Давай встретимся в Глазго. Астроном верен звездам

Это вовсе не входило в мои планы. Я собирался лишь сказать несколько слов о Маргарет. Но что тут поделаешь, когда на тебя выжидающе смотрят горящие интересом глаза, когда ты со всех сторон окружен этими глазами, и костер хорошо разгорелся, и такая наступила тишина, что слышно, как потрескивает скрючившаяся в огне маленькая березовая веточка.

И я стал говорить о кострах, которые загораются во всем мире, объединяя вокруг себя маленьких французов и маленьких норвежцев, немцев и англичан — самых смелых ребят в красных галстуках, давших торжественное обещание всю жизнь бороться за дело рабочего класса. И всё разгорающийся огонь нашего костра свидетельствовал о правде моих слов, и красные и желтые искорки вспыхивали в ребячьих глазах и в небе над нами.

А потом начала свой рассказ Маргарет. О мальчишках и девчонках рабочих окраин далекого большого города. О том, как они в дни всеобщей забастовки распространяли «Дейли уоркер» и листовки компартии, выполняли разные, порою опасные, поручения стачечных комитетов, выставляли свои пикеты и осуществляли связь. О ребятах, которые не имели двух-трех пенсов, чтобы приобрести лоскут красной материи для пионерского галстука, но были настоящими пионерами, прилагающими путь в красный Глазго завтрашнего дня.

Конечно, Маргарет нелегко было говорить по-русски. Ее мягкий грудной голос звенел и срывался от волнения, и мне даже показалось, что глаза ее блестят не от всполохов костра, а от слез. Но как слушали ее ребята! Затаив дыхание, подавшись вперед, точно готовые мгновенно вскочить на ноги и без оглядки мчаться туда, где нужно отважное пионерское сердце.

Потом Маргарет забросали вопросами. Ей даже пришлось рассказать о таинственном чудище, обитающем в глубоких водах озера Лох-Несс, и спеть старинную гельскую песню.

Ну, а ребята спели «Картошку» и «Взвейтесь кострами» и страшно вознегодовали, когда горн своим медным голосом потребовал: «Спать, спать! По палаткам!»

— Миша, можно посидеть еще немного?

— Правда, давайте побудем, пока костер не потухнет.

— Ну, пожалуйста, Миша! Ну разреши!

— Ребята, уже одиннадцать часов, а по распорядку мы ложимся в десять. Завтра тоже большой день, — уговаривал Миша и поглядывал на меня, ища поддержки.

— Таких интересных, как сегодня, уже не будет!

— Миша, ну пожалуйста…

— Ну Миша!

— Миша!.. Миша! Ми-ша!

— Вот что, братцы, — сказал я. — Подумайте и о Маргарет. Она устала.

— Зачем ты так говоришь, Тмитрий! — возмутилась Маргарет.

Она как раз обменивалась галстуками с длиннокосой девочкой, которая получала по-английски только «отлично». Кроме того, десятки рук протягивали ей записные книжки — по-видимому, все сто восемьдесят пионеров решили стать корреспондентами Маргарет.

— Давай не будем нарушать пионерскую дисциплину, — негромко сказал я Маргарет.

— О, дисциплину надо охранять! Я поняла. — И обратилась к ребятам: — Адреса вы будете давать мне завтра. А я — вам. Теперь нам всем нужно спать.

Вожатые стали заливать костер водой. Огонь с шипением сник, со всех сторон надвинулась и сомкнулась вокруг нас темнота, а на небе проступили яркие зеленоватые звезды.

Пионеры, построившись по звеньям, побежали к умывальникам.

— Комнаты для вас приготовлены, — сказал Миша. — Пойдемте, я покажу.

— А можно мне ночевать в палатке? — нерешительно попросила Маргарет.

— Конечно можно! — почему-то обрадовался Миша. — Я тебя устрою в палатку коллонтаевок. К Клаве. Это та, с которой ты поменялась галстуками.

И он закричал: «Клава! Клава, скорее сюда!» Зажег электрический фонарик и сделал им несколько зигзагов.

Из темноты вынырнула Клава:

— Я здесь, Миша.

— Маргарет будет ночевать в вашей палатке. Устрой ее, как…

Но Клава не дослушала. Схватила Маргарет за руки и закружила, приговаривая нараспев: «Ох, как чудесно! Прямо и сказать невозможно. Идем, идем к нам!» — И тут же уволокла Маргарет.

А я пошел с Мишей в дом, и он провел меня в просторную комнату, где стояли две кровати и изящный письменный стол красного дерева на ножках в виде дремлющих грифов. Только черная кожа на столе была совсем содрана, а вместо письменного прибора и всяких безделушек стояла клетка, прикрытая рубахой.

— Певчие дрозды, — пояснил Миша. — Ты ложись, а я еще обойду лагерь.

Я разделся, лег и погасил лампу. И тотчас же кто-то сердито фыркнул и застучал по паркету — топ, топ, топ… Пришлось зажечь спичку. Матерый еж пробирался к блюдечку, стоявшему под столом.

На всякий случай я поднял подушку, — а что, если там сибаритствует уж или медянка! По-видимому, эта комната была не только штабом лагеря, но и уголком живой природы. Но под подушкой никого не оказалось, а чавканье ежика, добравшегося до молока, меня не очень тревожило, и я заснул, не дождавшись возвращения Миши.

Разбудила меня веселая песня горна. В комнате было солнце. Кровать Миши пустовала. В клетке, освобожденной от ночного покрывала, лениво пощелкивали два жирных черных дрозда.

Я подбежал к окну. Возле мачты для государственного флага стояли два босоногих пионера в трусах и, задрав к небу блещущие раструбы горнов, играли побудку. Здорово трубили ребята! Не знаю, как для кого, а для меня утренняя песня пионерского горна звучит призывом к действию, влечет вперед и обещает интересный, полный неожиданностей день.

Переминаясь и чуть поеживаясь от утренней свежести, горнисты взывали к небу и солнцу. Пусть небо будет сегодня синим и чистым! Солнце — сияй изо всех сил! Ребята, довольно спать! Самые распрекрасные сны ни черта не стоят по сравнению с тем, что вы сможете увидеть, изучить и сделать сегодня! Вставайте же, лентяи, и вы не пожалеете об этом!

Я быстро оделся, помылся и выбежал из дома. Потом мы с Маргарет стояли вместе с Мишей под мачтой и, застыв в салюте, следили, как медленно карабкается по скользкой мачте темный матерчатый комок и как он, добравшись до самого верха, разглаживается и на мгновение беспомощно повисает и вдруг раскрывается и трепещет на ветру, как алое крыло невиданной птицы.

После завтрака и распределения нарядов я предложил Маргарет удрать хотя бы на часок. Она не возражала, и мы, кое-как оторвавшись от Миши, в котором единоборствовали гостеприимство и обязанности начальника лагеря, занятого выше головы, отправились на прогулку.