Дефолт, которого могло не быть

Совет директоров МВФ собрался 28 июля. Программа EFF была официально прекращена, и был утвержден новый механизм кредитования на 17 месяцев. Задорнов прилетел в Вашингтон «забирать деньги». В последний момент возникла проблема по поводу того, что Сбербанк не давал согласия на проведение внешнего аудита (который дипломатично называли стратегическим обзором), и Задорнов лично пообещал Фишеру, что сразу после его возвращения в Москву все оставшиеся вопросы в отношении Сбербанка будут решены. На самом деле решены они были только год спустя [221] .

Транш в 640 млн долларов был выделен 30 июля, и он стал последним кредитным траншем, который Россия получила от МВФ.

Выделение следующего транша предполагалось по результатам удовлетворительного исполнения согласованной программы по состоянию на конец сентября. Но этот транш так и не был выделен, хотя целевые макроэкономические показатели были достигнуты. Дополнительным условием для выделения второго транша было выяснение остававшихся вопросов относительно ситуации с FIMACO. Необходимо было понять, имелись ли какие-то еще невыявленные операции с этой фирмой. На момент завершения очередного обзора должен был быть представлен отчет о дополнительном аудите, проведенном фирмой PricewaterhouseCoopers, но Геращенко сделал вид, что произошло недопонимание (хотя сам в письме Камдессю согласился на дальнейшее изучение вопроса, которое, кстати, впоследствии показало, что других связанных с FIMA-

CO операций не было). В результате выделение транша было отложено до представления следующего отчета PricewaterhouseCoopers, а когда такой отчет появился, возникли другие непредвиденные проблемы.

И опять смена правительства

В августе все разъехались в отпуск. Дела в экономике шли чуть лучше, чем ожидалось (в согласованную в середине года программу МВФ заложил уже пересмотренный показатель реального роста в 3%), то, что считалось банковской системой, как-то обеспечивало взаиморасчеты (хотя потенциала для превращения сбережений в инвестиции по-прежнему практически не было), а проблемы с бартером и неплатежами, по крайней мере, не усугублялись. Но было чувство, что все это не надолго.

На политическом фронте Степашин предстал доброжелательным, но слабым главой правительства. Он пытался ни с кем не ссориться и просто избегал трудных решений. В кандидаты на пост президента он явно не годился, и это подтверждали результаты опросов общественного мнения: на выборах Примаков обошел бы его со значительным преимуществом. Политическое влияние тандема Примаков – Лужков неуклонно росло и казалось уже непреодолимым. За 10 месяцев до выборов складывалось представление, что при них перспективы у российской экономики в лучшем случае посредственные, не говоря уже о роли страны в мировых делах.

И снова Ельцин всех удивил. Всего через 82 дня после назначения, 9 августа Степашин был отстранен от должности, и на его место Ельцин назначил пребывавшего до тех пор в тени Владимира Путина. Он стал четвертым по счету главой правительства в течение года с небольшим, и сообщение о его назначении было встречено поэтому без особого интереса. Все больше поговаривали, что Ельцин может пойти в обход Конституции и при отсутствии надежной альтернативной кандидатуры переизбраться сам на третий срок.

Who is mr. Putin?

Первое впечатление о новом премьер-министре было положительное, хотя к нему и продолжали присматриваться очень внимательно. Больших изменений в составе кабинета не произошло, сохранилось прежнее руководство ЦБ, и Касьянов оставался министром финансов. Починка, взявшего на себя нелегкое бремя министра труда, во главе ГНС сменил хорошо себя проявивший еще в Башкортостане профессионал налоговой службы Геннадий Букаев. В конце августа Путин выступил с неожиданной инициативой и предложил Герману Грефу провести анализ экономических проблем страны и составить подробный план на десятилетнюю перспективу, а также программу действий на ближайшее будущее.

В определенном смысле эта инициатива ничем не отличалась от обычной практики российских лидеров, которые имели склонность составлять всяческие планы и программы; этим же, годом ранее, занималось, например, правительство Примакова. Новым было то, что Греф получил указание привлечь к работе лучшие умы внутри страны и за рубежом, невзирая на их идеологические предпочтения, а также выработать и предложить конкретные шаги по достижению тех целей, в отношении которых будет достигнут консенсус экспертов. Необычным было и то, что эта работа велась вне рамок правительства. Греф получил необходимый мандат и полномочия, в заместители ему назначили Эльвиру Набиуллину (призвав ее опять на госслужбу из частного сектора, где у нее была прекрасная работа директора Евроазиатской рейтинговой службы), и специально созданный для разработки программы Центр стратегических разработок разместили в роскошном бывшем офисе обанкротившегося СБС-Агро почти напротив Кремля.

В начале ноября Одлинг-Сми прилетел в Москву. 3 ноября он встретился с Путиным. Чубайс справедливо заметил, что Путин выглядел более собранным и решительным, чем его предшественник на премьерском посту, но, возможно, и менее обаятельным – именно недостаток обаяния, предположительно, заставил ранее Кремль принять решение в пользу Степашина, а не Путина.

В отличие от своих предшественников, новый премьер-министр к беседе хорошо подготовился и был в курсе проблематики и состояния отношений с МВФ. У него имелось четкое и ясное представление о роли фонда и о том, как он мог облегчить России доступ на рынки капиталов и официального финансирования, включая урегулирование долгов.

Свою политическую линию Путин изложил просто и понятно. Он сказал, что дальнейшие реформы его правительство намеревалось осуществлять в определенной последовательности. Он подчеркнул, что неудачи в прошлом происходили из-за желания начинать широкомасштабные реформы сразу в нескольких областях, в результате чего формировались целые коалиции противников. Они могли объединяться и выступать единым фронтом против все еще очень слабого правительства. На первых порах такой подход, возможно, и был оправдан, но на ошибках нужно учиться, и потому в будущем его необходимо избегать. Теперь следовало браться последовательно за каждую конкретную реформу и держать таким образом всех потенциальных оппонентов по остальным направлениям в неведении относительно своих дальнейших намерений. Путин, например, сказал, что «Газпром» конечно же будет реформирован, но – только когда наступит подходящий момент.

Перемены в отношениях с МВФ

Сегодня можно сказать, что серьезно меняться отношения между Россией и МВФ начали именно осенью 1999 года. До того все внимание и совместные усилия сторон были сосредоточены в первую очередь на экономических программах, призванных устранить макроэкономический дисбаланс и одновременно заложить основы для будущего роста. Теперь же работа приобретала скорее консультативный характер, и фонд в основном просто давал свои рекомендации касательно возможных вариантов действий, в том числе в области предотвращения кризисов. На профессиональном жаргоне сотрудников фонда это называлось переходом от «программного» режима к «наблюдательному» и являлось обычной и даже желательной практикой в отношениях между фондом и его членами.

В те дни, однако, эти перемены еще практически никак не ощущались. ЦБ, Минфин и сотрудники фонда по-прежнему работали вместе в рамках заключенного в июле соглашения stand-by и готовили к выделению следующий транш. Но в Министерстве экономики и в некоторых других ведомствах уже делались первые шаги на пути к переосмыслению приоритетов. И стабильно высокие цены на нефть только способствовали таким размышлениям.

То, что эти перемены начались именно после назначения Путина премьер-министром, – простое совпадение. Хотя впоследствии история, возможно, покажет, что эти независимые друг от друга события отражают созревание российского общества и национальной элиты – по крайней мере, по сравнению с первыми постсоветскими годами.