Деградация и деграданты: История социальной деградации и механизмы её преодоления

На негативную ситуацию с энергетическим воспроизводством указывает и пассивное поведение русских в бывших советских республиках. Например, современная Украина — во многом заслуга усилий русских. Ее территорию Россия освободила в войнах с Польшей и Турцией. Русские в тяжелой и долгой борьбе отвоевали степи Причерноморья, после чего построили там множество городов, в том числе такие крупные как Донецк, Одесса, Николаев, Херсон, Севастополь, Симферополь. Создали мощную промышленность. Большевики наделили Украину правами союзной республики и включили в ее состав Новороссию и Донбасс. После 1991 г. власть в Украине захватили националисты, в том числе из Галиции, присоединенной к Украине в 1939 г. усилиями Москвы и Красной Армии. Однако они отказали русским в праве на государственный язык, а значит, в праве быть государствообразующим народом Украинской республики. И эта позиция не встретила серьезного сопротивления русского населения (за исключением населения Крыма), хотя около половины ВВП создается в «русских» областях, согласившись с ролью «прочего» национального населения. Лишь русское население Молдовы, республики также созданной усилиями Кремля и трудами приехавших русских, выступило против статуса «прочего» населения и посмело создать отдельную — Приднестровскую — республику. В остальных государствах поведение русских можно охарактеризовать двумя словами — этническое безволие.

Эти строки были написаны до «революции» на Украине. Воссоединение Крыма с Россией породило надежды на возрождение «национального духа». Перед Россией стоят чрезвычайно сложные задачи — не только найти историческую перспективу для государства, но и восстановить этноэнергетику нации. Примеров решения задачи такой сложности в мировой истории немного. Обычно одновременная деградация власти и общества приводила к тому, что этнос прозябал в жалком состоянии на протяжении веков (Индия, Китай, Египет), либо растворялся среди пришельцев (шумеры, вавилоняне, ассирийцы, греки, римляне, византийцы). Поэтому решение данной проблемы требует мобилизации всех здоровых сил общества и больших материальных вложений, прежде всего в восстановлении демографической ситуации. Но деграданты настаивают отказаться от «лишних» расходов, а демографию улучшать путем массового переселения южных этносов. И эта позиция, хотя официально не приветствуется, но претворяется на деле.

Не лучше складывается положение с этноэнергетикой у народов Западной Европы. Они также теряют былую энергетическую мощь. Примерно к 2030-35 гг. у Западной Европы есть реальная перспектива превратиться в «Косово». Тогда поток капиталов и беженцев может устремиться в Восточную Европу, и квартиры в Варшаве, Вильнюсе, Риге и Таллинне станут дороже, чем во «фронтовых» Лондоне, Брюсселе, Берлине и будущем Бейруте — Париже. Сейчас такой вариант еще выглядит фантастическим (как и предположение, что Польша может превратиться в минилидера ЕЭС, потому что туда перетекут огромные капиталы и переедут на постоянное место жительство сотни тысяч богатых граждан из раздираемых этнорелигиозными конфликтами западноевропейских государств), но время бежит быстро, обгоняя иные прогнозы. Процессы деструкции в государствах Западной Европы набирают темп. Об этом свидетельствуют нарастание напряженности в этносистемах целого ряда с виду вполне благополучных государств — рост сепаратистских настроений в Шотландии (Великобритания), Каталонии (Испания), на Севере Италии. В 2007 г. Бельгия оказалась на грани раскола на фламандскую и франкоязычную части, хотя еще несколько лет назад такой вариант представлялся бы сугубо гипотетическим и малореальным.

Демократия — это политическая система, в которой интересы власти и общества совпадают в наибольшей степени, что становится мощным ускорителем развития социума. Однако со временем сцепка «власть- общество» начинает оборачиваться иной, отрицательной, стороной. Власть оказывается не в состоянии противодействовать нарастанию потребительских аппетитов в насыщаемом материальными благами обществе, и гедонизм становится ведущим культурно-идеологическим вектором в жизнедеятельности либерально-демократического сообщества. Западная Европа и США успешно (если можно так выразиться) следуют по «римскому» варианту деградации. Наступило время развлекателей. Талантливые ученые, конструкторы зарабатывают все меньше по сравнению с тем, что получают медийно известные актеры, музыканты и футболисты. Все Нобелевские лауреаты совокупно имеют доход меньший, чем одна звезда Голливуда.

Чтобы расширить поле свобод современное общество стало бороться с патриархальными ценностями. Они и вправду сковывают свободу личности. Борьба увенчалась успехом. Женщины эмансипировались, занялись карьерой. Но, одновременно, выяснилось, что женщины-эмансипэ не хотят рожать, а раскованные мужчины заботиться о потомстве (уклонение мужчин от алиментов стало своеобразным видом спорта). Оказалось, что либерализованный, высокообразованный, с полностью разрушенными патриархальными принципами этнос обречен на демографическое угасание. Кроме того, складываются формы жизнедеятельности, которые не только благоприятствуют такой тенденции, но и защищают и оберегают ее всеми возможными способами: идеологическими, культурными, политическими, юридическими. История наступления гомосексуализма — тому доказательство. Фактически же можно говорить о возникновении в обществе антисистемы, итогом которой может стать аннигиляция государства и самого социума.

Древних греков и римлян искус гедонизма развратил и затем погубил. История ставит тот же эксперимент во второй раз. Западная цивилизация продолжает хорошо развиваться технически, но с победой гедонистической культуры обозначились пределы ее биологических и национальноэнергетических возможностей. Народы развитых стран стареют, процесс депопуляции грозит стать необратимым. Население все большего числа богатых государств восполняется за счет притока иммигрантов из «третьего мира», имеющих иную ментальность и, в итоге, иной вектор эволюции. Параллельно формируются два «пылесоса»: Юг, который в силу низких издержек высасывает материальное производство из развитых государств, и Север, всасывающий излишки населения «третьего мира». Эти два потока антагонистичны друг другу, и ни к чему хорошему их взаимная работа не приведет. Правда, Западную Европу как цивилизацию хоронили не единожды, и каждый раз она выкарабкивалась из кризиса. Причины этого спасения чаще всего не осознаются, а они состоят в том, что из очередного кризиса Западная Европа выбиралась за счет раскрутки нового витка экспансионизма, причем, как правило, нового типа (эволюция шла от колониального к промышленному, от него — к научно-техническому типу экспансии). Экспансионизм же без этноэнергетического подъема успешным не бывает. Ныне Западная Европа вступила в очередной цикл цивилизационного кризиса, но на этот раз он может оказаться самым глубоким и драматичным, ибо, в отличие от прежних времен, связан с проблемой существенного снижения этноэнергетики и экспансионистского потенциала без видимых перспектив его подъема. Зато правительства и либеральное сообщество разогрели экспансионистскую составляющую энергетики народов Африки и Азии, проложив дорогу массовой миграции в Европу. Пассивные некогда этносы пришли в движение. И какой плотиной остановить теперь миллиардную массу — непонятно. Во всяком случае, античной цивилизации это не удалось, и римляне, греки, ромеи растворились в волнах пришельцев.

В США этноэнергетика пока что находится в приемлемом состоянии, но и там полным ходом идут подспудные процессы эрозии. «Римская» болезнь также набирает обороты. Но Западная Европа и Северная Америка попали в ловушку «мультикультурности». Массовая эмиграция с Юга принесла с собой такое явление как возрождение традиционного (доиндустриального) общества. Возник слоеный пирог между современной нацией и этносами со средневековыми (шариат) и родо-племенными традициями. Атомизированному гражданскому обществу с повышенной толерантностью противостоит ныне крепнущее отнюдь не толерантное и чуждое мультикулыурности политэтническое сообщество. Такое уже было на заре формирования демократического социума (XVIII–XIX вв). Тогда традиционное общество удалось «переварить», переплавить в общество гражданское, а многочисленные народности Европы — в нации. Но то было время повышенной энергетики (пассионарности) с высокой рождаемостью и без лишних сантиментов по поводу мультикультурности. Ныне все кардинально изменилось. На землю Европы и Северной Америки пришли новые, в потенции — будущие, хозяева, готовые со временем рассматривать нынешних аборигенов как «индейцев». Они создают свои политические организации, готовят кадры «революционеров», разрабатывают идеологию, обосновывающую будущий переворот. Пока их относительно мало, потому идет процесс накопления сил, чтобы в последующем бросить вызов старой системе властвования. И что в такой ситуации делать? Как избежать опасности ксенофобии, как тушить угольки возможной гражданской (этно-религиозной) войны? Опыт Югославии и Кавказа (северного и южного) показал, что горючий материал копится долго, а вспыхивает быстро и кроваво сильно.

На этом проблемы деструктивного характера не исчерпываются. Существует много дефиниций политики, среди прочих внутреннюю политику можно определить как искусство принятия и осуществления непопулярных решений во имя долгосрочных интересов общества. Но политики вынуждены предпринимать много популистских шагов, которые позволяют удержаться им во власти. Современное демократическое государство вынуждено, не считаясь с экономической эффективностью, расходовать на социальные нужды все больше средств. В итоге, дефицит госбюджета повсеместно становится не только хроническим, но и инструментом, искажающим состояние национального хозяйства. Сформировалась «финансистская» экономика, которая во все больших масштабах функционирует как экономика задолжности. Рецепт наращивания финансовой «мощи» прост, как открытый Остапом Бендером способ выгонки самогона из табуретки. Берутся материальные ценности, имеющие реальную рыночную стоимость, и под них выпускаются «секьюретиз» — ценные бумаги. Сначала первичные, в виде акций, закладных, облигаций, обеспеченных реальными активами. Затем запускаются вторичные ценные бумаги, обеспеченные первичными выпусками. Под них выпускаются третичные, обеспеченные доверием ценных бумаг первичного и вторичного выпусков. Для их технического оборота и поддержания ликвидности создана сеть бирж, инвестиционных банков, трастовых фондов. Образуется финансовая пирамида, чья устойчивость зависит от доверия держателей «инструментов рынка». В 2007 г. в США разразился так называемый «ипотечный кризис», который подобно биржевому краху 1929 г., был вызван «разводнением» ценных бумаг, то есть выпуском огромного количества вторичных и третичных суррогатных псевдоденежных обязательств, продаваемых на международных рынках. Таким образом, зарубежные клиенты (включая Россию) профинансировали операции американских банков, в том числе жилищную программу США. Такая экономическая практика есть движение к типично «римской модели» жизнедеятельности — паразитировании на чужих ресурсах во имя поддержания любой ценой высокого уровня жизни своего общества.

Надувание «мыльных пузырей» накладывается на наращивание доходов населения вне зависимости от экономической эффективности национального производства. Это удорожает стоимость товаров и ведет к свертыванию реального сектора производства, как неконкурентоспособного. Раньше такие проблемы решались за счет перехода к разного рода инновациям — от новых производств до внедрения ресурсосберегающих технологий. Однако существует и другой способ снижения издержек в цепи «производство-сбыт» — это ликвидировать одно из этих звеньев. Звено «сбыт» уменьшить, а тем более упразднить невозможно. Остается звено «производство». Вот его сократить и даже ликвидировать можно, перенеся заводы в страны с низкими издержками. Так возникает неприятная коллизия: чем выше параметры общества потребления, тем сложнее совмещать его с производством. Более полувека автомобилестроение было гордостью и визитной карточкой Соединенных Штатов. Теперь это в прошлом. За последние двадцать лет производство машин в США уменьшилось с 11 млн до 6 млн штук в год. Да и то в число 6 миллионов входит немалая доля иностранных производителей, построивших свои сборочные предприятия. Зримым свидетельством идущего процесса стал город Детройт, некогда процветающая автомобильная столица Америки. Ныне в некогда двухмиллионном городе живет всего 60 тысяч человек! Так что нет необходимости читать описания историков про опустевшие города античности, достаточно посмотреть фотографии современного города-призрака.

Сокращение производства происходит не потому, что падает спрос в стране. «Структурная перестройка» вызвана чрезмерными издержками в оплате труда всех звеньев — от уборщицы до президента компании, потому автомобили стало выгоднее собирать в других странах. Богатство общества из блага превращается в свою противоположность — в тормоз дальнейшего развития страны. К тому же в таком обществе появляется масса «непрестижных» профессий — на рабочие места не идут даже за хорошую плату. Это означает появление двух взаимоисключающих тенденций. Первая: чтобы создать общество высокого потребления, необходима экспансионистская экономика. Вторая: созданное общество потребления «остужает» экономику до состояния «пассивной». Импорт становится не просто выгоднее собственного производства, он превращается в условие сохранения общества потребления. Именно такой путь проделало первое в истории общество потребления — древнеримское, постепенно свернувшее свое производство и севшее на «импортную иглу». Ныне по такому же пути двигаются Соединенные Штаты, Западная Европа и Россия.

В 2000-е годы США сделали крупный шаг по пути деградации — солидная доля производств была перенесены в Китай, и оттуда уже значительно подешевевшие товары стали ввозиться в Америку. Безработица стала рассасываться за счет раздувания сферы услуг, в том числе связанной со спекулятивными методами обогащения. В 2008 г. этот сегмент де- градантной экономики, к счастью для Америки, обрушился. Целая группа инвестбанков, занимавшихся на деле не инвестициями, а постройкой спекулятивной финансовой пирамиды, обанкротилась. Причем выяснилась масса неприглядных деталей «быта» этой группы бизнесменов: они обогащались за счет вкладчиков, пренебрегая интересами акционеров. Со- лидные рейтинговые агентства за солидные вознаграждения присваивали рискованным бумагам инвестбанков показатели исключительной надежности, подставляя своих клиентов. Честность, деловая порядочность оказалась невыгодной. Естественно, этот процесс не прошел незамеченным и пошли разговоры про «закат Америки». Следует заметить, что «закат» США предрекали уже не однократно, но каждый раз правящий класс страны находил способы оздоровить общество. Та же задача стоит и сегодня. Во время президентства Ф. Рузвельта и Р. Рейгана государство выполнило подобную задачу, сможет ли правящая элита сделать это на современном этапе? Свершить сей подвиг на этот раз будет труднее. Гедонизм во времена Рузвельта не набрал обороты, поэтому не было ни кризиса семьи, ни спада рождаемости, ни проблемы наркомании, сохранялся контроль над иммиграцией, в стране доминировали один тип культуры и ментальности. Ныне же, помимо чисто экономических, силу набрали тенденции кризиса этноэнергетики. Для США это сугубо новая проблема. Положение пока спасает то, что полностью отсутствовало в Древнем Риме — научно-технический прогресс, инновационный сектор экономики. Создать «производство знаний» не под силу подавляющему большинству государств мира. Дешевая рабочая сила, к счастью, на постиндустриальном этапе эволюции экономики перестает быть определяющим фактором конкурентоспособности. Десять рабочих, готовых трудиться за небольшие деньги по десять часов в день, все равно не заменят одного научного работника. Но в развитых странах «производством знания» занимается небольшой процент населения, а традиционные отрасли в условиях режима свободной торговли обречены на стагнацию. Недаром в статистике таких государств цифры реального сектора отходят на второй план и заменяются показателями ВВП (валовой внутренний продукт). Такое исчисление удобно тем, что многократная прокрутка продаваемых, в том числе импортных, товаров зачисляется в экономический рост. За цифрами вала, как в свое время в советской системе, все труднее разглядеть реальное состояние дел. Такие экономические процессы негативно сказываются на социальной жизни.