Давние встречи
Шрифт:
Тонкие писания Аксакова вряд ли глубоко поймет, почувствует и оценит даже очень внимательный и чуткий читатель, родившийся и выросший вне России. В этом Аксаков похож на Гоголя, писателя тоже непереводимого. Гоголь и Аксаков были в высшей степени национальными русскими писателями, казалось бы с различными творческими путями. Общее их свойство — глубокая национальность — сближало столь непохожих внешне писателей, которые глубоко понимали и душевно любили друг друга.
Значение Аксакова в истории классической русской прозы огромно. Все творчество Аксакова, все его произведения проникнуты самой высокой гуманностью, любовью к природе и русскому простому человеку — главному его герою. Тема охоты и рыбной ловли как бы является поэтической запевкой, основой внимания и любви... Для множества русских
С живописанием природы связано творчество Аксакова. Он не любил шумного города, избегал утомительных многолюдных собраний. В природе он не любил многоводных бурных рек, пугавших его своей недоступностью. Его привлекали неприметные уголки, маленькие тихие речки, где с особенной ясностью раскрываются перед глазами заветные тайны природы. Там — «на зеленом цветущем берегу, над темной глубью реки или озера, в тени кустов, под шатром исполинского осокоря или кудрявой ольхи, тихо трепещущей своими листьями в светлом зеркале воды, на котором колеблются или неподвижно лежат наплавки ваши, — улягутся мнимые страсти, утихнут мнимые бури, рассыплются самолюбивые мечты, разлетятся несбыточные надежды!»
Рыболовные удочки, заботливо привязанные к низу дорожного экипажа, были непременными спутниками Аксакова в далеких степных поездках. На привалах и ночевках в степи, на берегу рек и озер, оставлявших неизгладимое впечатление в памяти Аксакова, вместе с отцом и любимым другом Евсеичем занимался он ловлей рыбы. Под руководством дядьки Евсеича, посвящавшего Аксакова в тайны удочек, лесок и «наплавков», отдавался он до самозабвения рыболовной страсти. Неудержимую страсть мальчика не могли укротить заботы любящей матери, с опаской относившейся к увлечениям сына.
Страсть рыболовная скоро сменилась страстью к ружейной охоте. В те времена оренбургские степи кишели пролетной и оседлой дичью. Нынешнему охотнику трудно представить тогдашнее обилие всякой степной и водяной дичи. Сроки охоты тогда не соблюдались, и юный охотник все лето пропадал в степи, наблюдая шумную жизнь птиц. Эти ранние охотничьи наблюдения помогли будущему писателю уже в старческие годы с замечательной свежестью продиктовать своей дочери (ослепший С. Т. Аксаков в последние годы жизни только диктовал свои произведения) «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии» — прославившуюся книгу, которую наряду с «Записками об ужении рыбы» с восхищением читали многие поколения русских охотников. Но не только охотники и рыболовы восхищались «Записками» Аксакова, выдержавшими несколько изданий еще при жизни автора. Мастерство Аксакова ценили Белинский, Чернышевский, Добролюбов. Его произведения хвалили Тургенев, Толстой, Гоголь, справедливо причислявшие Аксакова к лучшим художникам русского слова.
Залог замечательного успеха и литературного долголетия Аксакова — в народности его языка. Наверное, у каждого народа есть писатели и художники, особенно близко понятные лишь своему народу. Таким национальным писателем был Аксаков, книги которого доныне близки и понятны сердцу русского человека, человека иной жизни, чем та, что породила создания этого мастера русской прозы.
Последние годы своей жизни С. Т. Аксаков провел под Москвою в Абрамцеве. Здесь, в уютных комнатах большого дома, окруженный родными любящими людьми, диктовал он свои последние произведения, принимал дорогих гостей.
Сохранившийся дом в абрамцевской усадьбе, приобретенный создателем русского оперного театра известным меценатом Мамонтовым, стал впоследствии приютом для поколения русских прославленных художников-живописцев. Здесь жили и писали свои картины Нестеров, Серов, Врубель, Репин, Васнецов и многие другие художники. Именами талантливых русских людей прославилось Абрамцево.
По сие время стоит в Абрамцеве аксаковский старый дом.
Внизу бежит, вьется по каменистому обмелевшему руслу тихая речка Ворь, в которой Аксаков ловил некогда рыбу, сидя над «наплавком», прислушивался к любезной его сердцу деревенской тишине.До сих пор в Абрамцеве чуется аксаковский дух. Чудесны окружающие усадьбу березовые перелески. И хоть уж не ловится крупная рыба в обмелевшей Вори, но по-прежнему кукуют в березовых рощах кукушки, звонко пересвистываются иволги, воркуют дикие голуби-витютни. По освещенному полуденным солнцем каменистому дну обмелевшей реки перебегают проворные пескари, так живо изображенные Аксаковым в его произведениях.
И. А. Бунин
В далекой юности впервые прочитал я книгу бунинских рассказов. Мне запомнилась эта книга, синяя ее обложка. Что-то родное и близкое было в рассказах, изображавших жизнь русской деревни, с детства знакомую мне природу. Иными, не бунинскими были места, в которых проходили мое детство, отрочество и юность. Я жил в смоленском лесном краю. Глаза мои не видели степных бунинских просторов. Но такой же была Россия, такие же окружали меня люди, такая же бедность, те же обычаи. Так же по зимним и летним дорогам бродили нищие, входили в тесные крестьянские избы, снимали шапки, крестились на висевшие в углах иконы; приложив к груди початую ковригу черного хлеба, хозяйки отрезали ломоть, подавали милостыньку в протянутую руку нищего. Такое же ходило по нашей стороне горе-злочастье, такими же были судьбы работавших на земле людей, и так же колосились хлеба на деревенских полях, взлетали над нивами жаворонки, кричали по утрам перепела, трещали в жаркие летние дни на лугах кузнечики.
Я читал и перечитывал полюбившиеся рассказы дотоле неизвестного мне писателя, удивлялся ритму бунинской речи. Всю свою долгую жизнь я не расстаюсь с книгами Бунина. И теперь, в старости, с волнением слушаю его рассказы, которые при моей слепоте мне читают добрые люди.
Сейчас передо мной на столе лежат короткие бунинские рассказы, не вошедшие в известное девятитомное собрание его сочинений. Самые замечательные из них — его юношеские рассказы, печатавшиеся в «Орловском вестнике», в редакции которого Бунин некогда работал. Трудно поверить, что эти рассказы писал семнадцатилетний юноша, — так сжато, точно и верно описана в них природа, изображены люди. В этих ранних рассказах уже чувствуется ритм речи зрелого писателя Бунина.
Некоторые из его последних рассказов, написанных в Париже, незадолго до смерти, имеют мрачный характер, порою их неприятно читать. Так подействовал на Бунина долгий отрыв от родной земли.
Начинал писать Бунин в те далекие времена, когда был жив сам Лев Николаевич Толстой, имя которого чтила вся грамотная Россия. И недаром так влекло к себе это имя юношу Бунина, рано вступившего на нелегкий жизненный путь.
В начале писательского пути Бунина имя его не имело в России широкой известности среди городских читателей, мало знавших русскую деревню. Еще задолго до революции и первой мировой войны гремели в России иные, забытые теперь имена. Гремело имя Леонида Андреева, взахлеб читали Арцыбашева, петербургских и московских символистов. В Москве и Петербурге появлялись «ничевоки» и футуристы, носившие желтые кофты, кривлялся перед переполненным залом Игорь Северянин. В речи, произнесенной в 1913 году на юбилее газеты «Русские ведомости», выходившей в Москве, Бунин так говорил о модных писателях:
«Исчезли драгоценнейшие черты русской литературы: глубина, серьезность, простота, непосредственность, благородство, прямота — и морем разлилась вульгарность, надуманность, лукавство, хвастовство, фатовство, дурной тон, напыщенный и неизменно фальшивый. Испорчен русский язык (в тесном содружестве писателя и газеты), утеряно чутье к ритму и органическим особенностям русской прозаической речи...»
В произведениях Бунина нет и следа сентиментальной слащавости, на которую так падки некоторые люди, не умеющие отличать правды от лжи. В писаниях своих Бунин не лгал, так же как не лгали Толстой, Пушкин и Гоголь. Отсутствием фальши и лжи объясняется долговечность произведений настоящих художников-писателей.