Дай лапу, друг медведь !
Шрифт:
– Погоди, погоди!
– оживился старик.
– Это на правом краю поля?
– На правом, - подтвердил Андрюшка.
– Знаю те березы. Сам на них сиживал. Место ловкое!..
– Просидели часа полтора, - продолжал Андрюшка, - или два. Когда стало темнеть, левее от нас, на самом краю поля, в кустах, что-то зашипело... Ну, будто велосипедная камера спустила. А потом ухнуло. Громко, даже эхо по лесу пошло. И сук треснул в лесу. Вот и все. Это, значит, позавчера было.
– По-нят-но!..
– выразительно произнес дед Макар, сел на стул напротив ребят, потер руки.
– По краю поля ходили, когда место для лабаза искали?
– Ходили, - разом ответили ребята.
– В том и промашка!
– Глаза старика заблестели, лицо стало взволнованным.
– Деревины для лабаза
– И дед направился в кухню.
Ребята переглянулись. Оба подумали об одном и том же: если бы не набродили по краю поля, в первый же вечер медведя увидели бы!..
Старик внес шумящий самовар, поставил его посреди стола.
– У медведя нос чуткий, - говорил он, заваривая чай.
– На больших-то полях, где много выходов зверя, я даже так делал: надо мне, чтобы он в каком-то углу не выходил, я там пройду по краешку да еще табаку натрушу в траву. И душа спокойна - в том месте медведь двое суток в поле не выйдет.
– Макар достал из старинного шкапа стаканы и блюдца, сахарницу с конфетами, тарелку с печеньем, стал разливать чай.
– А на Стрелихе, продолжал он, - медведиха ходит. Она и того аккуратнее. Ежели заподозрит что - лучше не жди... Ну, а вчера как? Сидели вечер аль нет?
– Сидели, - ответил Андрюшка.
– На лабаз прошли прямиком по овсу.
– Вот это ладно!
– кивнул дед и подал Андрюшке, а потом Валерке по стакану дымящегося чаю.
– Пейте на здоровье! Чаек беседе не помеха.
– Когда совсем стемнело, слышим шаги. Редкие, тяжелые. И шорох, будто ветер понизу травой шебаршит...
"А ведь точно, - подумал Валерка, - похоже было на ветер".
– Мы поняли - медведь идет. Только он не в поле пошел, а краем леса.
– Ушлая медведиха, ушлая!
– заулыбался дед.
– Всё как по-писаному! Он поднял блюдце с чаем, подул, топыря рыжеватые прокуренные усы, отпил немного.
– Значит, краем леса пошла?
– Ага, - кивнул Андрюшка.
– Понятно!.. Дошла до ваших берез и остановилась?
Ребята от удивления глаза вытаращили.
– Потом нюхтить стала.
– Старик сморщил нос и энергично потянул ноздрями воздух.
– Точно! Так и было!
– подтвердили ребята.
– А после ухнула опять и ушла.
– Нет, не ухнула, - возразил Андрюшка.
– Она зарычала, густо, сердито так...
– Заурчала?
– Старик поставил блюдце на краешек стола и помрачнел. Ежели заурчала, дело ваше, ребятки, худое. Видела она вас! Пошла в обход поля, чтобы проверить, нет ли где опять следов, дошла до берез и унюхала. И не только унюхала, а и наглядела. Вот и заурчала. Теперь она каждый вечер эти березы проверять будет. Или в другом месте кормиться станет. Вот так-то!..
– Значит, и караулить бесполезно?
– упавшим голосом спросил Андрюшка.
– На этом месте совсем бесполезно, - мотнул головой старик.
– Другой лабаз делать надо. Сегодня на поле не ходите, пускай медведиха мало-мало успокоится, а завтра прибегайте ко мне пораньше, и мы вместе на Стрелиху сходим.
Валерка вздохнул, а Андрюшка невозмутимо приступил к чаепитию.
– Дедушка, расскажи что-нибудь про медведей!
– попросил он.
– Про медведей?
– Старик погладил седую бороду.
– Рассказать можно, коли у вас такой интерес получился.
– Он налил себе еще стакан чаю, положил в него три ложечки сахарного песку, отхлебнул глоток.
– Всякий лесной зверь по-своему интересный, а медведь - на особом счету. Толковый зверь, серьезный. Помню, жил у нас за поскотиной здоровенный старый мишка, черный весь, а лапищи - на следы глядеть страшно. И вот надумал я его изловить.
– Живьем?
– удивился Валерка.
– Почто живьем? Добыть решил, на ружье, раз уж охотник... Нашел, где он в овес ходит, лабазок сделал, жду. А он, как ваша медведиха, напрямик в поле не идет. Сначала обход краем лесочка сделает - проверит, нет ли где охотника.
Ну, и причуял меня. Не пышкнул, не уркнул, а потихоньку на второе поле убрел. За две с половиной версты. На другой день я там лабаз смастерил. Он опять меня нашел и спокойненько на первое поле утяпал. Так мы недели полторы друг от дружки прятались да друг дружку выглядывали. Где ни сделаю лабаз, везде меня найдет. Думал я, думал, как его обхитрить, и придумал.– Старик помешал ложечкой чай, одним духом опорожнил стакан и продолжал: - Взял я свою фуфайку, набил соломой и посадил это чучело на лабаз на первое поле. Даже голову сделал соломенную и шапку свою напялил. А сам на втором польце сел, прямо в овес. Только темнеть стало, слышу - ломит по лесу мишка, безо всякой опаски шпарит, видать, проголодался. Так с ходу и забежал в поле. Идет в мою сторону, овсины хватает, торопится. А рожа у него такая довольная - думает, опять меня обдурил!.. Подпустил я его шагов на десять и поднялся. Ружье у плеча, только курок спустить. А медведь, верите ли, как увидел меня, так и сел. Даже рот забыл закрыть. Целюсь и вижу, как у него изо рта слюна течет и овсины падают, а глаза такие тоскливые, будто с жизнью прощается!.. Не мог я его, такого, стрелить. Опустил ружье, говорю: "Поди с миром!.." Он башкой мотнул, встал на четыре лапы и бочком, бочком к лесу. Три шага шагнет и на меня поглядит: не верит, боится, что я ему пулю вдогонку пошлю. Так шажком и ушел в лес. Больше тот медведь в овсы не ходил. А на лесных дорогах не один год после того я видел его следы, огромные следы, другого такого медведя в наших краях не бывало.
Старик умолк. Валерка заерзал на стуле.
– А если бы он напал?
– спросил он.
– Ведь десять шагов всего!.. И на земле.
– Чего уж тут нападать?
– вздохнул дед.
– Он тоже понимает - пуля опередит.
– В овес не ходил, так чем же питался?
– задал вопрос Андрюшка.
Макар усмехнулся:
– Думаешь, без нашего овса медведю не прожить? Проживет и еще жиру на всю зиму накопит. В лесу питанья хватит. Корней наковыряет, ягод пособирает, а то изловит кого.
– А если медведица с медвежатами - она может напасть?
– опять спросил Валерка.
– Хоть медведь, хоть медведиха первыми на человека не кинутся. Медведь - он человека уважает. Ежели раненый, тогда уж другой разговор, тогда кто хошь за свою жизнь биться будет.
Долго сидели ребята в этот вечер у деда Макара. Многое вспомнил старый охотник, а когда его спросили, почему перестал охотиться, ответил:
– Для настоящей охоты глаз надо вострый и руку крепкую, чтобы выстрел верный был, чтобы зверь и птица не мучились. И как я почуял, что руки ослабели и глаз притупился, так и кончил промышлять. На корзинки вот перешел. Тоже нужное дело... Десять годов уж ничьей кровинки ни капли не пролил!..
7
По-разному отнеслись Валерка и Андрюшка к тому, что дед Макар вызвался им помочь. Андрюшка был искренне рад: вмешательство бывалого охотника могло предотвратить новые ошибки; кроме того, он надеялся услышать от старика еще что-нибудь интересное о медведях.
Иначе рассуждал Валерка. То, что обращались к деду Макару за советом, как сделать лабаз, он считал мелочью. Иное дело, если старик пойдет на поле и все дальнейшие действия они будут совершать по его указке. Тогда, если даже удастся увидеть медведей, любой вправе упрекнуть: "Видели, ну и чего особого? С помощью охотника и дурак увидел бы! Вот если бы сами, одни..." А ведь переделать лабаз, перенести его на новое место невелика мудрость, могли бы обойтись и без старика.
Они вышли из деревни в одиннадцатом часу утра. Будь Валерка и Андрюшка вдвоем, на них никто не обратил бы внимания. Но они шагали рядом с корзинщиком, который не так уж часто показывался на улице, и это привлекало любопытные взгляды.
– Эй, Гвоздик-с-Могилой! Куда это вы?
Валерка, узнав по голосу своего давнего врага Борьку Сизова, бросил через плечо:
– На кудыкину гору!
– И валяйте! Хоть за кудыкину. Все равно узнаю!..
"А ведь узнает!
– с тревогой подумал Валерка.
– Пакости начнет устраивать, по всей деревне раззвонит да еще всяких обидных небылиц наприсочиняет".