Дебрифинг президента. Допрос Саддама Хусейна
Шрифт:
*******
В наших обсуждениях Ирана был один юмористический момент. Я намеренно сказал что-то не то об одном из министров его кабинета в надежде спровоцировать Саддама поправить меня и рассказать об этом человеке побольше. Саддам принял мою уловку за искреннее невежество и сказал, что я человек с низким уровнем интеллекта. Тогда Брюс сказал: "Значит, вы считаете моего друга тупым. Вы имеете в виду такую глупость, как отправка всех своих военно-воздушных сил на хранение своему злейшему врагу, Ирану, да?" В этот момент Саддам на мгновение побледнел и выглядел ошеломленным, словно не мог поверить, что кто-то посмел усомниться в его суждениях таким неуважительным образом. Во время первой войны в Персидском заливе в 1991 году Саддам направил самолеты и военно-морские суда в Иран, чтобы не быть уничтоженным. Он наивно полагал, что Иран вернет их обратно. На момент написания этой книги эти самолеты - или то, что от них осталось, - так и не вернулись в Багдад.
Частью усилий Саддама по раздуванию своей исторической значимости было выставить себя в наиболее позитивном свете и надеяться, что мы не будем знать достаточно, чтобы опровергнуть его. Саддам сказал нам, что не проявлял неуважения к аятолле Хомейни, и даже утверждал, что сделал все возможное, чтобы предотвратить излишнее празднование в Ираке после смерти иранского лидера в июне 1989 года. Он сказал, что ему позвонил один из его помощников, который злорадствовал по поводу смерти Хомейни, и велел ему проявить уважение к умершему святому человеку. Это доводит нашу доверчивость до предела. Саддам особенно ненавидел Хомейни, которого считал смертельным врагом. Я спросил Саддама, почему, если он так уважал Хомейни, он упоминал его в таких уничижительных выражениях в своих радиоречах во время войны. Тогда Саддам попросил меня назвать конкретные даты и время, а также слова, которые были использованы. Я сказал ему, что принесу их на нашу следующую встречу, если он хочет посмотреть, о чем я говорю.
Затем я спросил его об изгнании Хомейни в Ираке с 1965 по 1978 год. Когда Ирак и Иран подписали в 1975 году соглашение по Шатт-эль-Арабу, положившее конец их пограничным спорам, Саддам сказал, что две страны договорились не вмешиваться в дела друг друга. "Хомейни был гостем Ирака. Поэтому, когда в вашей стране есть гость с политическими проблемами, это не означает... что у вас плохие отношения с этой страной. Поэтому как гость мы уважаем его безопасность". После заключения соглашения он общался с репортерами и выпускал кассеты. Мы послали к нему члена РКС [Совета революционного командования], чтобы он объяснил ему соглашение между нами и шахом... Мы сказали нашему представителю, что если аятолла будет соблюдать его, то все будет продолжаться как есть. Если же он откажется соблюдать это, мы прекратим его пребывание в стране. Когда ему сообщили об этом соглашении, Хомейни сказал, что ему придется продолжать работать против шаха". В этот момент Хомейни заявил режиму, что покинет Ирак. Сначала он попытался уехать в Кувейт, но ему было отказано во въезде. Саддам утверждал, что шах пытался оказать давление на Саддама, чтобы тот оставил Хомейни в Ираке, но Саддам решил отпустить его в Париж по просьбе аятоллы.
Саддам никогда не хотел, чтобы кто-то думал, будто он сделал что-то по наущению шаха. Однако это не соответствовало историческим данным. Я думаю, Саддам не хотел выглядеть исполнителем воли шаха, выгнав Хомейни из Ирака. Даже когда он обсуждал переговоры по договору Шатт-эль-Араб, который был подписан почти за тридцать лет до наших встреч, Саддам настаивал на том, что в отношениях с шахом у него есть преимущество и что именно шах является податливой стороной в любых мирных шагах. По словам Саддама, он направил шаху письмо, в котором говорилось, что если Хомейни останется в Ираке и продолжит работать против шаха, то и иранцы, и иракцы будут считать, что правительство Саддама отказалось от своих слов. "Это одна из причин, почему правительство Хомейни так враждебно относилось к Ираку", - сказал Саддам. "Я думаю, что любой, кто придет к власти в Иране, не будет дружелюбно относиться к Ираку".
Саддам продолжал рассказывать о своих друзьях и соперниках внутри Ирака. Трудно было в это поверить, Саддам сказал нам, что ему нравятся курды. "Я не знаю, что в них такого, чем я так восхищаюсь. Может быть, дело в том, что они простые люди. Я люблю простых деревенских людей. Я лучше с ними лажу. Деревенские люди более непосредственны. Курды до 1961 года были простым народом. Любые ценные вещи в Багдаде можно было смело доверить курду. После 1961 года на севере начались старые военные действия, и правительство вынуждено реагировать. До этого они были правдивы... Но после Халабджи мы стали пользоваться дурной славой у курдов. Курды потеряли веру и доверие к нам". Странность этого заявления заключалась в том, что Саддам произнес его в скорбной манере, как будто не мог понять, почему курды так обиделись на него. Армия Саддама атаковала курдский город Халабджа с применением химического оружия в конце ирано-иракской войны. Тысячи людей погибли и еще многие тысячи были ранены, в основном мирные жители, что было официально классифицировано как геноцид против иракских курдов в отместку за их поддержку Ирана. После его падения мы узнали, что, по иронии судьбы, Саддам не отдавал приказ о применении химического
оружия в Халабдже, а узнал об этом уже постфактум. По словам Саддама, нападение на Халабджу и применение там химического оружия было делом рук генерала Низара аль-Хазраджи, бывшего начальника штаба иракской армии. Когда Саддам узнал о нападении, он был в ярости. Не потому, что нападение на невинных гражданских лиц было нарушением прав человека, а потому, что атака произошла в районе Ирака, симпатизирующем иранцам. Саддам небезосновательно опасался, что иранцы разнесут новость о применении химического оружия, чтобы сфокусировать международное возмущение на Багдаде.Проявления любви Саддама к курдскому народу не распространялись на его руководство. Он считал и Масуда Барзани, ныне президента Иракского Курдистана , и Джалала Талабани, занимавшего пост президента Ирака с 2005 по июль 2014 года, лжецами и не заслуживающими доверия политиками, которые отравили сознание своего народа против Саддама. "Очень трудно доверять словам Джалала Талабани. Он знает [мое мнение по этому поводу], потому что я сказал ему об этом с глазу на глаз: "Ночью ты занимаешь одну позицию, а утром - другую"".
Тюрбаны в политике
– ---------
Саддам не очень-то жаловал религию в политике - особенно когда она не соответствовала его потребностям. Особенно он опасался ваххабизма - строгой формы исламского фундаментализма, уходящей корнями в Саудовскую Аравию. Саддам считал, что суннитский фундаментализм представляет большую угрозу для его режима, чем шииты, составляющие большинство населения Ирака, или даже иранцы. Саддам, как и многие другие лидеры региона, пришел к власти в то время, когда арабский национализм был на подъеме. Но теперь он шел на убыль, вытесняемый исламским фундаментализмом в качестве движущей силы региона. Саддам считал, что это не принесет ничего, кроме проблем. "Все эти годы, начиная с 1977 года, я убежден - и я писал об этом, - что любая попытка привнести религию в правительство и политику приведет к оскорблению религии и повредит политике, и партия [Баас] шла вперед, руководствуясь этим принципом".
Саддам считал, что ваххабизм будет распространяться быстрее, чем кто-либо мог предположить, потому что он возбуждает людей, разочарованных неудачами арабских политических лидеров в течение предыдущих пятидесяти лет. Он говорил, что границы Ирака с Иорданией, Кувейтом, Турцией, Саудовской Аравией и Ираном делают его идеальной базой для фундаментализма. "Иракский народ жил этой жизнью в равновесии. Внесение каких-либо иностранных факторов приведет к нарушению равновесия. Поэтому, когда вы приносите в Ирак ваххабизм, Ирак может стать неуравновешенным".
Саддам использовал систему трофеев, раздавая автомобили и деньги племенным шейхам, чтобы сохранить лояльность суннитских племен. Угроза для ваххабитов заключалась в том, что они исходили из его собственной суннитской базы поддержки. Их было бы трудно искоренить, не вызвав отторжения у иракских племен, к тому же они могли рассчитывать на постоянную финансовую поддержку из Саудовской Аравии. Если бы ваххабиты могли свободно распространять свою идеологию, то его база власти разлагалась бы изнутри.
Ночью в своем трейлере я думал о том, что Саддам говорил о фундаментализме. Многие ночи я просто надевал наушники и слушал музыку, прежде чем заснуть. Но иногда что-то из сказанного Саддамом не давало мне уснуть - и это была одна из таких ночей. За все годы, проведенные за анализом Саддама, я ни на секунду не задумался о том, что он боится ваххабитов или салафитов - мусульман-суннитов, которые строго придерживаются учения Мухаммеда, изложенного в Коране и хадисах - сборнике высказываний Мухаммеда, записанных одним из его сподвижников.
Конечно, были и моменты повышенной напряженности в отношениях с фундаменталистами, в частности, в 1996 году, когда Саддам казнил одного из лидеров Дулайма, одного из крупнейших суннитских племен Ирака, по обвинению в государственной измене. Но я, как и другие аналитики, рассматривал это как демонстрацию силы Саддама и его племенной сети. Мы не обнаружили в этой казни никакого религиозного подтекста. Мы знали о растущем фундаменталистском движении в Ираке, которое скрывалось от Мухабарата и с подозрением относилось к Соединенным Штатам. Но на этом все и ограничилось. Как аналитики, мы просто предполагали, что это еще одна группировка, которую Саддам подавит, если она станет серьезной угрозой. Однажды ночью я ворочался и ворочался, размышляя о том, в чем же заключался недостаток нашего анализа. Как получилось, что Багдадский мясник боялся суннитов, которые составляли основу его поддержки? Хотел он того или нет, но Саддам давал нам подсказки о человеке, скрывавшемся за мифом, и кое-что из того, что он говорил, было именно тем, что Белый дом не хотел слышать. Вместо карикатуры на тирана, которая существовала на Западе, Саддам говорил, что существуют противодействующие факторы, которые он должен учитывать при управлении страной, и что даже он должен осторожно подходить к политике племен в суннитском сердце.