Дебри

– Н-да, - сказал Джед Хоксворт, - они нарочно дали тебе драпануть, лишь бы избавиться от тебя, ты, никчемный черный сукин сын. Да-а...
– он опустил взгляд на кальсоны Моиса.

– Да-а, - сказал он, и глаза его блеснули.
– Ты ведь никогда не снимаешь подштанники. Вот именно, даже когда моешься. Но должна же быть причина. И как всякий безмозглый ниггер, ты не сообразил, что кто-то может до этого додуматься. Так вот, я додумался. Я знаю, что янки делают с такими, как ты.

Длинная, как у паука, правая рука Джеда Хоксворта вытянулась, двумя пальцами ухватила старенькие серые кальсоны за пояс и дернула, пуговицы разлетелись по комнате. Отпущенные кальсоны упали.

На правом бедре негра, грубо морщиня темную и гладкую поверхность кожи, светлело выжженное клеймо. Большая буква "Д".

С тупым, болезненным удивлением негр разглядывал отметину на собственном теле, как будто впервые увидел, как будто ждал, что вскоре она смертельно разрастется.

– Знаешь, что это такое?
– спросил Джед Хоксворт, обернувшись к Адаму.
– Насколько я понимаю, твой достойный ученик в состоянии прочесть эту букву. "Д" - это дрянь. "Д" - это дерьмо. Вот как прозвали его янки. Вот как они окрестили солдата, который ни черта не стоит. Никчемного дезертира.

Джед коротко рассмеялся.

– Н-да, - сказал он, злобно поворачиваясь к негру и тыча в него пальцем.
– И эти отметины на спине. Небось, это вовсе не жестокий плантатор тебя так располосовал. Небось, это тоже янки.

– Нет!
– вырвалось у Моиса Толбата. Теперь звук получился. Губы задвигались, и исторгли слова: - Нет, клянусь Господом Всемогущим, клянусь...

Он замолчал. Джед Хоксворт, качая головой, кисло улыбался из далека своего недоверия. Потом произнес:

– Ложитесь-ка спать. Вставать рано. Отчаливаем с первыми лучами. Я хочу поскорее убраться отсюда. Слышите?

Ухмылка исчезла с его лица. На её месте постепенно проявилось отвратительное, жалкое выражение.

– Хватит трепаться попусту, - заговорил он.
– Теперь пойдут одни расходы. Пока не соединимся снова с армией. А вы двое - теперь вы будете экономить. Теперь придется искать, чем нам заняться. Вам заняться. Пока мы не обанкротились. Пока я не разорился. Пока я...

Он уже не смотрел на Моиса. И на Адама не смотрел. Поток слов оборвался. Потом Джедин Хоксворт почти бесшумно шагнул к двери, наклонился и вышел.

Адам очень медленно повернулся и оказался лицом к лицу с Моисом Толбатом. Тот понуро стоял, вцепившись в кальсоны.

– Это неправда, - проговорил он пересохшими губами.

Взгляд Адама поневоле скользнул на то место, где была буква "Д", как будто он мог увидеть её сквозь одежду. Проследив за его взглядом, взгляд негра в отчаянии вернулся к лицу Адама.

– Нет, - сказал он.
– Нет, я имел в виду спину. Те подонки - это были не янки. Это произошло в Джорджии.

Он опустился на стул, придерживая кальсоны. Ночь была теплая, почти летняя, но он дрожал.

Адам посмотрел на него сверху вниз. Он вдруг почувствовал себя неимоверно усталым.

Моис поднял на него глаза.

– Ты должен мне верить, - вырвалось у него.
– Должен!

– Давай спать, - сказал Адам, отворачиваясь.
– Давай попробуем уснуть.

– Ты должен мне верить!
– выкрикнул Моис, крик вырвался из его груди.

Адам посмотрел на него сверху вниз.

– Я верю, - выдавил он из себя.

И начал раздеваться. Приготовился ко сну. Ни разу больше не взглянул он на сидящего на стуле человека. Но слышал его дыхание.

Он забрался на лежанку и уставился на брезентовый потолок хижины. Утром, при первых серых проблесках зари, они снимут брезент и скатают в рулон. Он подумал о пустой хижине, открытой небесам и непогоде, ночи и дню, как тело, из которого ушла жизнь. Нет, как скелет, с которого сошла плоть, одинокий, брошенный среди неоглядных просторов земли. Блуждая, взгляд его зацепился за маленький ранец на полке около печной трубы, рядом с масляной лампой, так и не погашенной. Жаль, что он не умеет молиться. Что ж, по крайней мере, сегодня он попытался, угрюмо подумал Адам. И закрыл глаза.

– Я не виноват, - говорил голос Моиса Толбата... Моиса Крофорда.

Адам молчал.

– Я, - говорил голос, - я хотел воевать.

– Давай не будем разговаривать, - сказал Адам, не открывая глаз. И услышал, как жалок его голос. Как будто горло сдавило петлей.

Потом услышал движение. Это погасили лампу. Он ждал, когда скрипнет соседняя койка. Скрипа все не было. Потом услышал в темноте дыхание. Наверное, он так и сидит на табурете, подумал Адам. Перестать бы наконец прислушиваться к этому дыханию. Потом он опять услышал голос.

– Я, - сказал в темноте голос, - я мог воевать не хуже их.

– Пожалуйста, не разговаривай, - сказал Адам. Ему пришлось сделать усилие, чтобы протолкнуть звуки сквозь петлю, стягивающую горло.

Тишина простояла недолго. Потом:

– Я мог научиться держаться на лошади. Я мог научиться стрелять. Хоть они и платят неграм только половину жалованья белого солдата. Я сражался бы и за половину. Но нет, меня не стали учить воевать.

Потом:

– Они отобрали нас. Цветных.

Потом:

– И заставили копать.

Потом:

– Копать здоровенные ямы под сортиры. А потом закапывать, когда ямы наполнятся. Выкорчевывать пни. Выворачивать камни. Прокладывать дороги. Копать под дождем. Копать под снегом. Копать.

Потом:

– Это единственное, на что годен негр. Копать.

– Пожалуйста, не разговаривай, - Адам услышал свой голос из далекого далека.

– Я мог бы воевать.

Некоторое время Адам слушал звук дыхания в темноте.

– Толбат, - сказал Адам.

– Крофорд... Я - Крофорд, - сказал голос.

– Крофорд, - сказал Адам.

– Да?
– повторил голос.

– В ту ночь, когда ты спас меня - когда вытащил из воды, - спросил Адам, - почему ты это сделал?

Ответа не было долго. Адам лежал, чувствуя, как петля сжимает горло, и ждал.

Потом услышал голос:

– Если бы ты стал карабкаться... если бы ты уцепился за полку, но не удержался и сорвался... то наделал бы шуму... и тогда остальные, кто там был, ломанулись бы туда.