Дедушка русской авиации

— Журналистка.

— Вай! Откуда она здесь взялась?

— От верблюда.

— Какой интересный верблюд! Последний вопрос: почему ты ее сюда не привел, паразит? Почему нам не показал, а? Совесть у тебя есть? Нет, ты скажи!

— Скажу — не привел я ее сюда, потому что вы некультурные люди. Вы женщин глазами насилуете.

— Слушай, Гоша, а ты ее случайно на жахнул? Только не дергайся, скажи — жахнул? Скажи!

— Не жахнул.

— Почему?

— Повторяю специально для тех, кто в танке: она — журналистка!

— Ну и что? Журналистки — не люди?

— Гайк, или ты сейчас заткнешься, или я тебя с говном смешаю, и скажу, что так и было!

Аветисян замолк, отошел на безопасное расстояние и оттуда выпалил:

— Ну и дурак, что не жахнул! Я бы ее обязательно жахнул! Элементарно!

После обеда Игорь перехватиил идущего на почту Маджидова и вручил каптеру буханку хлеба, завернутую в полиэтиленовый пакет.

— Зайдешь в стоквартирный дом, последний подъезд, четвертый этаж, девяносто третья квартира. Передашь посылку хозяйке или хозяину, и еще оставишь им по одному экземпляру всех центральных газет плюс окружную. На обратном пути зайдешь сюда.

Маджидов вернулся через полчаса.

— Рассказывай.

— Значит так, Гоша. Зашел, звоню, открывает баба…

— Не баба, а женщина.

— Да, женщина, правильно! Открывает женщина, с которой ты вчера в казарму приходил, корреспондентка. Я ей отдаю хлеб и газеты. Она говорит — что это? Я говорю — Гоша Полторацкий передал. Она говорит — не надо. Я говорю — берите, от хлеба отказываться нельзя — грех! От газет тоже нельзя — политически неправильно!

— Молодец!

— Да. Ну вот, она взяла и сказала «большое спасибо». Я сказал «пожалуйста» и ушел. Все.

— Отлично! Будешь ходить к ней с посылками каждый день. Действуй.

Комплексный подход

У пекарей возникли производственные проблемы. Резко похолодало, и надо было срочно утеплять пекарню, чтобы она держала тепло для нормального всхода теста. В рекордно короткий срок пекарня была отремонтирована и покрашена в темную охру с черным смоляным «сапожком», дырки заделаны, паровое отопление отрегулировано, вода из труб спущена, трубы и дымоходы прочищены, вторые рамы и недостающие стекла вставлены. Заодно привели в порядок и интерьер пекарни — покрасили подоконники, рамы, двери и косяки, побелили стены и потолок, окультурили электропроводку, установили лампы дневного света. Пекарня преобразилась — даже сдержанный майор Щербина удовлетворенно цокал языком.

Любивший комплексный подход, Гоша организовал наведение порядка и в захламленном чулане. Оттуда было выброшено не менее тонны мусора, после чего помещение отремонтировали. Майор Щербина, чье обширное хозяйство нуждалось в дополнительных площадях, объявил пекарям устную благодарность и распорядился разместить в бывшем чулане склад для хранения мебели офицерского общежития.

Как-то раз, Маджидов, вернувшийся из очередного похода на почту и в квартиру 93, выдал Игорю, помимо свежей прессы, записку. Игорь развернул свернутый вчетверо тетрадный листок, прочитал лапидарный текст: «Игорь, жду тебя сегодня в гости. Ирина», и стал готовиться к выходу «в свет». Перед уходом Игорь в раздумье лег на диван. А с какой, собственно, стати, он должен идти? Подумаешь, великая радость! Прямо как по Роберту Бернсу: «Ты свистни — собачкой прибегу!» Нет, не дождется госпожа Пелагейченко, чтобы Игорь Константинович Полторацкий перед ней унижался! Не на того напала!

Преисполнившись гордости, Игорь стремительно выскочил из пекарни и чуть ли не побежал к дому Ирины — боялся передумать и повернуть назад.

Когда муж в командировке

Игорь позвонил. Дверь открыла Ирина в нарядном платье.

— Здравствуй, Ирина! Вот, получил приглашение и пришел. Извини, на этот раз без подарка.

— Ничего, все нормально. Подарков и так предостаточно. Спасибо, что откликнулся. Вот твои тапочки.

Игорь зашел. В комнате был накрыт стол.

— Ждешь гостей?

— Все гости уже здесь.

— А Сережа?

— Он подъедет позже. Наливай.

Игорь вскрыл стоявшую на столе бутылку, разлил вино по бокалам.

— За что первый тост?

— За дружбу. За примирение. Мы ведь помирились, не так ли?

— Ну, вроде помирились.

Выпили под несколько нейтральных тостов, поговорили о пустяках, потом еще выпили.

— Смотри, так ведь Сереже ничего не останется. Он не обидится?

— Не обидится.

— Хороший парень.

— Да, очень хороший, и, кстати, очень толковый инженер с карьерной перспективой! Я чувствую себя с ним комфортно и уверенно. Но самое главное — я его люблю!

— Поздравляю. Надеюсь, твое чувство взаимно.

— Да, я его люблю, и он меня любит!

— Ирина, ты счастлива в браке, и я искренне за тебя рад.

— Да, я счастлива! Сережа — просто чудо, а ты — доморощенный гарнизонный донжуан, болван и подонок! Знаешь, почему я тогда ушла?

— В целом догадываюсь.

— Я ушла, потому что я не привыкла к такому обращению! Все мои мужчины обхаживали меня месяцами! Сережа ходил за мной как привязанный четыре года! Четыре! А ты в первый же день полез ко мне своими похотливыми губешками!

— Извиняюсь, но мы к тому времени были знакомы уже трое суток.

— Это мизер!

— Нет, не мизер. Посидела бы ты на губе — поняла бы тогда, как это много — трое суток!

— Ты хулиган, посягнувший на неприкосновенную личность! Мужчины до меня не могут дотронуться без специального разрешения!

— Да, я слышал, есть такие разрешения — в письменном виде, в двух экземплярах, с подписью и печатью профкома. Или ЖЭКа. Или кожвендиспансера.

— Не смешно.

— Где уж мне. Ну, что, Ирина Николаевна, уже ночь на дворе, мне пора. Разрешите откланяться?

— Не разрешаю.

— Почему? Мы ждем Сережу? Кстати, он что-то сильно задерживается. Я уже начинаю сомневаться в том, что он отличный семьянин.

— Сережа со своими блоками уехал на неделю в Озерский полк. Так что оставайся, будешь за него.

— Не буду.

— Ты что, совсем дебил?

— Нет, у меня твердые моральные устои.

— А вот мы сейчас проверим твои устои.

Ирина поцеловала Полторацкого в губы, крепко обняла, прижалась грудью. Гоша вздрогнул, на его лбу выступил пот. Он начал мелко дрожать. Яростно стучало сердце, кровь била в голову, кожа пошла мелкими пупырышками. Ирина положила голову на плечо Полторацкого. Игорь молчал и как заведенный, гладил Ирину по спине. Потом Ирина встала и потянула разомлевшего молодца за собой. Тот шел, прикрыв глаза.

Открыл глаза Гоша уже утром. Ирина лежала на боку, вытянувшись и тесно прижавшись к Полторацкому. Игорь обнимал гибкое горячее тело, красивое даже на ощупь.

Когда Игорь, глупо улыбаясь, пошел в родную пекарню, он столкнулся с патрулем. Знакомый прапорщик и двое солдат из аэродромной роты поздоровались с Игорем, но он их даже не заметил.

— Полторацкий! — окликнул Игоря прапорщик.

— А? Чего?

— Ты почему не здороваешься?

— Извини, Степаныч, задумался. Я вас приветствую, доблестные авиаторы, соколы Заполярья!