Дай мне руку
Шрифт:
— Я боюсь боли, — еле слышно выдавила она.
— В смысле? — неверяще поднял брови он.
— Чужой боли, я не могу, когда кому-то рядом больно, — она видела недоверчивое выражение его лица, но ничего больше не добавила, осторожно положила пинцет и пошла в кухню — там дребезжала крышкой закипевшая вода. Она взяла кастрюлю и подставку, вернулась в библиотеку и поставила всё на стол: — Что с этим делать?
— Ничего, пусть остывает. Что значит, вы боитесь чужой боли? Это у вас всегда было, или только здесь началось?
— Всегда, — она опять протёрла руки
— Уж постарайтесь, — с недоверием хмыкнул министр, поколебался и неохотно сказал: — Обезболивающие заклинания нельзя накладывать слишком часто, это вредно. И мне сейчас категорически нельзя, так что помочь ничем не могу.
— Ладно, — она опять начала дрожать, опять взяла пинцет, нашла глазами крупный камень и сцепила зубы, решаясь…
Из портала шагнул человек в сером комбинезоне, поклонился:
— Господин, Док прислал аптечку.
— Ставь на стол.
Парень подошёл и Вера узнала серо-зелёные глаза Эрика, они поражённо расширились, он уже хотел что-то сказать, когда министр рыкнул:
— Иди!
Парень поклонился и вышел, министр недовольно кивнул на аптечку:
— Поройтесь, там должны быть более удобные инструменты и дезинфицирующее…
В портал влетел запыхавшийся Барт, откинул с лица капюшон и испуганно уставился на Веру, потом на министра:
— Что тут у вас?
— Нормально всё, — отвернулся министр.
— Нет, не нормально! — возмущённо выпрямился маг, — неужели вы не видите, ей плохо!
— Ты знаешь, что с ней?
— Знаю. Ей нельзя заниматься таким, она — сенс!
— Что это?
— Это как маг, только без магии, — сочувственно поморщился Барт, — она чувствует вашу боль. Я знаю, что вам заклинания нельзя, но зелья-то можно, примите что-нибудь!
— Ты издеваешься? Мне ещё работать.
— Это вы издеваетесь! Вы что, не видите? — Он с досадой указал на Веру, министр сжал челюсти:
— Что ты предлагаешь?
— Нужно… я знаю! — Он озарённо распахнул глаза и исчез, через несколько секунд появившись с чёрным камешком-амулетом: — Вера, возьми!
Она протянула дрожащую руку и взяла у него амулет.
И всё стихло.
Мир как будто стал серым и плоским, боль пропала, как отрезало. Звуки доносились как сквозь вату, тем не менее, она отчётливо слышала.
— Ну, лучше? Вера? — Барт смотрел на неё испуганными глазами, она заторможено кивнула:
— Да, мне легче. Спасибо. Что это?
— Разновидность ментального щита, узкой направленности. Пользуйся. Всё, я пошёл, меня ждут. Если что, зовите. Господин, — маг поклонился и исчез, до Веры как будто издалека донёсся голос министра Шена:
— Вы не говорили об этом.
— А я должна была? — прохладно ответила она, опуская амулет в нагрудный карман, опять протёрла руки и взяла пинцет.
Стало легче, выцветший мир больше
не дрожал болью, разодранная спина министра Шена казалась нарисованной на бумаге, бутафорской, в неё совершенно не страшно было тыкать пинцетом, она точными движениями стала выбирать куски грязи, складывать на тарелку, раздвигала края ран пальцами с жутковатым равнодушием патологоанатома, который уверен, что пациенту уже точно не больно.Кто-то приходил, что-то докладывал министру Шену, тот раздавал приказы, что-то подписывал, Вера почти ничего не слышала, даже не могла сказать, в каком он настроении. Пальцы действовали ловко, но почти ничего не чувствовали, как будто рука была в перчатке, в какой-то момент она поняла, что не видит, где рана воспалена, а где — нет, вся спина была равномерно-серая, даже кровь не отличалась от грязной воды.
— Нет, — она выпрямилась и отложила пинцет, достала из кармана амулет, положила на стол и тут же согнулась от ударивших по сознанию красок мира.
— Что — нет? — с раздражением поинтересовался министр, Вера глубоко вдохнула и с трудом ответила:
— Я не могу заниматься вашими ранами в этой штуке, я ничего не вижу.
— У вас отлично получается, — возразил он.
— Нет. Я смогу так, — она сама была не уверена в этом, но полна готовности попробовать ещё раз. — Я убрала что смогла, оставшаяся грязь слишком мелкая.
— Попробуйте воду, если достаточно остыла, намочите полотенце и смойте остатки грязи.
— Хорошо. — Она опять протёрла руки, тронула воду и обмакнула в неё полотенце, отжала над шеей министра, замерев от волны боли, но быстро взяла себя в руки и повторила. Через время ей удалось справиться с собой, она осторожно смыла кровь и грязь со всей его спины, стало отчётливо видно, где раны уже напухли и воспалились, кожа схватилась кое-как, в некоторых местах очень криво, она понятия не имела, что с этим делать.
— Вроде бы, чисто, — с досадой на собственную криворукость сказала Вера, — только начало воспаляться кое-где, там, похоже, осталась грязь, но оно уже заросло.
— Режьте.
Она вздрогнула всем телом, министр обернулся через плечо, невесело улыбнулся на одну сторону и кивнул:
— Давайте, чем раньше, тем лучше.
— Здесь надо шить, а не новые дырки делать, — неуверенно попыталась шутить Вера, — может, вы всё-таки найдёте себе нормального врача?
Он улыбнулся ещё ироничнее:
— Вера, знаете, почему у меня в отделе врач, повар, бухгалтер, завскладом и прочие вспомогательные работники — сплошь непрофессионалы? — Она промолчала, неспособная даже подбросить реплику, он ответил себе сам: — Потому что я всегда предпочту проверенного дилетанта непроверенному специалисту. Режьте, хуже вы точно не сделаете.
Она тихо выругалась под нос и опять стала протирать руки, когда её внезапно озарило запоздалой мыслью. У неё есть обезболивающее, местного действия, не наркотическое, не вызывающее аллергии, не так уж много, но есть. Она настолько крепко вбила себе в голову, что её вещи больше не её, что уже даже не думала о них, а стоило бы.