Дедушка русской авиации

— Спасибо, гражданин Полторацкий, я оценил вашу правдивость, эрудицию и логику изложения. Ваша версия происшедшего?

— Самоубийство.

— Почему именно самоубийство?

— Потому что никто Воскобойникова не вешал, он сам повесился на этой чертовой веревке. Типичный армейский суицид.

— Мотивы самоубийства?

— Служба в Советской Армии.

— И только?

— И только.

— Почему же вы тогда не вешаетесь?

— Все люди устроены по-разному. Такие как я, как правило, сами себя не убивают. Воскобойников же, по-видимому, был тонко устроен, и потому не смог жить в аномальной среде. Кроме того, в нем, возможно, были гены самоубийства.

— Об аномальной среде — поясните, если можно.

— Можно. Вам как юристу, наверняка известны первые строки американской Декларации независимости: «Каждый человек от рождения является свободным и имеет некоторые неотъемлемые права, включая право на жизнь, свободу и стремление к счастью». Грамотно излагал старик Джефферсон, ничего не скажешь. Если брать что-нибудь поближе к нам, пожалуйста: «Человек рожден для счастья, как птица для полета» — Максим Горький. В армии свободы и счастья нет, а есть служба — так называемый «священный долг» и так называемая «почетная обязанность». Раньше, видимо, люди были почестнее, и эта бодяга называлась «воинской повинностью». Повинностью! Так что, все мы, по сути, без вины виноватые, жертвы армейского Молоха, системы принудительной службы и принудительного, заметьте, труда — бесплатного, зачастую бессмысленного, иногда очень тяжелого, иногда очень противного. Я имею в виду, например, уборку говна в солдатском сортире. В общем, все это очень хреново, особенно на фоне затяжной полярной ночи. Где солнце? Запарился народ без солнца.

— Солнце появится через несколько дней. Теперь, пожалуйста, о генах.

— Гены — более спорная категория. Я прочитал где-то о гипотезе одного ученого. Суть ее в том, что в каждом человеке есть гены самоубийства. У большинства людей эти гены содержатся в малых количествах. Но есть такие граждане, у которых концентрация этих генов гораздо выше предельно допустимой нормы. При любом удобном случае такие люди убивают себя.

— Что значит — при любом удобном случае?

— Это значит при любом. От самого уважительного — скажем, личная трагедия, смерть близкого человека, тяжелая болезнь, и так далее, и до самых мелких. Могу рассказать реальный случай — мужику нахамили в автобусе, а он после этого взял и выбросился с двенадцатого этажа. В данном случае, по-видимому, накапливался депресняк, а затем произошел некий всплеск — и привет.

— Как вы считаете, непосредственный повод для самоубийства у Воскобойникова был? Как у того мужика, которому нахамили?

— До вчерашнего вечера я был в госпитале, поэтому насчет повода не знаю.

— А этим поводом не могла быть ваша встреча в туалете?

— Нет. Когда я зашел в ватерклозет, Воскобойников задумчиво курил у окна и на меня даже не посмотрел. У меня тоже к нему вопросов, жалоб и предложений не было. Я помочился, вышел, лег в койку и заснул. Каюсь — руки не вымыл, ибо находился в сомнамбулическом состоянии. Для справки — за все время совместной службы с Воскобойниковым я его и пальцем не тронул, слова кривого ему не сказал. Он был тихоней, а я всегда считал для себя недостойным обижать таких людей. Они же безответные, безропотные. У меня в этом отношении принцип действует железно.

— Вы говорите, Воскобойников был тихоня, безответный. Но как у него хватило силы воли, характера на такой поступок? Ведь самоубийство — это поступок, не так ли?

— Согласен. О генах я сказал, теперь — о силе характера. У каждого человеке есть потенциальные возможности, которые реализуются только в критических, экстремальных ситуациях. У Воскобойникова, по-видимому, был необходимый волевой потенциал. Кроме того, недаром говорят: «в тихом омуте черти водятся».

— Излагаете вы очень убедительно, но…

— Я знаю, что вы хотите сказать. Умник всегда немного подозрителен. Но прикидываться дурачком как-то западло.

— В таком случае у меня к вам больше вопросов нет. Подпишите протокол, пожалуйста.

Следователь пододвинул Игорю почти пустой листок, где были записаны только анкетные данные Полторацкого и несколько формальных вопросов и ответов.

— А где все остальное?

— Остальное не нужно. Я уверен, что вы здесь абсолютно ни при чем.

Новый порядок

Ночью Полторацкий поднял ТЭЧ.

— Деды, черпаки, караси, духи — подъем! Кобыхнов, Лада, Жужгов и Бегичев — спать!

ТЭЧ поднималась и строилась неохотно. Некоторых пришлось персонально сбрасывать с коек и вталкивать в строй.

— Довожу до сведения почтеннейшей публики следующее! Я никого не застучал, хотя и мог бы в отместку за пошатнувшееся здоровье. А оно-таки пошатнулось, и еще как — яйца чуть не отвалились! А если бы я стал импотентом, а? А олигофреном — после близкого знакомства с табуреткой? А если бы мне отпилили челюсть? Даже подумать страшно! Но перейдем к делу. Отныне в ТЭЧ вводится новый порядок! Есть один дед — Кобыхнов, один черпак — Лада, два борзых карася — Бегичев и Жужгов. Я и Володя Гиддигов — вне конкурса. Все остальные — караси, за исключением четырех духов. Подчеркиваю — четырех! Черемисов отныне — вечный дух, прямой наследник Вити Китаенко! Вопросы?

Вопросов не последовало.

— Теперь вторая проблема — Воскобойников. Тут вы немного перестарались, граждане экс-дедушки и экс-черпаки — у него все ноги в синяках. Соответственно, у вас могут быть крупные неприятности. Поэтому настоятельно рекомендую на допросах твердить одно и то же — ТЭЧ живет по уставу, хочет завоевать честь и славу. И еще отпуск и ранний дембель. У меня все. Отбой!

Капитан Нечипоренков

На следующий день приехала комиссия — три подполковника из политотдела корпуса. Они тоже обосновались в канцелярии ТЭЧ и, подобно Дроздову, вызывали поочередно солдат то ли на допросы, то ли на беседы, то ли на разговоры по душам. Но содержательных диалогов не получалось — бойцы ТЭЧ ограничивались тупыми односложными ответами. А Гоша не отказал себе в удовольствии поиздеваться над комиссией. Имея в активе обнадеживающее заявление Дроздова, Игорь позволил себе невинное развлечение в приятной компании. В течение полутора часов (столько длилась беседа с политотдельцами) Полторацкий поочередно разыгрывал то законченного дебила в третьей стадии олигофрении, то высоколобого интеллектуала, цитирующего Ницше, Спинозу и Кьеркегора.

В итоге комиссия уехала ни с чем. Воскобойникова в цинковом пиджаке увезли хоронить на родину, Варфоломееву, Рудыку и Охримчуку влепили строгие служебные и партийные взыскания, Курбатова разжаловали в рядовые, а ставшие вакантными сержантские лычки повесили на Кобыхнова.

Одновременно с этим в ТЭЧ появился новый замполит — капитан Нечипоренков. Капитан знавал в жизни и лучшие времена. Еще совсем недавно он был растущим перспективным политработником, замполитом соседнего авиаполка в звании майора. Но Нечипоренкову крупно не повезло — его подопечный старослужащий воин, упившись «массандрой», до смерти забил карася. Убийце дали пятнадцать лет (первые пять — в тюрьме), а Нечипоренкова понизили на одну ступеньку и в звании, и в должности.

В ТЭЧ замполит прибыл с твердым намерением навести железный уставной порядок и восстановить свое реноме. Обо всем этом Нечипоренков прямо заявил ТЭЧевцам, собрав их в Ленкомнате. «Я, воины, хохол — упертый, як козел. Запомните это» — такими словами замполит закончил свое выступление, после чего прочитал Полторацкому и Кобыхнову отдельную лекцию о том, что младшие командиры должны быть первыми помощниками и надежной опорой. Нечипоренков выразил надежду на дружбу, сотрудничество и взаимопомощь, а для начала предложил сержантам регулярно докладывать ему обо всем, что творится в подразделении (о нарушениях устава, дисциплины и распорядка дня — в первую очередь). Полторацкий в ответном слове был изумительно краток: «Служим Советскому Союзу, товарищ капитан!». Нечипоренков довольно улыбнулся и угостил сержантов дефицитными болгарскими сигаретами «Стюардесса». На том и разошлись.

Дух Филимонов

Еще одним новичком ТЭЧ был рядовой Максим Филимонов. Осенью прошлого года он был с позором изгнан с пятого курса Ленинградского высшего военно-политического училища войск ПВО страны имени Ю. В. Андропова (причина отчисления осталась тайной) и направлен служить в Кирк-Ярве. Сначала Филимонов кантовался на командном пункте «4-й километр». Лафа продолжалась всего пару месяцев — экс-курсанта невзлюбил комполка Варфоломеев. «Уберите отсюда эту наглую рожу» — потребовал суровый подполковник, и «рожу» задвинули в ТЭЧ, подальше от начальства.