Дефиле по краю

– Не спится, -буркнула я, а потом, наплевав на все приличия, забралась на кровать с ногами, обняв Глеба со спины и прижавшись к нему всем телом.

– Таня…

– Я ничего не собираюсь делать, просто не могу уснуть одна, -ощущая, как напряжена его спина, я успокаивающе потерлась щекой о ткань его футболки.

Бейбарсов вздохнул, пробормотал что -то типа «вздорная девчонка» и расслабленно затих, совершенно не препятствуя тому, что мои губы касаются его плеча.

– Как это случилось?
– помолчав, спросила я. Знаю ведь, что не спит.

Он понял вопрос -не мог не понять.

– Несчастный случай. Тормоза отказали.

– Не верю. Ты говорил, что падение с «языка» тоже случайность, и что в итоге?
– зло хмыкнула я, одну руку согнув в локте и устроив на ней голову, а вторую запуская ему под футболку и проводя пальцами по вмиг напрягшемуся животу.

Мне просто нужно было прикасаться к Глебу и знать, что эти прикосновения на него действуют.

Нужно.

Экстренно необходимо.

– Таня, тут действительно несчастный случай, -Бейбарсов вздрогнул и перехватил мою руку.

– Не верю, -с нажимом повторила я.
– Я слышала ваш с папой разговор. Ты просто выполняешь его приказ и пытаешься убедить меня в том, что смерть мамы -это стечение обстоятельств. Папа в жизни не допустит, чтобы до меня дошла информация о ее убийстве и вообще о том, чем она занималась.

– Он не в курсе, чем она занималась, -Глеб повернулся ко мне лицом, переплетя наши пальцы -скорее, это было машинальное действие с его стороны, чем осознанное. Впрочем, не берусь судить.
– Я просто позвонил твоему отцу и сообщил, что Сони больше нет. Я не знал, что ты станешь свидетельницей разговора, не предназначенного для твоих ушей, и сорвешься сюда.

– То есть, планировалось мне вообще не сообщать о том, что мамы… -я нервно сглотнула и замолчала.

– Не знаю. Этот вопрос не ко мне, сама понимаешь -это ваши семейные дела и Леопольд принимает решение такое, какое считает нужным, -помедлив, отозвался отчим.

Я вздохнула и закрыла глаза. Понятно все. Папа бы до последнего скрывал от меня страшную правду.

– Таня, ты не злись на него -он же ради тебя… -начал было Бейбарсов, но я сжала его пальцы, заставляя замолчать.

– С папой я сама разберусь, не лезь в это.

Папуля, конечно, всегда действует мне во благо, но скрывать от меня смерть мамы -это уже явный перебор. И спускать на тормозах эту ситуацию я не собиралась. Хватит. Пора расставить акценты -должна же быть грань у его заботы!

– Прости меня, -выдохнула я, глядя куда -то в потолок.
– Глеб, я никогда не хотела встать между тобой и мамой, правда. Я просто не знаю, почему меня так к тебе тянет. Я просто сама не понимаю, когда ты стал мне так нужен. Со мной никогда такого не было. Может, смерть мамы -это наказание за то, что я посмела захотеть тебя?

– Не говори ерунды -к гибели Сони ты точно отношения не имеешь, -резко возразил отчим.
– Ты не виновата. Ты просто привыкла получать желаемое, и нет ничего удивительного в том, что ты решила получить Соню. Ты ведь рассчитывала, что рано или поздно она поймет, что я сломался под твоим напором, и свадьбы не будет?

– Ты с ума сошел?!
– возмутилась я.
– Да, не отрицаю, поначалу я воспринимала тебя как досадное недоразумение, ты меня злил, но я бы никогда не пошла против мамы. Никогда, Глеб. Ты стал каким -то дурацким наваждением и я надеялась, что после поцелуя смогу от этого наваждения избавиться. Дура, блин.

Господи, неужели я в него влюбилась? Иначе как объяснить тот факт, что я не готова отказаться от этого типа?

– Таня, это пройдет. Сейчас тебе будет плохо и больно, но ты ведь понимаешь, что надо это прекращать? Мы зашли слишком далеко и это не может продолжаться вечно. Смерть Сони -это финальная точка. После похорон мы с тобой никогда не встретимся -я не хочу, чтобы твой отец меня убил.

– Поцелуй меня, -каюсь, я смутно понимала, о чем он мне говорит. Я просто слушала голос Глеба и осознавала, что умру, если сейчас же не прикоснусь к его губам.

Когда это успело так въесться мне в мозг?

«Мамочка, прости меня. Я не могу это контролировать…»

Кажется, общая потеря нас с Глебом сблизила -пусть только на эту ночь. Не важно. Все слова стали пустыми и лишними.

Когда его губы осторожно, словно боясь спугнуть, прикоснулись к моим, я судорожно вздохнула. Нам обоим нужно отвлечься. И эта ночь не будет значить ровным счетом ничего.

Просто холодно.

Пусто.

Больно.

Закрыв глаза, я подалась вперед, углубляя это касание, раскрываясь ему навстречу и позволяя нашим языкам соприкоснуться.

Да, мы неправы.

Лжем сами себе.

Ошибаемся.

Но сейчас нам было хорошо -пить друг друга и понимать: мое.

Запрокинуть голову и подставить шею, зная, что он проведет по ней языком, запоминая вкус и смакуя.

Внутри что -то задрожало. Отрывисто и остро.

Из пересохшего рта вырвался сдавленный стон.

Хотелось ближе.

Внутри.

Сейчас.

Руки нетерпеливо потянули его футболку -я хотела полного контакта наших тел, не скрытых одеждой.

На счастье, Глеб хотел того же -отстранился, заставляя задрожать от пустоты и одиночества. Стянул с себя футболку, отбросил ее куда -то в сторону, и, нависнув сверху, обхватил горячими ладонями мое лицо, вглядываясь сквозь темноту и впитывая мое прерывистое дыхание.

Он что -то шептал -я не слышала, в ушах пульсировала кровь, бешеным потоком прожигая вены.

Потянулась к отчиму руками, стремясь притянуть к себе, но он опередил -наклонился, лизнул мои губы, умело избежав поцелуя, и легкими укусами спустился с шее, осторожно прихватывая кожу и заставляя дрожать от доселе незнакомой ласки.

Остро.

Болезненно.

Сладко.

Одной рукой перехватил мои запястья, заведя их за голову и заставляя меня выгибаться всем телом ему навстречу, не понимая, почему я не могу до него дотронуться.

Чего ты от меня хочешь, Бейбарсов?

Свободной рукой отчим принялся расстегивать пуговицы на моей рубашке.

Неторопливо, аккуратно, хотя, я готова была поклясться, ему хотелось просто вырвать их с мясом.

Обнажив мою прикрытую почти прозрачным бюстгальтером грудь, парен судорожно втянул носом воздух, а потом прихватил зубами затвердевший в ожидании ласки сосок. Лизнул, заставляя задрожать, вжимаясь головой в подушку и зажмуриваясь, чтобы не застонать.

Кажется, он понимал, что, возможно, эта ночь -единственное, что у нас осталось. Утром нас будет разделять грань под названием «чужие люди».