наперсточник, самый мелкотравчатый и суетливый из троих, на пару минут исчез. Скорей всего, бегал звонить. Никита продолжал стоять у выбранной им колонны, меняя время от времени опорную ногу; со своими новыми знакомыми он не сказал ни слова, они тоже не лезли к нему с разговорами.
— Поехали, — сказал возвратившийся связной.
Сели в машину перед универмагом «Московский».
Водителем оказался запоминающегося внешнего вида парень лет двадцати пяти. Краснощекий, красногубый, с белыми выгоревшими ресницами. Бандиты вели себя по отношению к нему странно, то ли не были с ним знакомы, то ли считали большим начальником.
В полнейшем молчании было совершено путешествие в центральную часть города.
— Может быть, проверите документы? — сказал Никита, — паспорт в левом нагрудном кармане.
Он почувствовал, что на него брошено несколько удивленных взглядов. Он не специально создавал образ малохольного мордоворота, но он создавался.
— И документы проверим, — сказал вдруг шофер приятным интеллигентным голосом.
На этом обмен мнениями закончился.
Машина остановилась возле старого московского дома в глубине арбатских переулков. Вид у дома был не вполне заброшенный, но как бы и не совсем жилой. Вид не лгал, дом находился в стадии расселения.
— Пошли, — последовала команда водителя, — и желательно не шуметь, у меня очень нервные соседи.
Дальше последовала неметенная и неосвещенная лестница, коммунальная квартира без признаков коммунальной жизни. Комната с диваном (конечно, продавленным), со столом, стулом и зверски скрипучим паркетом.
Единственный стул предложили гостю.
Спутники Никиты вели себя так, будто очень им дорожили. Двое встали у двери, один у окна.
Встал и начал выглядывать сквозь пыльные стекла, подозрительно щурясь.
— Ну что? — спросил шофер у него, теребя небольшое родимое пятно под прямой ноздрей.
На лице Никиты впервые за этот день появились признаки неудовольствия.
— Послушайте, глупо все. Не верите — руки свяжите, глаза липучкой и отвезите к кому-нибудь. Кто
решает.— Мы тебе сейчас все заклеим, — ответил шофер почти ласково, заходя сидящему за спину, — и глаза, и уши.
Никита невольно стал поворачивать голову вслед за ним.
— Вы что, меня боитесь? Я сам вас уже боюсь. Хотите, ладно, вам здесь объясню. Даже главных не надо.
Наперсточник, стоявший у окна, вдруг оставил пост и сделал несколько угрожающих шагов в сторону странного гостя и сказал:
— Ты что, такой крутой, да?! Скажи, крутой?!
Он отвлек внимание Никиты. Специально или случайно, сказать трудно. Но как бы там ни было, шофер получил возможность опустить на большую короткостриженую голову черную резиновую дубинку.
8
— Итак, сколько у нас заказов на сегодняшний день, посчитаем, — Денис развязал тесемки и открыл красную старомодную папку. Именно в таких хранил свои секреты Александр Петрович. Марианне Всеволодовне не пришло бы в голову рыться в бумагах сына. Денис считал, что в деле, которым они занялись, сохранение тайны вещь наиважнейшая.
Руслан сел напротив друга, как всегда, с видом насупленным и удрученным.
— Вот смотри, Руслик, начать, по-моему, лучше всего с этого добермана.
Листок исчерканной бумаги явился из папки.
— Почему с добермана?
— Тебя порода смущает? Вы когда-нибудь держали добермана? Ты успел к нему привязаться?
— У нас никогда не было собак.
— И это хорошо. Иначе нам бы пришлось отказываться от кое-каких заказов, щадя твои детские воспоминания.
Руслан вздохнул, рассматривая план, набросанный решительной рукой друга.
— Так вот, тут, видишь, я начертил, рядом с домами проходит железная дорога, которая что?
— Что?
— Обсажена деревьями и кустами. Густыми-густыми, я проверял. Песик появится вот из этого подъезда, ровно в восемь. Максимум в восемь пятнадцать. Хозяину к девяти на работу. Стрельнем и в школу.
— С винтовкой?
— Она же теперь без приклада и в футляр от скрипки влезает.
Руслан молча согласился.
— Если боишься, положим в мою сумку.
— Не боюсь.
— Это хорошо, что не боишься. Потому что она нам понадобится и после уроков.
— После?
— Таких глаз не делай, Руслик, не надо. А пушечка нам понадобится для того, чтобы навестить одну болонку. Даже не болонку. По словам заказчика, это старая, поганая, облезшая обезьяна, а не болонка. И зовут как обезьяну: Чичи, Чичи. Но теперь это почти неважно.
Стрелок молчал, как молчат люди, думающие о своем. Это Денису не понравилось. Он был так устроен, что задолго до начала бунта учуивал его и знал, что чем раньше это пресечешь, тем лучше. Знал он также, что в таких делах нельзя действовать по шаблону. Выдумка с истязанием морской свинки была хороша, сработала на все сто, но сейчас необходимо было что-то другое.
Денис встал, походил по комнате, затем свернул вдруг к чучелу маленького сумчатого медвежонка, стоявшему на подоконнике. Залез ловкой рукой ему за пазуху, вытащил пачку денег и бросил на стол перед усомнившимся соратником.
— Твоя доля.
Пачка была толстая.
— Бери, бери и чувствуй себя Робин Гудом, а не живодером, понял?
Руслан неприязненно усмехнулся и почесал ногтем угреватый нос.
Денис, опершись руками на папку с заказами, наклонился к нему и сказал с тихой злобой: