Дай мне руку

— Вы уже всё знаете?

— Знаю, но вашу версию событий услышать тоже хочу.

— У меня море вопросов.

— Разберёмся, — кивнул он, — сразу после ужина.

— Я ничего не готовила, потому что не смогла развязать пояс, — пробурчала Вера, — будем есть ваши тефтельки.

— Обожаю свои тефтельки, — изобразил серьёзность министр. — Давайте пояс развяжу.

Она встала и повернулась спиной, чувствуя, как по шее бегут мурашки от его дыхания, пояс завязывался мудрёным узлом почти между лопатками. Вера чувствовала, как министр натягивает ткань, и думала, делать вид, что её это не трогает, или уже поздно.

— Понравилось платье? — тихо спросил он.

— Да, спасибо.

"Дзынь."

Он фыркнул, она вздохнула:

— В моём мире такое не носят. Но красиво. Я смогу привыкнуть.

Ткань шелестела в его руках, Вера напряжённо ждала непонятно чего, потом вздрогнула, когда он вытащил из её волос шпильку, позволив тонкому жгуту упасть на шею, медленно раскручиваясь.

— А украшения?

Вероника закрыла глаза, осторожно сказала:

— А их не слишком много?

— Благородные женщины носят столько украшений, сколько могут себе позволить их мужчины.

— Я видела на других женщинах максимум пять-семь предметов…

— Ну и что?

— На меня лились океаны зависти.

— Ну и отлично.

— Я не люблю зависть.

— А я люблю. — Он вытащил ещё одну шпильку, на Верину спину упала тонкая коса, опять пустив по шее мурашки. — Как можно не любить зависть? По-моему, это прекрасно — владеть тем, что все хотят, но не могут получить.

— В моём мире выпячивать своё богатство неприлично, самые обеспеченные люди одеваются очень скромно.

— Пусть скромностью гордятся те, у кого нет украшений, — усмехнулся он, перекладывая несколько прядей, чтобы добраться до очередной заколки, Вера чувствовала, как по коже бегут искры под его пальцами, слабым голосом выдохнула:

— У меня нет украшений.

— Теперь есть. — Он щелкнул заколкой, отпуская на волю ещё одну прядь волос. — Это всё ваше, включая то, что в сундуке в спальне. Я предупреждал, что если вы не позаботитесь об этом сами, этим займусь я.

Под его пальцами щёлкнула ещё одна заколка, голос стал ещё тише:

— Вам нравится?

"Заколки или то, что вы делаете с моими волосами?"

— Да, спасибо.

Он переложил ещё несколько прядей, невесомо перебрал волосы, расплетая косу.

— Правда нравится?

"Да, продолжайте."

— Да, — она улыбнулась, думая, сказать ему о том, что там больше нет заколок, или не стоит.

— Вы же говорили, что не любите украшения? — насмешливо прошептал министр, Вероника улыбнулась.

"Зато люблю вас."

И тут же прикусила язык, чтобы этого не сказать.

А потом подумала — почему, собственно, нет? По извечной женской жажде дождаться первого шага от него? Разве то, что он сейчас делает, его руки, его голос, разве этого мало?

"Скажу. И будь что будет."

Внутри взрывом шампанских брызг расплескались искры, грудь щекотало изнутри предчувствие невероятного, она глубоко вдохнула, собираясь с силами, полуобернулась и улыбнулась:

— Зато я люблю…

— Господин? — у порога согнулся Двейн, министр обернулся:

— Что?!

Двейн дёрнулся, склонился ещё ниже:

— Отчёты и анализ слепка матрицы от Артура.

— Я сказал, чтобы меня до утра не трогали, — прошипел министр, Двейн понизил голос:

— Вы сказали принести, как только будет готово.

— Давай, — министр нервно взял бумаги, потёр лицо и бросил: — Свободен. И чтобы я больше никого здесь до утра не видел.

Двейн виновато поморщился, кивнул, но не ушёл, ещё тише cпросил:

— Я могу поговорить с госпожой?

— Нет! — рыкнул министр, увидел расширившиеся от страха глаза Вероники и бросил: — Говори! — стремительно вышел из библиотеки и хлопнул дверью, заставив дёрнуться обоих.

Двейн медленно выпрямился и шёпотом спросил:

— Я невовремя?

— Да, — так же шёпотом ответили Вера, он виновато поджал губы:

— Простите.

Она вяло махнула рукой, вздохнула и спросила:

— Ты как?

Он повторил её вялый жест, отметающий мелочи, виновато опустил голову:

— Я должен извиниться, госпожа.

Она нервно фыркнула и с сарказмом выдохнула:

— Вы с папиком точно родня, оба сначала говорите, что думаете, и делаете, что хочется, а потом приходите такие правильные, типа "я должен извиниться". Вроде как "я не считаю, что не прав, но воспитание, все дела".

— Я неправильно выразился, — вздохнул Двейн.

— Всё ты правильно выразился, — поморщилась Вера, — и сказал ты всё правильно, не надо передо мной извиняться, я не в обиде. Просто знай на будущее, что я странная Призванная, и что если какая-то сука будет на тебя вякать, я дам ей по морде.

Он коротко рассмеялся, понизил голос и сказал:

— Говорят, Старая Лама до сих пор заикается.

— Зато истерия прошла, — пожала плечами Вера, поправила на руке воображаемые перстни и гордо заявила: — Доктор Вера лечит всё.

Он прыснул, поклонился и ушёл, продолжая смеяться.

Вероника медленно выдохнула, посмотрела на дверь, поправила волосы. Ей было страшно туда идти.

"Интересно, он слышал? А понял?"

Всё казалось таким глупым и неправильным, ей хотелось отмотать время назад и промолчать.

"Рано или поздно мне придётся отсюда выйти, так что лучше рано, пока я не успела себя накрутить."

Смелости не прибавлялось, она собралась, взялась за ручку двери, провернула и открыла. И дёрнулась, увидев министра прямо перед собой, он опирался о подоконник и смотрел в бумаги. Вера нервно улыбнулась:

— Подслушиваете?

— Ага, — кивнул он, не поднимая глаз, она фыркнула, тоже отвела глаза:

— Сейчас переоденусь и пойдём ужинать.

Он молча кивнул, она опустила голову и прошла мимо в спальню, стала дрожащими пальцами разматывать пояс, её колотило.

"Хорошо, что я вышла сразу"

Аккуратно разложив платье на кровати, она взяла с полки какую-то рубашку, потом пакостно улыбнулась и взяла ту, у которой был вырез на спине.

"Вам ведь нравится смотреть на мои мурашки, господин министр? Нравится, я знаю."