Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)

– К сожалению, нет, – ответил она. – Но я уверена, если ты обратишься к Алеку, он тебе поможет. Я с ней все равно не контактирую. И, кстати, Розали только что бросала букет. Конечно, его поймала Элис. Ей пришлось потолкаться.

Мы засмеялись, а Джаспер покачал головой.

– Моя Элис.

– Да, похоже, ты будешь следующим, – сказал Эмметт.

– Думаю, да, – ответил Джаспер.

Эсме улыбнулась и игриво потрепала Джаспер по волосам, а потом удалилась.

Я быстро попрощался с братьями и пошел за ней, поймав ее на входе в кухню.

– Почему ты солгала? – спросил я.

– О чем? – неуверенно уточнила она.

– Ты сказала, что не контактируешь с Изабеллой.

Она вздохнула.

– Послушай, я пообещала твоему дяде год назад, что буду держаться в стороне. Иногда я говорю с ней, когда она звонит домой, но в остальном придерживаюсь своей клятвы и не вмешиваюсь в это. Он не хочет, чтобы люди думали, будто через меня они могут добраться до нее, и я лишь несколько раз за это время пересекла черту.

– Почему он не хочет, чтобы люди знали, где она?

– У него свои причины. Ты знаешь дядю и можешь не спрашивать. Он не действует по велению эмоций. Он подчиняется логике. Просто доверься ему, – сказала она. – Я доверилась.

– Какая разница, – пробормотал я, пробегаясь рукой по волосам. – Я просто…

– Я знаю, – ответила она, обрывая меня прежде, чем я закончу. – Ты хочешь удостовериться, что все это было сделано для чего-то, Эдвард. Она познает новое, и у нее не было бы шанса, поступи ты иначе. И это не значит, что я не хочу, чтобы она была тут, глубоко внутри я знаю, что и ты скучаешь. Но она не тут, она там, где ты хотел ее видеть.

– Она счастлива? – спросил я, в горле застрял ком, когда я произнес это слово.

Счастлива.

– А ты? – парировала она. – Я не могу говорить за нее, сам понимаешь. Ей нравится то, что она делает, она много об этом рассказывает, но одно мне кажется парадоксальным – вы даете одинаковые ответы. Я в порядке… со мной все хорошо… много дел… не надо переживать за меня… Я ни разу не услышала «я счастлива».

Она развернулась, и прежде чем я успел сказать хоть слово, вышла через заднюю дверь к Розали, которая стояла во дворе с гостями. Я недолго топтался на месте, думая, идти ли за ней, а потом решил поехать домой. Я промчался мимо Клары, и она тепло мне улыбнулась, приветствуя.

– Вы уже уходите? – спросила она.

– Да, – ответил я, возвращая ей улыбку.

Она сильно изменилась со времени приезда в Чикаго и сейчас больше походила на гребаного гостя в доме, чем на прислугу Эсме.

– Еще увидимся, Клара. Приятного вечера.

– И вам, сэр.

Я направился по улице к своему дому, замедлившись, когда заметил фигуру, сидящую на ступеньке. Когда я приблизился, то понял, что это отец. Сконфуженно я наблюдал, как он держит в руке сигарету.

– Иисусе, когда, б…ь, ты начал курить? – спросил я.

Он поднял на меня глаза и пожал плечами, смахивая пепел на асфальт.

– А когда ты начал? – спросил он, кивая на окурки, валяющиеся повсюду.

– Это не мое, – ответил я, зарабатывая любопытный взгляд. – Большинство, по крайней мере. Леа, девушка, которую Эсме прислала мне в помощь… она дымит, как гребаный паровоз.

– А-а, – сказал он, доставая пачку сигарет и протягивая мне одну с зажигалкой.

Я взял ее и подкурил, а он продолжил.

– Я помню Леа еще ребенком. Ее мать работала в благотворительном центре вместе с твоей матерью.

– Серьезно? – удивленно спросил я.

Он кивнул.

– Да, приятная леди.

Он замолчал, времяпровождение с ним казалось чем-то нереальным.

– Какая-то хрень – я курю вместе с отцом-доктором.

– Я больше не врач, – ответил он с горьким смешком, делая затяжку. – Они забрали мою медицинскую лицензию. Не могут вынести, чтобы мафиози размахивал скальпелем и иглами.

– Это полный пипец, – сказал я, ощущая вину, что поднял этот вопрос. – Прости.

Он глянул на меня и вопросительно приподнял брови.

– Ты извиняешься передо мной? – я пожал плечами, а он улыбнулся. – Да, я тоже прошу прощения. И плевать, за что. Просто прости.

– Ты сможешь восстановить лицензию после суда?

Он недоверчиво глянул на меня, но не ответил.

– Вообще-то, я начал курить после смерти твоей матери. И пить тоже. Много. Я целый год был в ступоре. Именно поэтому я оставил вас детьми. Я знаю, что вы винили себя за мое отсутствие, и не буду лгать – мне было трудно видеть вас, вы напоминали мне о своей матери. Но я просто не хотел, чтобы мои дети видели меня в таком состоянии.

– Что изменилось? – с любопытством спросил я, чувствуя небольшой дискомфорт из-за темы – мы никогда раньше не говорили об этом дерьме. – Почему ты собрался и смог, б…ь, вернуться домой?

Он пожал плечами.

– Однажды утром я проснулся и понял, что ваша мать испытывала бы отвращение к моему поведению. Так тяжко бороться, чтобы дать ей жизнь, а потом просто наплевать на собственную, забыть про все, что она для нас строила. Плохая дань ее памяти. Никудышная благодарность. Я долгое время еще продолжал пить после возвращения. Но лишь после того, как убил Свонов, я понял, что должен остановиться, в противном случае еще кто-нибудь пострадает. Спасибо Господу, что Нонна была тут и присматривала за вами. Она была хорошей женщиной.

– Да, была, – ответил я, кивая. – Больше всех похожа на настоящую бабушку.

– У тебя есть родная бабушка, она лишь в нескольких милях отсюда. Можешь увидеть ее, когда пожелаешь, – предложил он. – Не могу гарантировать, что она тебя не взбесит. Я был у нее вчера, потребовалось всего десять минут, чтобы она прошлась языком по твоей матери. Она отказывалась называть ее по имени, только «та ирландская рабыня». Она и с тобой будет себя так вести, ты слишком похож на мать.

– Спасибо, но я пас, – ответил я, кидая окурок на землю и затаптывая его, от дыма грудь горела.

Я залез в карман и достал флягу, делая глоток. Он с любопытством наблюдал за мной, и я протянул ему флягу, предлагая водку. Он поколебался, но выбросил сигарету и взял спиртное. Скривившись, он сделал глоток теплой жидкости, а потом второй.

ДН. Глава 76. Часть 3:

– Знаешь, я, наверное, не должен говорить тебе это, но мне больше нечего предложить. Я не раз облажался с тобой, я молчал, когда должен был быть откровенным, и вот сейчас у меня осталась в запасе только правда, – тихо сказал он, уставившись в землю перед собой.